Страница 33 из 93
— Фух! Живы, мать его! — Я обессиленно откинулся на спинку кресла. Рубашка на спине промокла от пота, руки тряслись, а тяжелое надсадное дыхание с хрипами вырывалось груди, из которой едва не выскакивало заполошно колотившееся сердце. Давненько меня так не «бодрило»!
Я скосил глаза на все еще вялого оснаба, подающего какие-никакие, а признаки жизни.
— Так как, братишка? — спросил я его. — Получилось этих гадов достать? Или я, почем зря, чуть инфаркт не заработал?
— Удалось… — едва двигая посиневшими губами, тихо произнес командир. — Еще пятерых… ликвидировал… к еб. ням собачьим…
— Туда им, падлам, и дорога! Ибо нефиг…
Пока мы делились с командиром «впечатлениями», к нашей машине стремительно приближался сотрудник милиции. После всего случившегося, я заметил его только тогда, когда он практически влез в мое открытое окошко.
— Капитан Курочкин! — «козырнул» он. — Что у вас тут произошло… — Его глаза расширились, когда он увидел сваленные у моих ног стволы, а также бледного и неподвижно лежавшего в водительском кресле командира. Сотрудник милиции отпрянул от машины и рванул клапан кобуры:
— Руки!
— Не дури, капитан! — хрипло бросил я, не мигая глядя в направленный на меня ствол пистолета. — Я удостоверение достану?
— Доставай! — кивнул капитан. — И тоже не дури — мигом пулю схлопочешь!
— Спокойно-спокойно! — произнес я, неспешно вынимая из кармана красную корочку. Мент стойко выдержал мои манипуляции. — Сотрудник НКО «СМЕРШ» — полковник Абдурахманов! Находимся на оперативном задании… — По вытянувшемуся лицу капитана я понял, что «попал в цель». — Моему напарнику неожиданно стало плохо с сердцем… Ну, а результат ты видел — чуть под грузовик не влетели. Но пронесло!
— Это точно, товарищ полковник, — согласно закивал капитан, — повезло вам неимоверно! Так я это, товарищи, — засуетился милиционер, — сейчас Медпомощь вызову, здесь рядом телефон есть…
— Не суетись, капитан, — оснаб наконец-то открыл глаза и подал голос, — мне уже лучше! Медпомощь не нужна — сейчас пару минут посижу… И совсем отпустит…
— Есть не суетиться, товарищи контрразведчики! — Вытянулся в струнку милиционер. — С вами точно все в порядке?
— Да-да, уже лучше! — Лицо оснаба действительно немного порозовело, возвращая себе «краски» жизни и здоровья. — Почти отпустило… А знаешь что: давай-ка залезай к нам — покажешь, где тут ближайший телефон.
Капитан без лишних вопросов залез на заднее сидение автомобиля:
— Вести сможете, товарищ…
— Оснаб, — произнес Петров, подтягивая себя, уцепившись за баранку.
— Ох, ты ж… — удивился Курочкин. — А у нас уже что, официально звание оснаба восстановили?
— Ну, погоны же ты нацепил? — вместо ответа, спросил Петр Петрович.
Капитан взглянул на свои плечи, украшенные новенькими погонами, и произнес:
— Нацепил…
— А осенью жди, — ради хохмы добавил я, — еще и гонения на православную церковь ослабнут [4].
— Серьезно? — неожиданно обрадовался милиционер. — А то у меня тесть — из поповского сословия… — поспешно пояснил он, увидев наши с оснабом недоумевающие взгляды. — Больно мне наблюдать, как мучается старик… Ведь он наш, исконно русский! Патриот! За державу — последнее отдаст и в одном исподнем останется! Но вот пристрастился с детства к этому «опиуму для народа» [5] и не отучить уже… И чего мне с ним делать? Родной ведь человек! Ну, а если наше государство на послабление для церкви пойдет — так это ж для него станет просто манной небесной! Счастливым помрет старик…
[4] По мнению современных светских исследователей, встреча иерархов РПЦ с руководством СССР в сентябре 1943 года и санкционированное последним проведение собора епископов были «продуманными и рассчитанными на перспективу шагами советского руководства, чтобы, с одной стороны, перевести в правовое поле взаимоотношения с самой крупной религиозной организацией в стране, а с другой — продолжить формирование положительного внешнеполитического имиджа СССР как страны, где соблюдаются общепринятые нормы свободы совести». Уже 8 сентября нарком НКГБ Меркулов докладной запиской информировал Сталина о положительных откликах иностранных дипломатов и политэмигрантов, проживавших в Москве, на избрание митрополита Сергия патриархом.
[5] Эту фразу приписывают Владимиру Ленину, хотя впервые выражение «Религия есть опиум народа» употребил Карл Маркс в работе «К критике гегелевской философии права», опубликованной в 1844 году. Сравнение религии с опиумом Маркс позаимствовал у христианского социалиста Чарльза Кингсли — тот, правда, имел в виду не одурманивающее, а успокаивающее действие наркотика.
Ленин использовал афоризм Маркса в статье «Социализм и религия» 1905 года и повторил (со ссылкой на автора) в статье «Об отношении рабочей партии к религии», опубликованной в 1909 году.
Вряд ли выражение стало бы таким популярным, если бы не роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «12 стульев», где фраза приведена в знакомом нам виде — во время конфликта с отцом Федором Остап Бендер спрашивает у священника: «Почем опиум для народа?»