Страница 7 из 14
– А помните, как мы приспособились переписываться на уроках, когда дело не терпит отлагательств? Передавали друг другу не записки – их учителя могли перехватить – а тетрадку. Ну кто из педагогов будет возражать, если один ученик другому передаст тетрадь? Открываешь тетрадь, а там, к примеру, написано: объявляется “День охотника”, – поделилась воспоминаниями Татьяна, потому что информационная тетрадка была её изобретением.
Она хотела что-то ещё сказать, но её прервал дружный смех, потому что удержаться от него было невозможно. Великовозрастные девочки выпили немного вина, раскраснелись и смеялись от души.
– Ты помнишь, что сказала мне в десятом классе? “Ты, Лариса, умрёшь от родов, а я за Финка замуж выйду”, – напомнила Ирине Лариса.
– Что-то припоминаю, – ответила она, – а я что же, Финка с ребёнком взять соглашалась? Какая я раньше хорошая была. Зачем мне ребёнок-то? С одним Станиславом было бы мучений достаточно, а тут ещё ребёнок. Нет, я от своих слов отказываюсь, ничего такого не было. Хотя Станислав в своё время был очень хорошим…
– Да, я тоже на него глаз положила, – вступила в разговор Нина, – но Лариса Гурич встала на моём пути, как скала.
– Не вставала я ни на чьём пути, – скромно заметила Лариса, – меня он любил, на мне и женился.
– Что-то его любви ненадолго хватило, – вставила Ирина, а потом, как всегда с опозданием, спохватилась,– ах, извини, мне очень жаль, что он умер. Мы его сегодня помянем. Я хотела сказать, что жизнь всё-таки жестокая штука, никогда своё будущее не угадаешь. Допустим, не её бы Финк любил, а меня… И что бы из этого вышло?
– Размечталась. Ничего бы не вышло, – сказала Татьяна, – за мужиков цепляться да ещё отбивать их друг у друга не стоит. Наоборот, их надо активно уступать друг другу: пусть берут и мучаются.
– Что-то ты своего мужа никому не уступаешь, – ехидно заметила Лариса.
– Спросу, наверное, не было. А так… Берите, красавицы, если кто из вас ему понравится – уступлю.
Собеседницы опять посмеялись и начали готовить чай. Когда на стол поставили большой торт, Ирина ахнула.
– Вот тут мне точно не устоять, – призналась она, – торт я могу сравнить разве что с мужчиной – такой же сладкий и притягательный.
– Ты так любишь мужчин? – изумились приятельницы.
– Обожаю. Без них никакой жизни.
– А что за фигурой не следишь? Им такие толстые не нравятся.
– С чего это вы взяли? Мужчины всегда любили полных женщин – есть за что подержаться. А вот моей дочери моя фигура точно не нравится. Она говорит: когда я на тебя смотрю, мне есть не хочется, всякий аппетит пропадает. На себя бы посмотрела! Да у меня фигура-то лучше, чем у неё… Ну что уставились? В её возрасте я была красивее, чем она. Вы её отца видели?
– А как же! Специально подглядывали. Но отца ты сама для неё выбрала.
– Нет, не помню. Это была не я.
– Не расстраивайся, Ира, ты и сейчас красивее многих, – успокоила её Татьяна, – давай у Люси спросим, как ей удалось похудеть. Люся, есть секрет? Давай выкладывай.
Пятая собеседница, которую назвали Люсей, вообще-то была Дусей. Родители нарекли её старинным русским именем Евдокия – точно так же звали покойную бабушку Тани. Но если среди бабушек, родившихся в начале двадцатого века или даже в конце девятнадцатого, это имя было достаточно распространено, то для Таниных ровесниц, названных впоследствии поколением шестидесятников, оно было уже не актуально.
Дуся очень стеснялась своего имени, как будто была Матрёной или Фёклой. Хотя и эти имена в своё время никого не удивляли. Чем-то вроде Матрёны во времена Пушкина было имя Татьяна – оно считалось простонародным, потому что не имело иностранных аналогов вроде Элен, Ирэн и Натали. Но великий поэт сумел доказать нам, что Татьяна – одно из самых красивых женских имён. А ведь Евдокия, если разобраться, не хуже. Почему же так стесняется Дуся, когда приходится называть своё настоящее имя?
Понять её, конечно, можно. Таня в молодости тоже не обрадовалась бы, если бы её так назвали. В молодости надо быть, как все. Но есть женщина, прекрасная актриса, красавица и Танин идеал – Анастасия Вертинская – которая никогда не стеснялась своего не модного в те годы имени. Её назвали Настей, когда никого так не называли, когда это имя было забыто так же, как Евдокия. Уж у неё-то была возможность сменить своё имя на любое другое, но она не стала этого делать. Её так назвал отец, знаменитый артист, и она носила его, не завидуя модным именам. И дождалась-таки, что оно вошло в моду в наши дни.
Но одноклассница Дуся, дожив до зрелых лет, по-прежнему не хотела ничего слышать, и имени своего продолжала стыдиться. Она ещё в школе приучила всех называть себя Люсей – можно подумать, что Люся звучит лучше.
Евдокия, она же Люся, действительно сбросила килограммов пятнадцать веса, который начала было стремительно набирать. Вопреки прогнозам – некоторые считают, что при похудении на лице образуется больше морщин – постаревшей её назвать было нельзя. Гладкое и свежее лицо радовало глаз.
– Последние два года я увлеклась народной медициной, – ответила Люся.
– Ты что, йога?
– Не совсем, но стараюсь. Я знаю молитвы, заклинания, пью настои трав. Нужно очистить организм, потому что лишний вес – это шлаки.
– Вот уж не верю, – скептически скривила губы Ирина, – я всю жизнь на диете, а что толку? Один раз недели две только свёклу ела. И что же? Похудела на четыреста граммов. Это из-за четырёхсот граммов мучиться?
– У тебя нарушен обмен веществ, – объяснила Лариса, – надо лечиться у эндокринолога.
– Да, врачи говорят, что у меня диатез.
– Какой диатез? В твоём возрасте это уже диабет. Ты кровь на сахар сдавала?
– Наверное, сахарный диабет развивается, – согласилась Ирина, – я уже сахар есть перестала, только конфеты иногда и торт себе позволяю.
– Несерьёзная ты, Ирина, – сделала вывод Люся, – за собой надо следить и тортами не увлекаться. Я , когда собой вплотную занялась, от всех болезней избавилась. У меня давление было высокое, щитовидка… Сейчас всё в норме. Даже муж не верит.
– Я потом тебе позвоню, Люся, – сказала Нина, – может, и меня вылечишь?
– А разве тебя не вылечили?
– Я думаю, не до конца, хотя лечили очень хорошо, применяли новые методы по блокированию раковых клеток. Я недавно читала, что наши учёные будто бы изобрели новый препарат от рака, который готовится из крови, получаемой после родов и абортов. Так за границей подобный препарат давно применяют.
– Значит, тебе повезло. Но заняться собой всё равно не мешает. Ты должна мобилизоваться на выздоровление и ни о чём другом не думать. Иногда бывает достаточно усилия воли, чтобы болезнь отступила.
– Чудеса бывают, но редко, – возразила Лариса, – надо сначала пройти курс лечения, как положено, а потом уже развлекаться с силой воли и травами, – авторитетно заявила врач Лариса Финк.
– Я прошла все возможные курсы, – тихо сказала Нина, – а теперь стараюсь мобилизоваться на полное выздоровление. И ни о чём другом не думаю.
– Да? – недоверчиво спросила Ирина, – кто тебе поверит, что ты о Федьке не думаешь? Небось, спишь и видишь, как он там на съемках другую обнимает.
– Ирина, ну что ты говоришь, – начала было Татьяна, но Нина её перебила.
– Я уже давно со всем смирилась, – сказала она, – меня теперь устраивает его жалость, о которой я раньше слышать не могла, его забота: он находит мне врачей, оплачивает их услуги. Он помогает мне держаться на плаву. А уж кого он там обнимает – это такая мелочь по сравнению с вечностью.
Женщины примолкли, слушая Нину, которая уже заглянула за ту черту, где даже любовь становится мелочью, суетой, которая мало влияет на исход событий. Как ей, Нине , помочь? Вот Лариса – врач, а ведь ничего путного посоветовать тоже не может.
– Ну, если так, – разрядила обстановку Ирина, – то я его тоже при случае обниму. Не возражаешь?
– И где тебе такой случай представится? На заводе встречу со зрителями ему организуешь? – поинтересовалась Лариса.