Безобразная Эльза

– Элка! – взвизгивает она и бросается ко мне.

– Тихо, не трогай, Наташ, у меня что-то с ногами, – умоляюще смотрю на неё, надеясь, что она понимает. Потому что язык плохо меня слушается.

Мне стыдно, что по своей глупости я оказалась в таком беспомощном положении, но кажется, что если попытаюсь выпрямить ноги, они просто переломятся и осыплются осколками.

– Так, я сейчас… – Наташка бросает быстрый взгляд в сторону дома.

– Нет! – перебиваю резко, даже голос прорезался. – Я не хочу туда, Наташ, пожалуйста. И чтобы Женя меня не видел… Вызови мне такси.

– Ты совсем, что ли? – сокрушённо причитает она. – Да ты не доживёшь до такси! Тебе в больницу надо! Ой, какая ты, Элка, дура! Какая дура!

Она смотрит на меня с жалостью и отчаяньем – невыносимо! Но спустя несколько секунд сосредоточенно рыщет в телефоне и с победным «Ага!» прикладывает мобильник к уху.

– Спишь, что ли?!. Подъём, страна в опасности! – непривычно командным голосом рявкает подруга. – Я, конечно! А кто ещё?.. Ну, значит, богатой буду! Так, Лёсик, хорош блеять, давай – ноги в руки, заводи свой ржавый драндулет и сюда! Ну, здесь, конечно!.. Всё узнаешь… Бегом, я сказала!

Она сбрасывает вызов и торжествующе смотрит на меня.

– Всё! Жить будешь! Скорая помощь будет с минуты на минуту! Лёсик – жених мой, между прочим, из далёкого сопливого детства, через три дома отсюда живёт. Посиди тут ещё минуточку, я сейчас за тёплыми шмотками сгоняю.

– Даже не знаю, Нат. Очень хочется побегать по лесу, но раз ты просишь…

– Шутишь? Значит, мозги ещё работают. Ладно, я мигом!

Через несколько минут, сидя на пассажирском сиденье старенькой «буханки», я закусываю до крови губы, пока Наташка стягивает с меня коляные демисезонные сапожки, растирает мои ноги водкой и надевает на них колючие шерстяные носки. Презентованные штаны на мне тоже почему-то колючие и жёсткие. Лицо снова загорелось болью.

– Терпи, Снегурочка! – порыкивает она. – Нет, ну это надо так, а!

– Давай-ка ей внутрь зальём, – догадался водитель Лёсик и жестом фокусника извлёк откуда-то небольшой стаканчик. Деловито дунул в него и протянул руку к бутылке.

– Я не пью, – жалобно лепечу, но парень, игнорируя мои возражения, наполняет ёмкость до краёв.

– А никто тебя спаивать не собирается, – строго говорит он. – Это лекарство! Ясно тебе? Давай-ка залпом.

Во мне будто факел вспыхнул, опаляя огненными языками горло. Дыхание вмиг перехватило и даже подбитый глаз раскрылся и вытаращился на «лекаря». Лохматый светловолосый парень лет двадцати с небольшим. Очень серьёзный, но недовольства или раздражения в нём не чувствуется. И «Лёсик» ему как-то совершенно не подходит.

– Всё хорошо, не боись, – успокаивает он, мягко похлопывая меня по спине. – А лекарства – они всегда горькие. Давай-ка свои лапки сюда, сейчас мигом у меня оживёшь.

Он быстро сбрасывает с себя огромный тулуп и заматывает мои многострадальные конечности, не обращая внимания на мои вялые попытки сопротивления. Меня вдруг неудержимо стало клонить в сон. Пожар в горле утих, только во рту осталось мерзкое послевкусие. И оттаявшая было боль немного притупилась, напоминая о себе редкими, но ощутимыми подергиваниями.

– Это изнасилование? – очень жёстко прозвучал голос Лёсика.

Я встрепенулась и открыла глаз, но Лёсик спрашивал не у меня.

– Ты совсем дурак?! – взвизгнула Наташка. – Хоть думай, что говоришь! Да я…

Она внезапно осеклась и, испуганно взглянув на меня, тихо спросила:

– Эльчик, а Женька… он точно тебя не обидел?

– Ты что – нет! – я так интенсивно замотала головой, что она закружилась, а в глазах тут же потемнело.

Наташка облегченно выдохнула, но спросила снова:

– А Димку Вика натравила?

– Нет, – отвечаю уже спокойно. Ради Виктории я даже пальцем шевелить не стану, не то что пострадавшей головой трясти.

Я очень коротко пересказала, как было дело с момента моего пробуждения, и Наташка, всхлипнув, резюмировала:

– Женька молодец!

– Мудак твой Женька! – припечатал Лесик.

Натка недовольно на него зыркнула, но спорить не стала.

– Эльчик, прости, это я во всём виновата. А с Викой я обязательно поговорю. Она психует, конечно, но её ведь тоже можно понять. Знаешь, как она Женьку любит? И ревнует, конечно, по-сумасшедшему. Да она уже несколько лет по нему с ума сходит, и сейчас у них только стало налаживаться, а тут…

Подруга многозначительно умолкла, зато снова очухалась моя совесть и заурчала, зачавкала, напоминая о моём подлом поступке. Влезла в постель к чужому парню и испортила подруге праздник. А она столько всего для меня сделала…

– Прости, Наташ, – я покаянно опустила голову, – я сама во всём…

– Так, ну хватит! – прогремел Лёсик, которому явно надоели эти сопли. – Ехать надо, а то у меня уже навязчивое желание подрихтовать вашему донжуану его смазливую рожу, чтоб никто больше с ума не сходил.

– Лёсик, язык прищеми! Трогай давай, я с вами поеду, – приказала Натка и ткнула пальцем в лобовое стекло. – О, а вон, фары сюда повернули – похоже, Женька. Интересно, нашёл он тебя, Эл?

– Наташ, пожалуйста! – испуганно взмолилась я. – Я не переживу, если он меня увидит. Пожалуйста!

– Лёсик, головой отвечаешь! – распорядилась Натка и, открыв дверцу, легко выпрыгнула в морозную ночь. – Эльчик, обещаю – ты ещё будешь самой красивой и счастливой невестой! Давай, до завтра, подружка!

До завтра? Это вряд ли, Наташ…

Глава 5

Элла

Настоящее время

– Эльза-а-а! Эльза!

Начинается. Я с трудом разлепляю сонные веки и смотрю в окно. Январское утро не добавляет позитива. Кап-кап-кап… Разве это январь? Впрочем, зимы в этом году пока так не случилось. Возможно, она наверстает своё в феврале, а пока…

– Эльза, ё* твою мать! Ты долго будешь лытки тянуть?

Отвратительный будильник! Не выношу, когда к нецензурной брани приплетают мать.

Кап-кап-кап… За окном – не пойми что, а в комнате, кажется, ещё холоднее, даже ватное одеяло не спасает. Я замоталась в него, как в кокон, и прикрыла глаза, зная, что всё равно не смогу уснуть. Не позволят.

– Ах, ты, падла кривомордая! – неприятный голос приближается, а я закрываю глаза и притворяюсь спящей.

Фу, как некрасиво сказал!

Дверь в мою комнату с грохотом распахивается, звякает по полу оторванный шпингалет (к слову, уже четвёртый), и тяжёлые шаги приближаются к моей кровати. Не скажу, что мне совсем не страшно, но продолжаю упрямо спать. Это иллюзия моей независимости, и с ней я намного сильнее Элизы Смирновой – глупой, прилюдно растоптанной, влюблённой девочки, готовой даже умереть ради недолгого счастья в руках любимого мужчины.

Теперь я Элла Образенская – толстокожая и поумневшая. Я не перестала любить… Но не готова умирать из-за мужчины. Не Эльза – Элла! Не падла и не вобла мороженая, как частенько меня величает господин майор. Именно он сейчас и издаёт злобное сопение над моей кроватью. Размышляет, куда бы меня пнуть? Кишка тонка.

– Я же знаю, что ты не спишь, – рычит нервный Яков Иванович. – Подъем, страхуила!

Бессовестная ложь! Мы оба знаем, что я не такая. А это лишь недостойный способ уязвить меня. Неуязвимую. Сплю.

– Ты специально меня выводишь, тварь?

Да!

Подавляю рвущуюся улыбку и одновременно стараюсь унять свой дрожащий фантомный хвост. А в следующий миг тёплое одеяло слетает с меня, и домашняя непогода обрушивается зябкими мурашками на моё разнеженное в тепле тело. Считаю до трёх и лениво открываю карий глаз.

– А разве уже доброе утро, Яков Иванович?

– Уже давно недоброе, Элиза! – он выплёвывает это имя, словно ругательство. Не мое имя.

Взгляд у майора очень недобрый. И где-то там, за блекло-голубыми радужками, притаилась похоть. К счастью, он никогда в этом не признается, так же, как и не сможет упрекнуть меня в его совращении. Я всегда готова к войне, поэтому экипирована правильно. На мне плотная свободная футболка и пижамные бриджи. Но майор знает, что скрыто под целомудренной упаковкой. Однажды он ворвался ко мне в ванную комнату, после чего наградил меня всеми грязными эпитетами, несправедливыми даже по отношению к очень легкомысленной женщине.