Страница 22 из 147
Быстренько сбросив опостылевшее платье – вряд ли без него мне стало намного прохладнее, но психологического фактора не отнять – и оставшись в короткой сорочке, я щелчком пальцев зажгла три свечи и, прошептав несколько труднопроизносимых фраз, материализовала из воздуха сумку со своими вещами.
Симпатичненькое такое заклинание, здорово облегчает жизнь: вместо того чтобы таскать с собой громоздкую вещь, можно просто перенести ее тогда, когда нужно. Все, что тебе необходимо, – частичка этой вещи, «запомнившая» ее сущность: кусочек ткани, листок из книги, осколок зеркала… и два месяца тренировок. Ну особо одаренным – три.
Но, даже угрохав четыре месяца на изучение заклинания, я не жалела об этом. Мне намного больше нравилось носить на пальце серебряное кольцо с выковырянным из рукояти меча камнем, чем стальную махину весом в четверть пуда.
Разобрав вещи (пользуясь их малым количеством и неумением мяться, я попросту запихала всю охапку на одну из полок в шкафу) и сварив чернас, я засела за изучение стопки писем.
Различались они даже внешним видом: от криво выдранных из тетради листов, с двумя-тремя фразами, с трудом читаемыми из-за «каллиграфии» автора, до писем в конвертах на гербовой бумаге, испещренных аристократической вязью. А уж по поводу смысла… От пресловутого изгнания мышей – до продажи яда, «дабы отравить несносную соседку, грудью своей уже сманившей всех мужиков в округе»!
Но большинство – просьбы о лечении. Тщательно просмотрев даты (какой смысл идти лечить тех, кто заболел два месяца назад? Эта проблема уже саморазрешилась в ту или иную сторону), я выбрала одно – вчерашнее – и решила наведаться к отправительнице утром.
Желудок бессовестно подкинул подленькую мысль, что есть на свете такая странная вещь, как ужин. Но я, измученная жарой, храбро проигнорировала провокации, безапелляционно заявив, что из комнатной прохлады меня не вытащит даже буйствующий некромант.
Допила чернас, полистала до ночи «Историю Лиллены», мимоходом отметив, что это просто бесконечная книга: читаю уже года два, а все на одном и том же месте.
Затопила камин: с ним, к счастью, у меня отношения сложились гораздо лучше, чем с печками, – ночью в Окейне, как и в пустыне, было настолько же холодно, насколько днем – жарко.
Не устаю восхищаться героизмом местных жителей: я бы в таких условиях больше недели не протянула.
И, решив, что на сегодня с меня достаточно, я растянулась прямо на полу. Не только потому, что стелить постель было лень, – еще на нем лежал очень мя-я-ягкий, заму-у-уррр-чательный ковер…
Утром, как всегда, встала еще до рассвета – он здесь почему-то поздний – и, решив, что восход солнца – самое благоприятное время для перебежек из дома в дом: как раз уже не холодно, но еще не жарко, – оделась и пошла по указанному в заявке адресу.
Идти было действительно намного приятнее, чем вчера: восходящее – самое яркое – солнце, дурачась, раскрашивало стены серых домов в ярко-оранжевые разводы, сполохами света отражаясь от окон, пуская солнечных зайчиков в глаза соням. Утренняя прохлада приятно бодрила, наводя на воспоминания о Храмовых утренних пробежках. Я, в отличие от остальных, отнюдь не страдала ни от ранней побудки, ни от самого бега – так, в охотку пробежаться, отдышаться за кустом в лесу, в реку упасть «ненароком» – красота!
С мечтательной улыбкой на губах и воспоминаниями об этой самой «красоте» в голове, я чуть не проскочила мимо нужного дома.
Дом как дом: два этажа, оштукатуренные стены, палисадничек перед окнами. Несколько минут поразмышляв, зачем на двери висит железная петелька, я, в который раз обласкав собственную «сообразительность», догадалась взяться за нее и постучать. Очень удобное, между прочим, приспособление.
– Доброе утро! Я – ведьма. Хильда передала мне ваше письмо.
Судя по ошарашенному виду открывшей дверь женщины, она либо не относила Хильде никакого письма, либо представляла ведьму развратной бабой со стервозным взглядом и абсолютным минимумом одежды. Нет, если клиенту очень надо – то я, конечно, могу и так, но в повседневной-то жизни зачем?
– Д-д-доброе утро… – еще немножко постояв застывшим соляным столбом, она тряхнула головой, точно сбрасывая оцепенение, и уже гораздо более приветливо добавила: – Вы заходите, пожалуйста, госпожа ведьма. У меня, правда, не убрано, я не ждала…
– Ничего, – улыбнулась я. – Я сама терпеть не могу порядок наводить, так что в гнезде вечный хаос.
Судя по вздоху женщины, проблема была ей знакома до корней волос.
– Вы проходите на кухню. Только, знаете, Илна еще спит.
– А Илна – это кто? – осторожно осведомилась я.
– Так это дочь моя! Она же ангину и схлопотала! Говорила я ей: нечего ночами в одном платье гулять, так куда там! Когда вы, молодежь, нас, стариков, слушали?
Хм, знала б она, что я старше нее лет этак на тридцать…
– Вы погодите. Я пойду ее разбужу.
Интересно, чем я думала, когда ни свет ни заря пришла к больному человеку?
– Нет, что вы! Не стоит ее будить. Я лучше подожду. – Я легко примостилась на краешке стула, заваленного неглаженым бельем.
– Ну… Тогда, может, чайку?
– Давайте, – радостно согласился желудок. В смысле, я с его подачи.
За чаем и булочками с корицей я выспросила у женщины все о местных новостях – мало и неинтересные, – поинтересовалась, каким образом они умудряются выживать в этих абсолютно не приспособленных для жизни условиях (оказалось, что человек может привыкнуть к чему угодно – правда, при желании, коего у меня даже при ближайшем рассмотрении не наблюдалось), и рассказала, что в общем и целом творится во внешнем мире.
Потом проснулась Илна. Бегло осмотрев больную, поболтав по душам, попутно выяснив, как на самом деле она простыла, – далеко не на невинной ночной прогулочке в легкой одежде! – я пришла к выводу, что не так уж все и плохо, как кажется. Немножко травок, немножко магии – и мне без особого труда удалось сбить жар. Убедив девушку и ее мать, что при таком лечении Илна встанет на ноги денька через три, я взяла с пациентки клятвенное обещание не грызть больше на спор фунт льда – и ушла.