Страница 4 из 9
– А по-моему, у меня замечательная сигнально-оранжевая масть с пожарным оттенком. Если только зеркало не врёт.
– Что-то морковное сквозит, – тоном живописца произнёс он и быстро загасил тему: – Вы морковку любите?
– Обожаю, – обрадовалась я повороту беседы, – но только прямо с грядки.
– С чужой? – осторожно поинтересовался он.
– Да, с чужой – особенно вкусно.
– Тогда позвольте пригласить вас на тур морковки.
– Приглашайте, – заговорщически подбодрила я его.
– Мы так и не были представлены друг другу, – тоже заговорщически, понижая голос, произнёс он, – к сожалению.
– Не волнуйтесь, в милиции нас представят, – пошутила я почти уже шёпотом. – Имя, фамилию и даже адрес сообщат.
– Да, логично, – просто согласился мой знакомый. – Ну что ж, сейчас шагаем тихо с использованием цыпочек. Я знаю приличное место. Ш-ш-ш…
Мы осторожно подошли к хлипкого вида оградке и, затаив дыхание, остановились.
– Здесь, – твёрдым атаманским тоном прошептал он, – морковка – сахар. Соня, вы стойте на шухере, а я полез.
Он, по-кошачьи переминаясь с ноги на ногу, изготовился и затем ловко и бесшумно сиганул в прохладную, влажную темноту огорода. Но тут же до смерти напугал едва не вскрикнувшую меня; его оливкового в темноте цвета лицо вдруг показалось из-за оградки и прошептало:
– А вы не стойте просто так, как статуя Венеры. Смотрите на звёзды и мечтайте что-нибудь. Потом расскажете, – он сунул мне в руки свою смятую, немного колючую на краях шляпу и исчез опять.
Я отчуждённо посмотрела на звёзды и поёжилась. «Рождённый тырить мечтать не может», – рассудила резонно. Надела его шляпу, огляделась по сторонам и слегка загоревала…
Он появился неожиданно и почему-то со стороны улицы, на этот раз предупредительно цокнув языком, поэтому испугалась я не очень.
– Вот, испробуйте, – он словно букет гвоздик выставил передо мной изящно собранный пучок необычайно пахучих морковок с премило пушистыми хвостиками, – угощайтесь.
Я осторожно ухватила одну и изумилась:
– Да они уже мытые! Вы что же, ещё и мыли их там в темноте под краном, подвергая себя риску?! – ужаснулась я.
– Без паники, Соня, риск – это наша работа, – успокоил он и вдруг громко, совсем не конспиративно рассмеялся: – Да я живу там за оградкой, снимаю комнату! Хотел вас пригласить, но это ж неслыханно! Мы даже ещё не были представлены…
– Ох, замучили! – тоже рассмеялась я. – Ленка, очень приятно!
– Что значит «Ленка»?! – возмутился он. – Елена, позвольте представиться, Георгий, Жорж, если пожелаете, студент политеха. Город Николаев знаете?
– Прекрашный город, – похвалила я, хрустя морковкой, хотя в Николаеве никогда не была. – Вот и пожнакомилишь…
Прервали меня опять! Наказание просто!
– Алло, слушаю.
– Петухова, здравствуй.
– Кто это? Савицкий, ты?
– Да. Разговор есть. Ты свободна?
– Абсолютно.
– Свободна? Точно? Я не хотел тебя беспокоить.
– Боже! Какие церемонии! Без паники, Жорж, беспокойство – это наша работа!
– Что?
– Это шутка такая, не обращай внимания…
Если гора не идёт к Магомету, то это ей только так кажется.
На что вы мне?
Кононова! Неприступная, неземная красота! Глаза небесно и безжалостно голубые. Прелестные, изумительные завитки волос на висках. Ямочки – по одной на каждой щеке… Правда, сутулится немного. Улыбка какая-то нежизнерадостная, беспредметная, что ли, словно улыбается не тебе лично, а всем твоим родственникам и знакомым, типа: «Передай мой сердечный, ласковый привет всему твоему колхозу». Ходит тоже странно, будто на цыпочках. За партой поворачивается к тебе не шеей, а всем телом, как бы укоряет: «Я, конечно, могу тебя сейчас выслушать, но ты меня страшно побеспокоил». Историю или шутку до конца обычно не дослушает, всегда перебьёт: «а-а-а, понятно». «Что, – интересуюсь временами, – понятно?» Окажется, что я ей про джунгли, а она мне про тайгу. Кофты носит невразумительных расцветок и стилей. Теплынь на дворе, неотразимая, зачем тебе кофта?.. Я ей как-то говорю: «Могу ль оставить вас без помощи одне?» А она в ответ: «Нужны вы мне!» Так и сказала. Я был Чацким, она Софьей Павловной. Неприязнь и раздражительность играет прекрасно. А вот чувства, страдания… Отличница, одним словом. Что с неё возьмёшь? Я сам круглый отличник, но не до такой же степени круглости. А она изучилась прямо вся! Нельзя же так себя убивать из-за какой-то там золотой, бриллиантовой пусть, медали! В общем, я понял: неземная красота – это, конечно же, приятно, глубоко, возвышенно, но хочется ощущать рядом душу внешкольную, какие-нибудь потаённые подземные ключи неакадемических восторгов, переливы праздных, лёгких мыслей. Откуда ж тут взять?
Но вот! Чу! Грянул свет земной, весенний! Явилась Савицкая. Вот это переливы! Вот это ключи! Водопад просто! Лавина! Десять различных взаимоисключающих эмоций за одну минуту, я тайно засекал! Представляю себе, какая бы из неё вышла Софья Павловна! Чацкий с ней ещё во втором действии в ужасе потребовал бы карету. Темперамент – страшная вещь. И какие выразительные, очаровательно земные черты! А вы говорите: «голубые глаза». На что они мне?
Чем я могу эти земные черты очаровать? Каким таким сияньем мысли могу я этот свет затмить? Нужно с кем-нибудь, чёрт возьми, ё-моё, посоветоваться!.. Нужна её подруга. Вот! И это, конечно же, – Петухова. Пожарище наше. Они вдвоём с какими-то сложноподчинёнными лицами вечно что-то обсуждают. Уж точно не алгебру и не колготки, я чувствую. Неужели там, в этом водовороте шушуканья, нет ни слова про меня? Неужели я такой неактуальный для их бесед экземпляр?
Звоню Петуховой, однозначно…
Она дома – прекрасно. Голос бодрый – чудесно. Свободна – замечательно… Шутит. Жорж какой-то…
– Кто такой Жорж? – спрашиваю из вежливости.
– Тебе это будет неинтересно… – отвечает загадочно. – Так чем ты, Савицкий, хотел меня побеспокоить? Тебя Савицкая интересует? Её душевные струны?
– Оп-па! – оторопело и судорожно размышляю. – Откуда такая осведомлённость? Послушай…
– Спокойно, дорогой друг, это всего лишь моя интуиция. Тебя устраивает такой ответ?.. – Мы некоторое время лишь сопим в трубки, затем она продолжает: – Можешь не волноваться, ни одна живая душа о нашем разговоре не узнает. Клянусь Жоржем!
– Опять Жорж!.. – удивляюсь.
– Ой! Извини, – спохватывается. – Это литературный персонаж, клоун с красным носом, забудь.
– Понимаешь… – пытаюсь начать.
– Мне кажется, – перебивает она, – я уже давно про тебя всё поняла, только никому ничего ещё не сказала, заметь.
Заторможенно молчу и постукиваю себя трубкой по уху. Она, кажется, скучает в ожидании моего связного ответа, и вот, в конце концов, её нетерпение вырывается наружу:
– Савицкий, ты же такой интересный мужчина, извини за мою искренность. А с ней – дурак дураком, прости за откровенность ещё раз… Вот что я тебе хочу посоветовать. Даже не посоветовать, а предложить.
– Предложить? Уже? Ну ты даёшь!
– А чего тянуть? И вообще, завтра контрольная по геометрии, о чём ты думаешь?
– Да фигня твоя контрольная! Могу тебе тайно пособить, если попросишь. В знак благодарности…
– Я взяток не беру! Впрочем, посмотрим… Так вот, ты знаешь, что наша Ирина готовит новую постановку? Она тебя ещё не тревожила по этому поводу?
– Не-ет.
– Не волнуйся, потревожит. Ты у нас в качестве героя-любовника незаменим. Куда она без тебя?
– А что ставим?
– «Экзамен на зрелость». Помнишь, фильм был когда-то?
– Ой, это такое старьё! Такая муть! С чего она вдруг решила?!
– Какая тебе разница? Отдохнём, побалдеем, посмеёмся. Ты же любишь эту кухню, я знаю. Кроме того, Ирина обещала там всё переделать, у неё новое видение сюжета. Хочет обновить диалоги, убрать ненужный пафос. Будет очень мило и в пределах школьных рамок.
– В принципе, я, конечно, не против.