Коррекция

– А может, занять одну небольшую страну и подкормить тех, кто остался? Глядишь, и животных спасём. Жалко!

– Я не понял, кого тебе жалко, животных или африканцев? – засмеялся муж. – Открою государственную тайну. Есть планы занять то, что раньше было республикой Замбия. Населения до взрыва было восемнадцать миллионов, а сейчас, насколько могли оценить со спутников, всего тысяч восемьсот.

– А почему так мало? – удивилась Лида. – Там же не было сильных холодов.

– После катастрофы власти быстро утратили контроль за ситуацией, а города, в которых жили шестьдесят процентов замбийцев, при отсутствии подвоза продовольствия и параличе коммунальных служб стали непригодными для проживания. Люди из них побежали в деревни, а у крестьян не было ни возможности, ни желания их кормить. К тому же население Замбии очень неоднородное в этническом отношении. Одним словом, крови пролилось много, да и соседи не остались в стороне. А среди них две трети были больны СПИДом. Лекарство от этой дряни стоят дорого, откуда у замбийцев такие деньги? Так что вымирали они быстро.

– И всё это вы узнали только сейчас с помощью спутников? – с сомнением спросила Лида. – Колись, сколько жителей этой несчастной страны вы к нам притащили?

– Комитет доставил несколько человек, – ответил Алексей. – Центральной власти по-прежнему не существует, так что договариваться не с кем, просто узнали, что у них творилось. Хотели забрать Замбию через пять лет для нужд сельского хозяйства, а теперь думаем с этим не тянуть, потому что через пять лет там почти никого не останется. Язык у них английский, так что договоримся без проблем. Всех вылечим и накормим и сохраним таким образом флору и фауну. Их соседей придётся малость припугнуть, а то они любят есть не меньше замбийцев, а какие там сейчас границы!

– Только в Замбию летали или ещё куда? – спросила Лида.

– Была экспедиция в Индию. Летали в штат Уттар-Прадеш, к Гималаям. Там сохранилось достаточно тел для работы наших биологов.

– Что замолчал? Что-нибудь узнали?

– Узнать-то узнали, но ничего не поняли. Китайцы и индийцы погибли из-за одной и той же болезни. Генный анализ бактерий показал их идентичность. Похоже, что кто-то пытался поставить запрет на три основные гаплогруппы китайцев, но не преуспел. Но тогда совершенно непонятно, почему пошли на такой самоубийственный шаг. Если хотели очистить Индию и избавиться от своих лишних ртов, зачем эта затея с обменом атомными ударами? Ведь наверняка была вакцина, и были выделенные для выживания люди, которые погибли, попав под ядерный удар. Китайцы очень умны и обычно тщательно продумывают свои действия, стараясь учесть все последствия, а в этой их войне я не вижу ничего, кроме глупости. И это настораживает. Конечно, они оказались в отчаянном положении, но это не повод для коллективного самоубийства.

– А наш покровитель не мог подправить эти микробы? – предположила Лида. – Я думаю, что его главная цель не в том, чтобы сохранить как можно больше людей, а в том, чтобы дать человечеству пинок для развития. А для этого его нужно объединить и не потерять при этом духовность. То человечество, которое было до взрыва, не смогло бы объединиться.

– Не хочется мне все странности приписывать действиям высших сил, – возразил Алексей. – Так можно вообще всё объяснить божьей волей. Видно же, что он сам по какой-то причине ни во что не вмешивается, а действует только через людей.

– Конечно, – согласилась Лида. – В этом случае он всё сделал руками китайских генетиков. В нашей реальности нормальных китайцев вообще не осталось. Не считать же нормальными тех мутантов, которые жрали каторжан. А об индийцах мы ничего не знали. Но если они сохранились, то совсем мало. Уж слишком много их было, к тому же треть – это мусульмане. Без кровавой междоусобицы не обошлось бы, а если правительству при этом не удалось сохранить контроль, то вообще тушите свет! Так что эти микробы немногое поменяли, разве что нам не пришлось отваживать от своих границ миллионов сто китайских беженцев. С точки зрения любого человека, это мерзость, но он-то не человек! Не убедила? Ладно, рассказывай, куда ещё наведывались.

– Пока больше никуда. Автоматы посылаем, а люди полетят только в Штаты. Ну и завернут на Кубу. Мы обмениваемся сообщениями, но будет нелишним посмотреть самим.

– А что сейчас делать в Америке? – спросила Лида. – Там же всё засыпано пеплом, а сверху ещё снег.

– Не всё там засыпано пеплом. На юге Техаса его почти не было. Там и сделаем базу, не сейчас, а года через три. Но меня больше интересуют некоторые города. Трясло их сильно и не один раз, но многое должно было уцелеть. Пепел мог разрушить только крыши и верхние этажи, а подземные могут сохраниться в неприкосновенности.

– Хотите пограбить?

– Грабят, когда у кого-то отнимают насильно. Мы приняли одиннадцать миллионов американцев, у большинства из которых с собой ничего не было. Считай, что это их наследство.

– Тебя интересует золото?

– Зачем нам сейчас золото? – удивился Алексей. – Его тоже как-нибудь заберём, и не столько вам на украшения, сколько для технических нужд. Но это не горит, пусть пока лежит там. Меня интересует другое, например, завод микроэлектроники в городе Чандлер. Информацию мы у них скачали, но сами долго провозимся. А если позаимствуем хотя бы часть оборудования, уменьшим время на производство новых процессоров в разы. А они у американцев лучше наших. Ну и ещё кое-что в этом же духе.

– Через месяц уже вторая годовщина извержения, – грустно сказала Лида. – Небо сероватое, но солнце светит вовсю, а я не вижу у людей радости. И вряд ли дело только в затянувшейся зиме. И наши такие же, хотя не потеряли близких. На всём теперешнем поколении словно лежит печать Йеллоустона. Может быть, их дети это в себе изживут.

– Излишне драматизируешь, – не согласился муж. – Вернётся тепло, и мы снимем все ограничения. Понемногу люди оттают. Хотя нам ещё лет тридцать чистить мир и возрождать его к жизни, так что, может, ты кое в чём и права.

– Лёш, а беженцев точно больше не будет? Эта бойня, которую устроили немцы… Мы не имеем к ней отношения?

– Косвенно мы в ней виноваты, потому что прекратили приём беженцев и всем об этом заявили. Многие поверили и решили умирать дома, а тем, кто не поверил и наплевал на предупреждения, помогли умереть немцы.

– Восточные или западные?

– Там были солдаты западных, хотя вряд ли сами немцы сейчас придают значения идейным разногласиям. Их объединила общая беда. А стреляли потому, что беженцы пошли в их города. Фактически они выполнили за нас всю грязную работу. Мы не можем строить стену на границе или её минировать. И что остаётся? Стрелять? Вот дали тебе автомат и приказали стрелять в толпу людей, вся вина которых в том, что они хотят жизни для себя и своих детей. Стала бы ты это делать? Тебе сто тридцать лет, даже больше, а у нас в армии мальчишки. Мы ведь перекрыли границу с Финляндией, не используя солдат. Точнее, перекрываем сейчас. Граница тянется на тысячу триста километров, но тысячу можно не учитывать. На север никто не попрётся, особенно сейчас.

– Если не солдаты, то что?

– На расстоянии ста метров одна от другой устанавливаем стационарные лазерные установки. Наводятся и стреляют на движение взрослого человека. Ребёнок пройдёт, если будет идти один. Всех постоянно предупреждаем по радио и передали письменно в Хельсинки. Пока соблюдают договор и к нам не идут, вот только надолго ли их хватит?

– Три тысячи установок! Когда закончите?

– Через два месяца.

– Мне расхотелось с тобой разговаривать, – встала с дивана Лида. – Когда-нибудь люди обо всём узнают. Понять они смогут, простят ли?

– Мораль и действия правителя и обычного человека сильно отличаются! – сказал муж. – Разница в мере ответственности и цене ошибки. Они несоизмеримо разные, поэтому и руководствуемся мы разными мотивами. Мне не всё равно, что обо мне скажут или подумают люди и какая останется память. Но я не знаю, как можно спасти народ, который я считаю своим, не пожертвовав при этом чужими. И я не рвался на эту работу.