Страница 4 из 10
Я отшатнулся от брата.
«Нет, Эрве! Я не возьму меч. Тебя ничто не остановит, когда ты захочешь вновь забрать его. Ищи спасение сам».
Эрве ушел. Я решил, что он вернется к себе, но с того дня его никто не видел. Беспокоясь, я и его жена начали поиски, но они ничего не дали.
Вскоре на меня обрушилось несчастье. Мой слуга обвинил меня в общении с дьяволом. Но, Бог свидетель, что я в этом не повинен. Это мой Ангел – Хранитель и Наставник – иногда говорит со мной. Он либо посылает мне видения, как предостережения или предсказания, либо отвечает на мои вопросы. Тогда он говорит моими устами. Я слышу слова и стараюсь запомнить или записать их. В оправдание свое могу сказать, что все предсказания моего Ангела сбывались и все предостережения были не напрасными. И никогда не бывало, чтобы я действовал во вред людям. Обычно никто меня не тревожит, я закрываюсь в молельне и внимаю своему Наставнику, но в тот вечер, когда ко мне приходил брат, я был так взволнован, что забыл запереть двери. Была уже ночь, все в доме спали. Я, стоя на коленях, стал спрашивать моего Ангела, как помочь брату, но ответ был полон его печали: «Ты сделал свой выбор». Как не умолял я его и Господа о помощи, вновь и вновь мои собственные уста изрекали грозным, не свойственным мне голосом: «Ничего не изменить. Ты сделал свой выбор». Тогда я не знал, что меня подслушивает один из слуг, и что он донесет на меня.
Меня вызвали на допрос. Понимая, что грозит мне и моей семье, я солгал. Сказал, что повторял эти слова, изображая своего отца, который не желал примириться с братом и гневался на меня. Сказал, пытался найти мир в своем сердце, быть послушным его воле. Меня отпустили. Но благодаря моему Ангелу я знал, что это ненадолго. Рассказав все моей любимой жене, я сделал так, чтобы меня сочли пропавшим. Я спрятался в старых катакомбах и жил там. Иногда, скрываясь от посторонних глаз, я навещал свою жену.
Прошел почти год. Однажды мне пришлось совершить тайную поездку по моим делам. Чтобы оставаться незамеченным, я ехал по безлюдным дорогам. Возвращаясь, я заночевал в небольшом домишке у озера. Старики, жившие там, ласково приняли меня. Когда я сидел за столом, ужиная, я вдруг заметил на стене у изголовья кровати крест. Это был крест Эрве, я хорошо его помнил. Сколько лет этот серебряный крест с гранатами, был причиной злых насмешек над моим братом – убийцей и безумцем, украсившим себя святым крестом, будто насмехаясь над правосудием Божьим.
«Откуда у вас этот крест?» – спросил я хозяина.
«Он принадлежит господину, чья могила неподалеку».
«Что вы знаете о нем?» – спросил я в волнении.
«Только то, что он из знатных людей, и то, что он очень хотел умереть, раз сам вырыл себе такую глубокую могилу», – был мне ответ.
Старик рассказал, что около года назад он вечером услышал странные звуки, словно кто-то рычит и стонет, но понял, что это не зверь, а человек. Он вышел из дома и пошел к озеру. Неподалеку от большого дуба на коленях стоял мужчина. Старику показалось, что он хочет убить кого-то, кто лежит на земле, но приглядевшись, понял, что никого не было, а странный незнакомец продолжал яростно вонзать меч в землю, рыча и стеная. Хозяин испугался и отошел. Позже он вновь пошел туда. Яма была уже довольно глубокой, а человек продолжал копать, разрыхляя землю мечом и выбрасывая ее руками. Утром хозяин снова пришел на то место. Человека было не видно, он подошел поближе, и тут из ямы раздался стон и вылетели комья глины. Осмелившись, старик заглянул в яму. Человек, сидевший на дне, бросил на него такой безумный взгляд и так яростно замахнулся мечом, что старик поспешил уйти.
Ночью хозяева слышали ужасные стенания, но подойти к яме не решались. Наутро все стихло. Старик пошел к озеру. Заглянув в глубокую яму, он увидел безумца, лежащего навзничь с закрытыми глазами. На его груди покоился меч. Старик окликнул его – ответа не было. Кое-как спустился он в яму и понял, что человек мертв. Они вместе с женой обмыли ему голову и руки, которые потемнели от глины, и старуха сокрушалась, глядя на красивое лицо мертвеца, что тот без покаяния и в полном одиночестве обрел безвременную кончину. Закрыв его ветхой тканью, они засыпали тело землей. Крест с его шеи старики забрали и повесили в доме, молясь, чтобы кто-то, кто знает умершего господина, нашел это безлюдное место. Могилу они закапывали несколько дней. В том месте была одна глина, а силы стариков давно иссякли.
Слушая их рассказ, я плакал, а потом стал молиться перед крестом, прося прощения за гибель брата, но сам не прощая ее себе.
Утром я, скрыв свой настоящий облик под личиной пилигрима, повез крест к вдове Эрве. Я солгал ей, что Эрве перед смертью открыл свое имя старикам, живущим у озера, а я случайно услышал от них его историю и вспомнил, что знал об Эрве раньше из разных сплетен. Она не узнала меня. Мы с ней и несколькими слугами отправились за телом моего брата. Когда открыли могилу, то увидели, что он как живой. Все решили, что земля не принимает его за его прегрешения. Мы перевезли тело в дом Эрве, позвали священника. Невозможно было утверждать, что он был самоубийцей, поэтому нам удалось похоронить его по-христиански. Ныне мой брат покоится в склепе вместе с мечом, который, казалось всем, отнял у него душу.
Его гибель – моя вина, и тяжесть этой вины будет сокрушать меня до самой смерти. Однако больше некому снять с меня прегрешения. Сию исповедь по моей просьбе мой старший сын, которому я открылся, тайно положит в склеп Эрве, дабы он и я были оправданы для наших потомков. И хотя грехи наши очень тяжелы: Эрве – братоубийца, а на мне вина тех, кто умывает руки, но я, Амеди Бертлен, надеюсь на прощение».
– Ну вот, я был недалек от истины, – сказал Цоллерн-старший брату, после того как прочел ему перевод.
– Да… – вздохнул Артур, – так и вижу Эрве, который день и ночь напролет роет себе могилу.
– Он был человеком большой силы духа, но не мог противостоять мечу. И все же, я считаю, он победил, победил в полном одиночестве, оставленный всеми. Так что мы можем гордиться нашим предком. Видимо, он женился где-то в немецких землях, и привез оттуда нашу фамилию. А вдова Люциана вышла замуж за какого-то Пэллерена. Фамильной хроникой, скорее всего, занимались Бертлены, они и подправили ее для других так, что история о Старшем исчезла из поля зрении обоих родов, а фамилии стали у всех трех разные, что сыграло Бертленам на руку. Что касается духовидения Амеди Бертлена, то, возможно, он был такой не один, может быть, он и в самом деле был еретиком, состоял в какой-то секте, просто не стал писать этого в исповеди.
– А ты считаешь подобные вещи ересью?
– Не я, церковь. Я… отношусь к такому с большим подозрением, но допускаю, что способность общаться с ангелами или святыми это не всегда помешательство. В конце концов, библейские патриархи и пророки видели ангелов и говорили с ними. Почему бы некоторым людям не сохранить эту способность и в наши дни? Но все-таки грань очень тонка, да и кто ее определяет? Думаю и сам духовидец не всегда способен отличить некое послание от своей собственной фантазии, которая у таких людей развита обычно сильно. В случае с Бертленами, это, видимо некая передаваемая по наследству духовная практика, ее интересно было бы изучить.
– Хочешь попробовать?
– Я? Нет! Я слишком не верю в то, что подхожу для передачи откровения свыше, и буду сомневаться в каждом слове. А ты хотел бы?
– Не знаю… Меня и так считают ненормальным, когда я завожу речь о том, что считаю самым важным, я не знаю, откуда берутся у меня эти слова… Согласись, странно слышать о любви и доброте от человека, который готов, если что, сразу врезать. Я чувствую себя как идиот, который плывет одновременно на двух лодках – лодке любви и лодке гнева. Я прихожу в негодование, когда люди поступают неправильно, но откуда мне знать, как правильно? Когда я думаю, что люблю, дает ли это кому-то что-то хорошее, или я всего лишь стремлюсь обладать кем-то как вещью? Я давно запутался, что правильно, а что нет. Может, я и хотел бы переложить на кого-то эту ответственность… на ангела, к примеру.