Заявление на увольнение

Я просто задницей чувствую, что его сейчас рванет. У него все горит внутри.

Три…

Два…

Один..

— Блядь! — он ударил кулаком по кухонному столу от чего стоящая посуда зазвенела.

Все. Капец. Сорвался.

— Гребаное дерьмо! Как ты меня достала своими качелями!

— Тим… — я хотела было подняться.

— Молчи. Сейчас лучше молчи Арина, — он кинул на меня взгляд, от чего я приклеилась к стулу.

Черт! Я вывела его из себя. Довела до белого каления.

Сейчас я смотрю на него и понимаю, что мне нужно поделится с ним своими мыслями по поводу чувств. Нас. Алисы. Отношений. И вообще всего. Ведь не понятно, как на это посмотрят другие: его родители, мои, Ваня в конце концов. А вдруг мы все будем несчастны? Но я и слова не могу из себя выдавить. Во-первых, потому что он уговорит меня, и я сдам свою оборону. Во-вторых, потому что… потому что и точка.

— Я сейчас вызову такси, — это все что я смогла из себя изречь.

Я встала из-за стола, подошла к раковине, положила туда доску, на которой резала овощи и открыла воду чтобы сполоснуть руки. Из-за шума воды, я не поняла, как Тим оказался за моей спиной. Его руки были по обе стороны от меня. Он прижал меня к поверхности прислонившись грудью к моей спине и наклонился к уху.

— Я устал от этого. Я устал не понимать тебя. Я устал от того, что ты все время убегаешь. Я устал от твоих эмоциональных скачков, — его горячее дыхание обожгло мою шею.

По телу толпой пробежали мурашки.

— Знаешь, что мне надо было сделать? — он убрал прядь моих волос и заправил их за ухо.

— Что? — осторожно спросила я.

— Надо было трахнуть тебя еще тогда, когда ты пьяная лежала в моей кровати. Тогда ты бы не металась из крайности в крайность.

Я резко развернулась и замахнулась, чтобы посильнее врезать ему пощечину. Но он перехватил мою руку.

— Я ненавижу тебя Тимирязев! — от обиды в моем носу неприятно защипало.

— Я сегодня это уже слышал, — он ехидно усмехнулся, выпустил мою руку и отошел на безопасное расстояние. Значит так, чтобы ты не устраивала здесь цирк, говорю один раз. Двери закрыты. Они металлические и бронированные, поэтому ломать их бесполезно. Сейчас около полуночи, вряд ли ты найдешь нормальную гостиницу, а уж квартиру тем более. Дома только всех перепугаешь своим ночным визитом. Переночуешь здесь, в гостевой спальне, а завтра утром возьмешь свои вещи и пойдешь куда захочешь, хоть на все четыре стороны. Силой держать не стану. Если поняла, кивни.

Я стояла и ошарашенно переваривала сказанную им информацию. Конечно, доля правды в его словах присутствует. Уже практически ночь, а мне до утра придется ездить в поисках нормальной и недорогой гостиницы.

— Мне надо в душ, — тихо сказала, не поднимая на него взгляд.

Мне даже смотреть в его сторону сейчас было противно.

— Пожалуйста. Ванна в твоем распоряжении, — он повернулся ко мне спиной и подошёл к столу. Демонстративно достал из тумбы мусорное ведро и выбросил туда всю еду, которая была готова отправится на этот злосчастный гриль.

— Если что-то понадобится я буду у себя в кабинете, — он со злости швырнул тарелки в мойку, туда же отправил кухонное полотенце и вышел из кухни.

Мне ничего не понадобилась. Я ушла в ванну, а Тим закрылся у себя в кабинете.

На часах было три ночи, когда я услышала стук в дверь. Услышала сразу, потому как не спала.

— Арина… — послышалось из-за двери.

Тим.

Я накинула халат, подошла к двери и открыла ее. Мужчина стоял, облокотившись рукой о дверной косяк. Его белая футболка была испачкана алыми пятнами.

— Я руку порезал, помоги мне перебинтовать, — он протянул и разжал ладонь.

Я увидела, как пульсирует кровь. Рана не длинная, чтобы ее надо было шить, но достаточно глубокая.

— Как это ты так умудрился?

Меня не напугать видом крови. Я каждые каникулы врачую Ваньку. Он ведь если не сломает себе что-то, то локти с коленами точно поразбивает в кровь.

— Стакан разбил. Стекло убирал и загнал.

На журнальном столике в гостиной уже лежала открытая аптечка. Тим сел на диван и вытянул руку передо мной.

Так. Все, как всегда. Антисептик. Зеленка. Вата. Бинт. Я подошла к нему и начала обрабатывать рану. Мужчина внимательно наблюдал за моими действиями, позволяя ухаживать за собой.

Я посмотрела в его глаза — пустые, стеклянные, без капли эмоций.

Молчит. Успокоился.

Ну и Слава Богу.

Пауза между нами длилась не долго. Тим первым нарушил молчание.

— Почему ты такая вредная? — сглотнул.

— Что? — я подняла на него глаза и встретилась с его внимательным взглядом.

— Разве ты не видишь, что я пляшу вокруг тебя как клоун. Как верный старый пес. И даже взамен особо ничего не прошу. Почему ты все время упираешься и отталкиваешь меня?

Я не знаю, что сказать. Не знаю, что правильно ответить. Просто опускаю глаза и смотрю на свои руки. Мои пальцы теперь тоже в крови.

— Ты же у нас самая правильная. Самая гордая. Самая… — его низкий голос звучит как рык, а грудь тяжело опускается и поднимается.

— Потому что, мне трудно верить, — я смочила вату перекисью водорода, чтобы обработать рану, — Мне страшно верить людям. Особенно мужчинам. И даже тебе. Потому что мне страшно впускать кото-то в свою жизнь. Потому что мне не хочется, чтобы из-за меня страдала Алиса…

Я чувствую, что этот разговор неприятен нам обоим.

Обработав края раны зеленкой, я взяла в руки стерильный бинт.

— Подними пожалуйста руку и держи ее горизонтально. Мне надо перебинтовать ладонь.

Тимофей молчит. Его ноздри расширились. Челюсть сжалась. Вдох. Выдох. Тяжело дышит. Он зол. Очень.

Я сама осторожно взяла его за руку и подняла ладонь.

— Вот так. Не опускай, — я сохраняла спокойствие и старательно бинтовала руку.

— При чем здесь Алиса. И акая тебе разница что она там будет делать. Пусть делает что хочет. Я не могу понять твое отношению ко мне.

Я выдохнула.

— Тим ты мне нравишься. Очень… Просто… Все так тяжело.

— На само деле все очень просто Арина. Это ты все усложняешь. Скажи мне что тебе мешает отбросить свои предрассудки и просто быть счастливой рядом со мной.

— Что мешает?… Я не знаю… Не могу так сразу ответить.

— Арина, — уголки его губ приподнялись, — поцелуй меня сейчас. Сама.

В груди что-то защемило. Я опустила взгляд на его губы — он ровно дышит и смотрит перед собой. Ждет. Мне страшно. Не знаю, могу ли я сделать что-то? А может это будет неправильно? Не честно? Сомнения рвут меня на части.

Не зная, как поступить правильно, я все же медленно наклонилась к нему и остановилась в миллиметре от его губ.

Тим такой теплый.

Я чувствую его горячее дыхание и осторожно касаюсь его губ своими. Легко целую уголок рта. Затем другой. Он не отвечает. Торкаюсь языком его нижней губы — от чего поцелуй становится влажным. Прикрываю глаза. Ничего. Хотела было отстраниться, но мужчина вдруг отвечает взаимностью. Он притягивает меня ближе и углубляет поцелуй.

Черт! Я словно впервые целуюсь.

В груди разливается радость, от которой я не знаю куда себя деть. Одна его рука ложится мне на талию. Другая на бедро, задирая вверх подол халата. Он прижимает меня к груди. Я обнимаю его за шею. Его поцелуи мокрые, глубокие, чувственные. Тим опускается к моей шее. Его ладонь поднимается выше.

— Как ты пахнешь… я с ума схожу, — своей ладонью он сжимает мое бедро.

Он валит меня на диван, наваливаясь сверху и возвращается к губам, практически раздирая их. Я случайно задеваю его рану на руке.

— Тим, — я пытаюсь оттолкнуть его, надавливая на грудь, — рука… рана.

Он смотрит свою на руку, а затем возвращается обратно. Бедром я чувствую его возбуждение.

— Сейчас последний шанс, — хрипит он, от чего мое тело покрывается мурашками, — убежать от меня. Я больше не остановлюсь.

Мужчина целует мочку моего уха, шею. Медленно спускается к ключице. Он словно пробует меня на вкус. А у меня просто нет сил оттолкнуть его. Отстранить.