Страница 57 из 93
— Чего так быстро, командир? — просипел я с отдышкой, уже с трудом удерживая себя на лавочке в вертикальном положении. Слабые старческие мышцы подрагивали от «напряжения» по всему моему телу, как будто я весь день таскал непосильную ношу. Хотелось упасть ничком и лежать, не двигаясь, как можно дольше.
— А долго ли умеючи? — Подмигнул мне Петров. — Как сам, Хоттабыч? — обеспокоенно спросил он. — Не помер еще?
— Хрен дождетесь! — Попытался хохотнуть я, но из груди вырвался лишь клекот умирающей птицы. — Потрепыхаюсь еще!
— Вы можете подождать здесь своих друзей, ваше сиятельство, — произнес секретарь.
— Спасибо, Арыхпай Атойгахович, — поблагодарил его оснаб, опускаясь рядом со мной на лавку и подставляя плечо, на которое я тут же навалился.
— Не за что! — отозвался секретарь. — Вревский, Сергей Станиславович… — Арыхпай взял в руки очередную папку. — Проходите. Великий Черный Шаман ждет вас.
Бывший ротмистр Вревский тоже попытался «держать марку» по дороге к дверям Хозяина Абакана. Но, надо признать, что у него это плохо получалось. Он едва волочил ноги, а его согбенная спина, которую он безрезультатно пытался выпрямить, напоминала горб Квазимодо [3].
Секретарь с трудом прятал то и дело прорывающуюся ехидную улыбку на губах. Похоже, он тоже вполне оценил усилия Вревского и больших иллюзий на этот счет не питал. Ротмистр находился в кабинете Великого Жреца дольше всех осужденных, посетивших его ранее. За это время я несколько раз едва не потерял сознание от постоянно усиливающейся слабости. И только хлесткие пощечины командира, не дали мне провалиться «в тину» сладостного забвения. Я уже вообще не думал, что сумею дотянуть до того момента, когда наш «фашистский друг» выйдет обратно. Но его все не было и не было.
— Хоттабыч! — В очередной раз тряхнул меня командир, возвращая в сознание. Слава Богу, что не отвесил очередную затрещину! Рука у него тяжелая — щеки после пощечин горели огнем. — Держись, старичок — «норматив» можно определить только тому, кто находиться в полном сознании! Потеряешь его, а вместе с ним можешь потерять и саму жизнь! Эти твари, что находятся в подчинении у Пожирателя Душ, махом сожрут всю твою Прану с превеликим удовольствием! И даже не подавятся! И спасибо не скажут!
— Хрена им! — Ухмыльнулся я, скручивая из дрожащих пальцев кукиш. Я едва-едва удерживался «на краю пропасти», и пытался «шутить», чтобы хоть как-то удержаться «на плаву». — Моя Прана или поперек глотки им встанет, или изойдут от нее, падлы, кровавым поносом! Я их, сука, и на том свете достану!
— Давай-давай, Хоттабыч, разговаривай со мной! — подбадривал меня командир. — Продержись еще немного… еще чуть-чуть…
— Последний… бой… — прохрипел я, едва слышно — он трудный… самый [4] …
— Что ты сказал? — Наклонился к самому моему лицу командир, не разобравший последних слов.
Конечно, этой песни оснаб не знал, либо не помнил, хоть мы и пережили общее с ним слияние памяти. Надо ему… потом… как-нибудь напеть… Но эти слова неожиданно придали мне сил…
И когда входная дверь кабинета Пожирателя Душ распахнулась я, отпихнув слабыми руками оснаба, самостоятельно поднялся на подрагивающие ноги и сделал первый шаг:
— Последний раз сойдемся завтра в рукопашной,
Последний раз России сможем послужить.
А за нее и помереть совсем не страшно,
Хоть каждый все-таки надеется дожить!
А из открытых дверей кабинета вдруг неожиданно выметнулся крепкий узкоглазый мужик, лет шестидесяти в ладно скроенном солидном костюме и в галстуке, сжимающий в правой руке короткий трехгранный «кинжал». Он резко оттолкнул в сторону «застрявшего» в дверном проеме ротмистра и стремительно, я даже глазом моргнуть не успел, подлетел ко мне. Последнее, что я увидел, пока тьма не поглотила меня, как он, взмахнув кинжалом, отработанным до идеала движением вогнал мне его в грудь… прямо в сердце… по самую рукоятку…
Лишь песня продолжала жить в моем гаснувшем сознании:
Еще немного, еще чуть-чуть,
Последний бой — он трудный самый.
А я в Россию, домой хочу,
Я так давно не видел маму!
https://www.youtube.com/watch?v=hu3994RS7VI