Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 93

Глава 11

— Карлович работает на фрицев? — воскликнул я, когда, расшаркавшись после ужина с радушными хозяевами, мы вышли на улицу и уселись в авто Петрова. После чего оснаб в «трех словах» поведал мне о сложившейся ситуации.

— Нет, — качнул головой командир, — он сам фриц! Агент «глубокого залегания», опытный и прожжённый диверсант из «Абвера» — целый штандартенфюрер СС Людвиг Майер! А натуральный Вильям Карлович Шильдкнехт, давно мертв, как, впрочем, и вся его семья. — Оснаб завел машину, вырулил со двора на дорогу и прибавил газа.

— Гребанное дышло! — не сдержавшись, выругался я в сердцах. — А ведь такой приятный во всех отношениях был старичок. Я думал, мы подружимся…

— Ага, и будете в валенках на завалинке вместе, попердывая, сидеть? — Незлобно подколол меня командир. — Его непосредственной задачей было сближение с тобой. Любым способом и любыми средствами! Да он в любую задницу без мыла бы влез, чтобы только завести с тобой приятельские отношения.

— И ведь получилось у него! — Я с хрустом сжал кулаки, наблюдая в окно, как мимо проносятся дома и деревья. На душе отчего-то было особенно муторно. — А этот, Жорик белобрысый, он кто? И что за хрень с ним происходила? Или это просто моя галлюцинация была?

— Нет, Хоттабыч, — продолжая нестись по вечерним московским улицам, ответил оснаб, не отрывая настороженного взгляда от дороги, — это не галлюцинация. Ты, как имеющий в числе прочих «плюшек», выданных тебе Судьбой, и Дар Мозголома, был затянут в некое общее для нас, Мозголомов, Ментальное пространство…

— Ох, ты ж! — воскликнул я. — Еще и какое-то ментальное пространство, мля… Выходит, Жорик тоже Мозголомом оказался? — Сделал я соответствующие выводы.

— И не только, — оснаб резко вильнул в сторону, заскакивая на маленькую улицу, едва ли не в одну полосу, — когда-то мы вместе служили. В штабе Деникина, — подумав добавил он, — а после провели в эмиграции бок о бок не один год. Однако, потом наши дорожки разбежались. Сейчас бывший ротмистр Вревский лижет задницу самому шефу «Абвера» — адмиралу Канарису. Выслуживается, сука, перед нацистами! — Оснаб резко тормознул и свернул в арку неприметного дворика. — Я сейчас… — резко бросил он мне, останавливая автомобиль и выскакивая из-за баранки.

Я лишь успел заметить, как на ходу «выцветают» его глаза, наполненные лютой ненавистью. Не хотел бы я попадаться сейчас под руку взвинченному донельзя командиру. Ой, не завидую я кому-то! За оснабом «тянулся» энергетический след, видимый только пробужденным Силовикам. Выглядел он как серое колышущееся марево, стремительно летящее впереди командира.

Оснаб выскочил из арки на дорогу, и его «марево» полностью поглотило проезжающий легковой автомобиль, оказавшийся в этот час единственным в этом переулке. Автомобиль вильнул в сторону, подскочил на высоком бордюре и, перелетев через тротуар, со всего маху впечатался в стену дома. Капот смялся, а лобовое стекло вспухло и пошло трещинами, словно кто-то воткнулся в него лбом со стороны салона.

Я стремительно, насколько позволял возраст, выбрался на улицу и кинулся к оснабу. Петров, вооруженный пистолетом (только нахрена козе баян?) уже открывал дверь со стороны водителя.

— Оба двухсотые [1]? — коротко осведомился я командира.

[1] Двухсо́тый — жаргон военных в значении «убитый, мёртвый, погибший». Фактически термин вошёл в обиход во время военного конфликта в Афганистане после принятия «О введении в действие Руководства по оформлению воинских перевозок в Министерстве обороны и расчётам за них», утверждённого приказом Министра обороны СССР от 08.10.1984 года № 200.

— В смысле? — не понял Петров моего выражения.

— Ах, да, — опомнился я, — ты же к этому моменту того, сам двухсотым стал… В общем, двухсотый — это труп.

— Тогда оба, — произнес оснаб, пряча пистолет под ремень и стремительно обыскивая неподвижные тела.





Хотя, не совсем — пассажир, высадивший своей головой лобовое стекло, еще продолжал конвульсивно подергиваться и «пузыриться» кровавой пеной из носа.

— Белобрысый пид. р нам хвоста прицепил? — ради проформы уточнил я, принимая из рук оснаба документы диверсантов.

— Да, он самый, — не отвлекаясь от поверхностного обыска, подтвердил мои догадки командир. Из перчаточного ящика Петров вынул ТТ [2], который тоже передал мне. — И ведь знал, падла, что я их однозначно вычислю и наглухо зачищу… — Второй пистолет, но уже немецкий «Вальтер» [3], он вынул из все еще подергивающейся руки пассажира. — Все чисто! Валим!

[2] ТТ — пистолет Тульский, Токарева 7,62-миллиметровый самозарядный пистолет.

[3] Вальтер — пистолет Walther P38 (Вальтер П38) — немецкий самозарядный пистолет 9 мм. Разработан фирмой «Карл Вальтер Ваффенфабрик».

На все про все мы с оснабом затратили не больше пары-тройки минут. Но и за это время на улице начали собираться зеваки и случайные прохожие. Запрыгнув первым в машину, оснаб дождался, когда я, кряхтя, уроню свою задницу на пассажирское сиденье и дал по газам. Он даже не удосужился дать мне возможность закрыть дверь. Колеса крутанулись с визгом и пробуксовской, командир вывернул руль, бросая машину в сторону и назад, а затем резко тормознул. Дверь хлопнула и защелкнулась по инерции. Мотор в очередной раз взревел, и мы вновь помчались, под испуганными взглядами случайных свидетелей, но уже вперед по дороге.

— Из них явно кто-нибудь срисует наши номера, — предупредил я командира, сваливая пистолеты себе под ноги.

— Сейчас это не важно, — отмахнулся Петров. — Кто в курсе, тот в курсе. А кто не в курсе — все равно ничего не выяснит.

— Думаешь, они настоящие? — Я принялся перелистывать удостоверения преследовавших нас сотрудников НКВД.

— Скорее всего, — кивнул оснаб, продолжая оставаться в напряжении. — А вот насчет людей — не уверен. Скорее всего — двойники, созданные при помощи дара псевдо-Шильдкнехтом.

Неожиданно я заметил, что от оснаба продолжает распространяться во все стороны жиденькое подобие того «марева», что за мгновения оборвала жизни двоих диверсантов. Едва видимое, какое-то дырчатое и расползающееся, на грани восприятия, но я его отчетливо ощущал.

— Петрович, а ты чем сейчас занимаешься? — Решил я зайти издалека.

— Хоттабыч, тебе что, делать нехрен? — возмутился Петров, лихо вписываясь в крутой поворот. — Не видишь — рулю!

— Да я не об этом, а об «это-о-м», — протянул я, разбросав руки в стороны, словно хотел объять необъятное. И едва не заехал в ухо командиру.