Страница 7 из 8
Медленно, точно палач, поднимающий топор, я беру перо… «…глупые рыбы мне нет дела до ваших сомнений и я не слышу ваших молитв в конце концов у меня – свой аквариум своё небо свой бог и те же проблемы…»1
Монолог
«…Когда молодая женщина возвратилась из собора Св. Стефана с панихиды по Моцарту домой по Грюнангерштрассе, 10, то её муж Франц Хофдемель набросился на неё с ножом в руке. Крик их годовалого ребенка и призывы о помощи самой Магдалены спасли ей жизнь: соседи выломали дверь и нашли женщину в бессознательном состоянии, с многочисленными кровоточащими ранами. Лицо её было обезображено. Муж несчастной покончил с собой…»
«Die Wiener Zeitung» («Венская газета») 9 декабря 1791 г.
… Тихое утро над морем светло и прозрачно. Свежее и юное, оно кажется нарисованным. Нежные пастельные краски: неяркое низкое солнце в туманной дымке, бледно – зеленая гладь воды сливается с таким же небом, белый песок. Чистое прохладное безмолвие лишь изредка нарушают приглушенные крики чаек. Это – абсолютный покой. Всего лишь какие-то минуты, прежде чем растает туман и солнце наберет силу. Тогда водный простор покроется искрящейся рябью, ослепительные пески будут изнывать от зноя, голоса птиц станут насмешливыми и пронзительными, налетит, подгоняя волны, соленый ветер: но это уже – гимн полудню. А пока – утро. Легкое, беззаботное… Краткий миг вечности, когда я могу быть свободным. Могу быть ничем. Просто – быть.
Искупавшись в живительных водах, я возвращаюсь к себе. Тело ещё хранит ласку моря, но утро ушло: меня ждут.
Сегодняшний посетитель – мужчина. Судя по его одеянию, – Европа, семнадцатый век. Что же, это не хорошо и не плохо. Никогда не угадаешь заранее, с чем пожалует проситель, но обитатели разных столетий на деле мало чем отличны, ибо и те и другие – суть люди.
Я щёлкаю пальцами. Воздух наполняется музыкой. Тс-с-с!.. Это одно из моих любимых. Расплавленные в звуках свет и радость. Узнаете? Воистину – бессмертное творение!.. Нет, с его создателем знаком я не был и не принимал в нем участия. Напрасно, напрасно меня порой обвиняют в его злосчастной судьбе! Да и кто сказал, что он был – несчастлив?.. Прожил мало? Зато успел столько, сколь иному не успеть и за три века… Умер в нищете? Да полно повторять вздор! Он зарабатывал довольно. Вот, правда, тратить не умел… Интриги недругов и козни при дворе? Он просто предпочел свободу…. Тихо!.. К чему весь этот спор? – прислушайтесь: разве такие звуки могла родить печальная душа?..
Напряженная поза моего гостя выдает его трепет и благоговение. Но он преклоняется предо мною, а не этими божественными звуками.
Мой гость не знает этих нот: он жил раньше, чем тот, кто сочинил их. Моё время течет прихотливо. Что ж, я расскажу ему о нём. Быть может после гость передумает просить меня об услугах?
Его внимание займу я ненадолго. Ведь как уже упоминалось, сочинитель ко мне не обращался. У него был другой покровитель. И есть лишь краткий эпизод, что косвенно связал нас воедино…
*****
«Ты, Моцарт 2, Бог, и сам того не знаешь…»3 Нет, он был – человек. Мне ли не знать, кто ангел, а кто демон? Или тем паче – простой смертный? Этот – был любимцем Неба. Одним из тех, в кого вдохнул Господь не только душу, но подарил искру божью.
Но что же дальше? Хранит ли Бог того, к кому он при рождении был столь благосклонен? Или подобно птице, судьба оперившихся птенцов Его уж не волнует? Хм… я не отвечу вам. Это будет нечестно.
Не стану утомлять прологом. Детали вам известны. Своему гостю я пересказываю вкратце.
В семье он был седьмым. Хорошее число!.. Столь ранний, удивительный талант! Заботливый отец и любящая мать … Долгие переезды из города в город – тряские дилижансы, пыль и грязь дорог, постоялые дворы, любопытная дворня, опасности, подстерегающие путешественников на каждом шагу, болезни… Праздное любопытство дворцов: маленький вундеркинд для них – забавная игрушка; когда он станет старше, ему укажут на дверь… Захолустный Зальцбург и сладкая отрава Вены. Несбывшаяся любовь. Женитьба, против которой так возражал прозорливый отец… Рождение и смерть детей… Предательство жены и ученика, зависть собратьев по цеху… И музыка, музыка, музыка!
Что?.. Да, вы правы: были загадки. Масонская ложа4. История Сальери5. Человек в черном, заказавший реквием за несколько дней до его кончины6. Странные похороны, утерянная могила; наконец, – череп, о принадлежности которого будут спорить столетия7…
Но и об этом я не хочу рассказывать. Пускай отгадки ищут книгочеи и буквожоры, обгладывая чужие кости, утоляя нездоровое любопытство и получая свои тридцать сребреников.
Я продолжу.
*****
Её звали Магдалена. Магдалена Хофдемель8. Подруга Моцарта… На мой взгляд, такое имя совсем не вяжется с немецкой фамилией. Произнесённое чуть иначе, оно напомнило мне другую женщину – дочь перекрестка миров. Кожа той была смугла, волосы – в цвет южной ночи, глаза… И глаза той, другой, – были совсем иными. Но все равно они были чем-то неуловимо схожи. Сердечной болью?
Магдалена пришла ко мне. Вот так же, как мой сегодняшний гость. Только его привели ко мне тщеславие и похоть, ею же двигало сострадание.
Она говорила, я слушал.
Её история была банальна. Для любого времени. Люди не могут придумать ничего нового. Любовь, Власть, Корысть, Зависть, Жажда, Жизнь, Смерть…. Всё. Причудливые узоры из одних и тех же фигур. Как в музыке: семь нот – и бесконечное число сочетаний.
В её взгляде – немая надежда и отчаянная решимость. Она обратилась ко мне по велению сердца, отчаявшись найти иную защиту. Ей – страшно. Я это вижу. Но как истинно любящая, она цепляется за любую возможность спасти любимого.
Она не знает, что я – не тот, кто ей нужен. Ошибаются те, кто наивно полагает, будто я вершу чужие судьбы. Нет, – на самом деле все идет своим чередом. Я лишь придаю событиям ту или иную окраску.
Визит ко мне стоил ей многого, и она не ведает, какую ещё цену придется заплатить.
Я этого тоже не знаю пока. Все сложится само.
– Итак, фрау Хофдемель, чего же вы хотите? – спрашиваю я после продолжительной паузы.
Тонкие пальцы женщины сминают кружевной платочек. Этот жест – единственное, что выдает её напряжение. Интересно, каким она видит меня?.. Вероятно, её воображение гораздо менее косно, чем у тех, что представляют меня эдаким козлоногим монстром с рогами. На долю секунды я смотрю её глазами: вместо светлого зала с множеством дверей – плохо освещённая комната. Камин еле тлеет, у окна – клавесин, кресло… В кресле – темноликий худощавый человек: у него нечеловечески усталый взор… Ну, с обстановкой понятно, – она проецирует жилище своего возлюбленного. Но неужели у меня и в самом деле такой взгляд?
– Измените же что-нибудь… Для него… – тихо говорит она.
– Что именно? – любезно спрашиваю я. На моём лице непроизвольно появляется саркастическая улыбка. – Любовь? Его сердце одарено способностью любить. Уже одно это делает его счастливцем. Деньги? – в этом месте я презрительно морщусь. – Ему достаточно того, что он имеет. Легкомысленный и честолюбивый, он не рачительный своим деньгам хозяин. Он не знает им цены. Если бы душевные порывы его зависели от их количества… Но вам ведь известно, в чём заключен для него смысл жизни, – и вот тут-то Господь наградил его с избытком!.. Так что же могу добавить я?
– Он скоро умрёт, – обреченно говорит она. – Я это чувствую. Едва он вернулся в Вену, как ему стало хуже: головокружение, обмороки, тошнота. Он жалуется, что сил становится все меньше… Проклятый Зюсмайр! – с неожиданной злобой произносит она. – Верный ученик! Притворяется его другом, а сам высасывает из него соки! Будто бы мало ему Констанции9!