Страница 37 из 41
Русский Парнас в рассеянии
Там в этой книжной лавке,Где букинист рассеянныйЧахнет на старом прилавке.Русский Парнас в рассеянии.Книги стоят рядамиВ темном углу скучая.Нетронутые годамиВозле халвы и чая.Непроданная понынеГоречь русской души —Этот рыдал в Берлине,Тот голосил в Виши.Этот поэт без звания,Тот – титулованный князь;У князя давно графоманияВ скитаниях развелась.Тлеют давно страницы.Выцвело имя поэта,Лирик скончался в Ницце,Трагик в Бельгии где-то.Слава их редко тешила,Статуи им не высила,На шеи наград не вешала.Не клала венков на лысины.Жили с мечтой о чуде —Хоть в виршах восстать из мертвых!Только стихи как люди —Мало стихов бессмертных.Многих уже не сталоВ майской звенящей сини.На кладбищах полыхалаСирень, как тогда в России.Спит букинист у кассы,Похрапывает глухо,В стаканчике из пластмассыЧай и дохлая муха.Робко через оконце,Грязную раму минуя,Входит мутное солнцеВ эту тоску земную.Спит букинист, не слышит,Как обкарнав сатирика.Трагика съели мышиИ доедают лирика.Новогоднее
В декабре вспоминается май,Вспоминается юность все чаще.Мокрый Киев, веселый трамвайНа зеленую площадь летящий.Там в саду за кривой мостовойВ синих блестках и ливня и мая.Ты стоишь под сиренью густой.На свиданье меня поджидая.Мы по площади старой пойдем,Мы еще не предвидим разлуку,Как чудесно под этим дождем!Как волшебно держать твою руку!Я совсем еще юноша, яНерешительный и неуклюжий,И в глаза твои жадно глядя,Попадаю ботинками в лужи.Как привольно, как радостно тутПо проулкам шататься без цели!Водосточные трубы поютИ грачи от весны оголтели.Счастье жизни – хмельное вино,Город так по-весеннему светел…Боже мой! Как все это давно!Как давно это было на свете!Тридцать первое декабря.Шторы окон опущены низко.Неуверенный свет фонаряОсвещает клочок Сан-Франциско.Шум кварталов к полночи иссяк.Тротуары пустынны и сизы,Лишь стоит охмелевший босякНа углу, словно башня из Пизы.Я в гостинице этой опять,Я давно уже маюсь по свету.То же кресло и та же кроватьИ уюта по-прежнему нету.Где-то там за домами луна.Стих мой дом, заварю себе чаю.Вот дошел до чего! Без винаНовогодние ночи встречаю!Без вина, без подруги моей,Без веселой пирушки – куда уж!Растерял я по свету друзей,Всех подруг своих выдал я замуж.Был я молод и ветрен тогда,К тем остыл, эти бросили сами.Не сыскать их уже никогда.Устарел мой блокнот с адресами.Все ушло навсегда и не жди.Унесло как плоты по теченью,И трамвай, и весну, и дожди,Что проходят над русской сиренью.И косматый обрыв у реки,Где от вязов корявые тени,И касание милой рукиС ароматом дождя и сирени.«Опять октябрь листвой сверкая…»
Опять октябрь листвой сверкаяНа землю по садам пустым.Как Зевс когда-то на Данаю,Пролился ливнем золотым.Шуршит, звенит листва повсюду,Как будто музыка сама.Поэты благодарны чуду,Художники сошли с ума.Я сам хмельной в саду у липы.Вином встречаю этот час.Не знаю, как там на Олимпе,Но тут – божественно у нас!!Forest Lawn
(Самое известное кладбище в Лос-Анджелесе)
Forest Lawn – говоря попроще —Место проводов, слез и бед.Место, где покупают жилплощадьС перспективой на тот свет.Выбор есть: вот участки двухспальные,Это, если клиент женат —Даже с видом на улицу с пальмами.Подороже – на нежный закат.Наглый агент – с беспечной небрежностьюОбъясняет опять и опять.Как по низкой расценке с вечностьюВы смогли бы легко переспать.Не пугает он вас преисподней,Рай сулит и воркует о том,Что в могилу – хотя бы сегодня,А платить – даже можно потом.Торгаши промышляют идеями.Но доходнейшая из идей:Чтоб при жизни еще сумели выПогрустить над могилкой своей…Чужды мне эти склоны с полянамиБез крестов, без оград и без розНа земле не дружившей с бурьянами,Не обласканной шумом берез.В Калифорнии – осень как в Киеве,Если б только не этот прибой.Что ж поделаешь, – видно такие мыНапоследок нас тянет домой.Всё живущее – по-иномуСмерть встречает, не зная о том —Пес идет умирать из дома —Человек возвращается в дом.Не с того ли я вижу всё чащеКрест с рябиной, где к небу лицом,В самой гуще кладбищенской чащиПохоронены мать с отцом?