Страница 38 из 46
Она указала на небо, полное ангелов, летящих в сторону Центрального делового района, где возвышалось внушительное здание Комитиума. Украшений в честь Селистены стало еще больше.
– Никаких потасовок сегодня. Договорились?
– Постараюсь.
Они дошли до угла, где Брайс нужно было поворачивать направо, а Ханту – налево.
– Хант, я серьезно. Никаких потасовок. Нам нужно сидеть тихо.
Особенно сейчас. С недавних пор они оказались слишком близки к Офиону, а это вовсе не способствовало спокойствию.
– Обещаю, но только если ты позвонишь мне сразу же, если принц Придурок снова заявится.
– Хорошо. А ты сообщи, если Тарион вдруг тебе позвонит. Или если что-то узнаешь об…
Брайс оглянулась по сторонам. На каждом приукрашенном столбе, на каждом доме торчали камеры. Она не могла произнести вслух имя Эмиля.
Хант напрягся и подобрал крылья:
– Нам надо об этом поговорить. Я…
Его глаза потемнели. У Брайс защемило сердце. Она знала, какие воспоминания нахлынули на Ханта. Но наконец-то. Этого разговора она давно ждала.
– Брайс, я знаю, ты хочешь помочь, и это похвально. Однако, прежде чем встревать, нам нужно все тщательно взвесить.
Брайс потянулась и сжала ему руку.
– Хорошо, – сказала она, ощущая его мозолистую ладонь. – Своевременное напоминание.
– Тарион меня вчера изрядно взбудоражил, – продолжал Хант. – Вытащил столько разного дерьма из глубин. Мне стало тревожно за тебя. Если ты хочешь продолжать со всем этим… давай вначале обстоятельно поговорим.
– Хорошо, – повторила Брайс. – Но пока я собираюсь встретиться с Фьюри.
В мозгу крутилось слишком много вопросов. Она просто обязана встретиться с подругой.
– Конечно, – согласился Хант, хотя тревога и сейчас сквозила в его взгляде. – Держи меня в курсе. – Он разомкнул руки. – И не думай, что мы закончили говорить о странностях между нами.
С этими словами он взмыл в небо, не дав ей ответить.
Брайс уселась на табурет у восьмиместной стойки ее любимого чайного бара с длинным названием «Буря в чайной чашке».
Бар находился на Чернильной улице, в самом сердце Старой Площади. Стены домов этой узкой, больше похожей на переулок улочки были густо расписаны граффити. Сейчас здесь царила тишина. Большинство магазинов открывались позже. Работали только бар и маленькая, торгующая через окно пекарня, втиснувшаяся между двумя салонами татуировки. Ближе к полудню начнут открываться едальные заведения. На тротуарах появятся столики и скамейки. Но окончится обеденный перерыв у окрестной офисной публики, и Чернильная снова затихнет до вечера. Тогда начнется вторая волна: окончившие работу поспешат сюда пропустить по кружке пива, угоститься коктейлем и снова перекусить. Третья придет с заходом солнца, когда на улицу повалят толпы пьяных придурков.
– Доброе утро, Би, – поздоровалась Юнипера. – Хотела повидаться с тобой перед репетицией.
Вьющиеся волосы фавны были уложены в элегантный шиньон. Коричневая кожа сияла на утреннем свете. Юнипера стояла рядом с Фьюри. Та сидела на табурете и что-то листала в телефоне.
– Привет. – Брайс чмокнула подругу в шелковистую щечку. – Потрясающе выглядишь. Даже завидно.
– Посмотрела бы ты на меня через час, – засмеялась Юнипера. – Пот будет с меня хлестать ручьями.
– Ты и тогда останешься потрясающей, – сказала Брайс; Фьюри кивнула, не отрываясь от экрана. – Девочки, вы уже сделали заказ?
– Угу, – ответила Фьюри, откладывая телефон. – Так что присоединяйся.
– Мой навынос, – пояснила Юнипера и постучала по своей темно-синей полуоткрытой балетной сумке, откуда выглядывало ее розовое трико.
Брайс смотрела на подругу. Юнипера была настоящей красавицей. Изящная, высокая, тонкая. Никакого намека на «неподходящее телосложение», как когда-то заявляли Юнипере.
Брайс мысленно представила себя на месте фавны. Представила ощущения, когда ты торопишься на утреннюю репетицию с балетной сумкой, где лежит все нужное для танцев, а не бумаги и прочая офисная дребедень. Брайс уперлась в ножные перила и попробовала вытягивать и изгибать ступни, словно проверяя силу и податливость балетных туфелек.
Ей был хорошо знаком подъем, который охватывает во время выступления. Она жаждала этого состояния в Нидаросе, танцуя с небольшой группой на школьных переменах. Брайс была лучшей танцовщицей в городе и во всей их гористой округе. А потом она приехала в Лунатион и узнала, внутри какого хрупкого пузыря жила до сих пор. Если честно, она сомневалась, что сумела бы продержаться с таким упорством, как Юнипера, но… при виде фавны в ней шевельнулось что-то из давних мечтаний и устремлений.
Брайс сглотнула, вздохнула, смахивая паутину несбывшихся желаний. Дважды в неделю она танцевала у госпожи Кайры, и это доставляло ей немало удовольствия. Когда-то эта женщина блистала на сцене городского театра, пока не решила открыть свою студию. Кайра понимала ее состояние.
– Что вы сегодня репетируете?
– «Марселину», – ответила Юнипера, и ее глаза вспыхнули. – Но у меня там нет ведущей партии.
– А я думала, ты все эти недели репетировала с расчетом на главную роль, – удивилась Брайс.
– Оказалось, что костюм Марселины на Юнипере не смотрится, – сухо пояснила Фьюри.
– Это часто становится решающим в распределении ролей, – быстро добавила Юнипера. – Но я довольна сольной партией.
Брайс и Фьюри переглянулись. Она вовсе не была довольна. Но после весенних событий городской театр словно побаивался перемен и отложил многое из задуманного. Это касалось и перевода Юниперы из разряда солисток в примы.
Юнипера была не настолько наивной, чтобы не догадываться о других причинах. Сидя с подругами, она часто задавалась вопросом: не являлось ли это местью? Ведь тогда, в бомбоубежище, она единственная потребовала, чтобы двери не закрывали раньше времени, и это помогло многим людям укрыться. Она не побоялась возразить богатейшим меценатам театра, совсем не думая о последствиях для своей карьеры.
Первая фавна, принятая в труппу ведущего театра. И вдруг – прилюдное обвинение меценатов в трусости и эгоизме.
Как говорят в таких случаях, сама себе подгадила.
Юна уселась рядом с Брайс и вытянула свои длинные ноги. Еще один год за кулисами в ожидании, когда представится случай блеснуть.
– И кто вместо тебя будет танцевать Марселину?
В театре существовало правило: главные роли не были закреплены за кем-то одним. Их попеременно танцевали разные примы и признанные солистки.
– Коринна, – с подозрительным бесстрастием ответила Юнипера.
– Да ты в двадцать раз ее превосходишь. – Брайс нахмурилась.
– Нет, – тихо засмеялась Юна.
– Не нет, а да, – возразила Фьюри.
– Давай признавайся, – сказала Брайс, пихнув Юниперу локтем. – Не надо ложной скромности.
Юна пожала плечами и улыбнулась официантке, протянувшей ей зеленый чай в стакане с крышкой.
– Хорошо. Может, в два раза.
– Вот это мне нравится, – похвалила Фьюри и кивком поблагодарила официантку, подвинувшую ей керамическую чашку с заказом.
Юнипера сняла крышку и подула на обжигающе горячий чай.
– Ты думала над предложением от труппы Хеприн? – спросила Брайс.
– Да, – пробормотала Юна.
Фьюри погрузилась в созерцание содержимого кружки.
– И что? – не отставала Брайс. – Они же буквально умоляли тебя стать их примой.
То же касалось и трех других небольших балетных трупп города.
– У них чудесная труппа, – тихо сказала Юна. – И все же они на шаг позади.
Брайс кивнула. Она понимала слова Юниперы. На Вальбаре местный театр оперы и балета был вершиной, о которой мечтала каждая балерина. Далекой звездой, зовущей к себе. Юна почти коснулась лучей этой звезды. Казалось, еще немного – и она станет примой. Недавний сольный спектакль не в счет. Она по-прежнему находилась в подвешенном состоянии.
– Хочу продержаться еще год, – сказала Юна. Она закрыла крышку стакана и встала. – Посмотрю, не изменится ли что.