Детство

– «Ты что, сукин сын, себе позволяешь?! Ты что на мою беременную жену нападаешь?! – но сдержавшись и взяв себя в руки, увидев явный испуг в глазах Бориса, продолжил – А ещё брат называешься!? Всё! Надоели ваши нападки! Идите вы все к чёрту! Мы немедленно уезжаем! Эль, собирайся!» – повернулся он к дочери.

А та сразу не по-детски заревела, канюча и непонятно о чём прося:

– «Папочка! Дорогой! Не на-до-о!».

Но её плачь сразу разрядил обстановку. Пётр Петрович с удивлением уставился на плачущую дочь, не понимая, что она хочет. Ксения и Борис удивлённо и растерянно разглядывали племянницу, не зная как теперь быть и что делать.

И лишь один Олег подошёл к двоюродной сестре и успокоил её, поглаживанием по голове одновременно уговаривая:

– «Эль, успокойся! Никто никуда не поедет!».

– «Почему?» – удивлённо спросила вмиг переставшая плакать.

– «Так уже поздно! Да и отцы наши просто погорячились!» – не по-детски рассудительно объяснил младший двоюродный брат.

– «Да! Утро вечера мудренее!» – засуетилась с едой Ксения, поняв, что истинной виновницей ссоры между родными братьями явилась она сама.

– «Извини, Петь! – опомнился и Борис – Как-то вдруг нечаянно сорвалось! Да на работе у меня неприятности – вот и вспылил по мелочи!» – начал оправдываться он.

– «Борь, я-то, может быть и прощу, по-братски! А вот Алевтина – не знаю? Уж больно ты её достаёшь в последнее время!? Или через неё меня достать хочешь, а?!».

– «Ну, что ты Петь!? Как можно?» – непонятно о чём спросил Борис.

– «Ладно, ладно! Иди, Петь, за Алей – ужинать пора!» – попыталась загладить остатки ссоры Ксения.

Пётр вышел на улицу, не сразу обнаружив всё ещё плачущую жену.

– «Алюнь! Ну, успокойся! Борис уже извинился! Не плачь!» – попытался он обнять за талию жену, накинув на её плечи взятую с собой кофту.

– «А что мне его извинения?! Думаешь это в первый раз? Я уже от него плакала, да тебе ничего не говорила, чтобы вас не ссорить!» – наконец, не выдержав, выдала она Бориса.

И Алевтина всё рассказала мужу, вызвав у него новый прилив негодование, сменившийся апатией.

– «Да-а?! Не знал, не знал…» – грустно задумался Пётр.

– «А сколько же я от него натерпелась гадостей?! Как это теперь скажется на ребёнке? Да и родится ли он нормальным?! Гад, какой! Чтоб он сд….!» – успела сдержаться Алевтина, со страхом подумав:

– Ой, что я говорю?! А я ведь его в прошлый раз прокляла, но молча. А сейчас вслух?! А ведь мне дед Иван ещё говорил, что у меня есть дар наказывать обидевших меня людей!? Ой! Что я наделала?! А может всё ещё обойдётся?!

В этот момент Пётр удивлённо уставился на, вмиг просохшее от слёз, лицо жены, радостно предложив:

– «Ну, что, пойдём ужинать?!».

– «Ладно, пойдём! Но ужинать я не буду! Видеть их не хочу! А завтра давай сутра уедем! Сейчас я пойду собираться и спать!».

– «Хорошо! А что сказать?».

– «Скажи, мол, голова разболелась! Что же ещё?».

Пётр проводил жену до спальни на втором этаже и вернулся в столовую.

– «Пап, а где тётя Аля?» – первой спросила Эля.

– «Да у неё от расстройства голова разболелась! Спать пошла! Но мы завтра всё равно уезжаем! Так что после ужина собирайся потихоньку!».

– «Ну, опять начинается!? А говорили, что…» – не успела Эля договорить, как была перебита отцом.

– «Нет, пора! Завтра ведь уже суббота, двадцать восьмое?! Тебе к школе надо подготовиться, вещи собрать! И я твоей маме обещал!» – успокоил он дочь решающим аргументом.

Утром, специально дождавшись пока хозяева уедут на работу, все сели завтракать. Но ещё до него домработница Нюра, многое слышавшая и видевшая в семье Бориса, по секрету сообщила Петру Петровичу о подлом поведении её хозяев по отношению к Алевтине Сергеевне. И это привело Кочета к окончательному решению больше к брату не приезжать, во всяком случае, до рождения ребёнка, да и потом тоже.

– Ну, что? Прощай, Малаховка!» – помахали они на прощание Олегу и Нюре, втроём вместе с Элей и её вещами двинувшись на станцию.

По приезде в Москву, они сначала заехали домой. А после обеда, уже ближе к вечеру, Пётр Петрович отвёз дочь к её матери, наконец, вдоволь пообщавшись с бывшей женой, взаимно поделившись текущими проблемами и возвратившись домой поздно.

Следующий день супруги в основном посвятили домашним делам.

Кроме того, Алевтина Сергеевна, готовясь на следующий день выйти на работу, гладила своё платье, а заодно и выстиранное ранее бельё, и просматривала свои прежние учительские записи.

А Пётр Петрович с удовольствием уткнулся в чтение советских газет, в том числе и старых.

Из них он узнал, что 26 августа Президиум Верховного Совета СССР издал указ «О праве граждан на покупку и строительство жилых домов».

– «Аль, смотри! Мы теперь имеем право построить свой дом! И в Малаховку больше не ездить! Будь она не ладная! И как всё вовремя! Как раз ты родишь, и мы потом для ребёнка построим, хотя бы летнюю дачу!

Здорово!».

– «Здорово, так здорово! Особенно насчёт Малаховки! Но сначала надо родить! Да и на строительство деньги нужны будут! Но сначала на ребёнка!».

– «Да! Конечно! Со временем мы накопим и на дачу!».

А по радио Кочет услышал, что во Франции подало в отставку правительство Андре Мари.

– «И эта хорошая новость! Нечего реакционерам в нём сидеть! Лучше бы хоть опять Шуман был!» – объявил он жене.

Не поздно завершив дела, Кочеты легли спать.

– «Аль! А как всё-таки хорошо спать в своей кровати, в своёй комнате! Да?».

– «Да, конечно! Особенно, если ещё и со своей женой!» – засмеялась Алевтина, чмокая мужа в щёку и отстраняя его страждущую руку от своей груди.

– «Петь! Давай сегодня не будем! Мне завтра на работу! Я немного волнуюсь, как меня мои коллеги примут после годовой разлуки?!».

И после всех, пережитых ими в Малаховке, эмоциональных потрясений супруги забылись крепким сном.

Наутро в понедельник 30 августа учительница Алевтина Сергеевна Кочет, после годового перерыва вышла на работу в свою 243-ю специальную языковую женскую школу. Теперь ей дали первоклашек из 1-го «б» класса.

А на следующий день Кочеты узнали о большой беде, неожиданно постигшей их семью. Утром, уже в отсутствие уехавшей на работу Алевтины Сергеевны, Петру Петровичу принесли срочную телеграмму от Ксении, гласившую: «Вчера Борис погиб под поездом. Приезжай».

Слёзы моментально брызнули из глаз Петра и он, схватившись за сердце, осел на пол.

– Ну, как же так?! Моего братика Бореньки больше нет?! – стонал он.

– А что теперь поделаешь?! Надо ехать к Сюте – хоронить брата! – сделал он безусловный вывод чуть придя в себя и поднимаясь.

Пётр Петрович оделся, взял побольше денег, оставив жене необходимое их количество, и написал записку: «Аля, вчера Борис погиб под поездом. Я срочно выехал в Малаховку. Не переживай, работай! Деньги в письменном столе. При случае позвоню тебе на работу. Целую, твой Пётр».

Когда Алевтина Сергеевна, довольная своей подготовкой к школе, где ей предложили ещё вести уроки географии и истории, вернулась с работы домой и прочла записку мужа, то чуть не упала в обморок.

– Ужас! А всё же это произошло! Борис мёртв! Ну, как же так? Зачем? За что мне такое наказание? Зачем мне бог дал такой жестокий дар? Как теперь Петенька будет? Бедняжечка мой! Он так любил Бориса! – поначалу терзалась она.

Но, немного успокоившись, подумала, что Борис сам виноват в своей внезапной и трагической кончине.

– Не надо было надо мной издеваться! Вот его бог и наказал! Но почему так жестоко? Страшно! Но и к Пете он относился неподобающе! А всё эта его Сюта – жадина! Будь она неладная! Ой, опять я за своё!? Всё, всё, молчу! – проносилось у неё в голове.