Прививка против любви

– Тебя опять довели? – спросила она, наблюдая, как Сергей, не глядя на неё, автоматически переодевается в домашнюю одежду.

– Да, опять я им не угодил. Плохо работаю. Чем больше я делаю, тем больше они не довольны.

Татьяна вспомнила, как ещё в школе, изучая капиталистическую систему производства и сравнивая её с социалистической, она обратила особое внимание на то, что капитализм сравнивали с гигантской потовыжималкой. Для достижения высокой производительности труда из человека выжимали всё, на что он был способен, а выжатого безжалостно выбрасывали на улицу.

– Так уходи оттуда, Серёжа, сколько раз я тебе говорила. Сын уже самостоятельный, сам зарабатывает, а нам с тобой, по-моему, немного нужно.

– Куда уходить-то? Опять возвращаться в Конструкторское бюро? Не возьмут, скажут, отстал от жизни – я уже лет пятнадцать там не работаю. Да и возраст уже… Почитай-ка объявления: везде требуются специалисты в возрасте до тридцати, в крайнем случае – до сорока лет. Вот такие дела…

Он прошел на кухню, выпил лекарство, которое в последнее время дома не переводилось, и, отказавшись есть, прилёг на диван.

– Но чем они недовольны? – спросила жена, сев на стул, стоявший рядом,– у тебя что же – старческий маразм? Что-то я не замечала. Пятьдесят лет – это золотой возраст мужчины.

– Золотым его считают те, кому давно уже шестьдесят или семьдесят. А моим начальникам – сорок с небольшим. Они молоды, поэтому я для них – старик. Бегать с ними наперегонки мне уже тяжело.

– Но обойтись без тебя, тем не менее, они не могут.

– Они не работали на предприятии такого уровня, у них нет связей с нужными для дела людьми. Нет и той культуры общения, которой я научился, работая в КБ всесоюзного значения. Я уже не говорю о технической стороне дела.

Татьяна очень переживала за мужа, потому что знала, что её Сергей – не из тех, кто не работает, но ест. Он не был бездельником, напротив, всегда находил себе работу и на службе, и дома. Он не был пьяницей, не страдал запоями, которые существенно отвлекают от работы, никогда не приходил на службу с похмелья. Так почему же начальство недовольно? После долгих размышлений и сопоставлений фактов Поляковы всё-таки нашли ответ на этот вопрос: для недовольства начальства не обязательно быть плохим, неработоспособным, несостоявшимся, а достаточно быть крайним. Именно с крайнего и спрашивают, почему не выполняется план, не находит сбыта продукция, нарушают дисциплину сотрудники.

Сергей Алексеевич Поляков работал заместителем директора индивидуального частного предприятия “Темп”. Руководил предприятием родственник Татьяны, сын её двоюродного брата Василия Владимир. Всякий раз, собираясь поговорить с племянником, который был моложе её не намного и как тётушку её не воспринимал ,-она не решалась на это. Её всегда мучили сомнения: а надо ли? Это может быть неправильно истолковано: приходит, мол, Поляков домой и постоянно жалуется на начальство своей жене. Хорошо ли это будет? Им ведь не объяснишь, что он не жалуется, а просто привык быть с ней откровенным. Да и не скроешь от неё, если тяжело на душе, она сразу это увидит. С другой стороны и Владимира, учитывая его тяжёлую судьбу, она привыкла жалеть, а не воспитывать.

Владимир Васильевич Деревянкин, получив серьёзное ранение во время военных действий в Афганистане и признанный в результате инвалидом, долгое время не работал и, часто находясь в состоянии депрессии, пристрастился к выпивкам. Кроме ранения его угнетала и несостоявшаяся личная жизнь, в которую ещё до армии грубо вмешались родители.

Василий, узнав, что его сын часто посещает женщину с двумя детьми и даже собирается на ней жениться, постарался разлучить влюблённых. Окончив школу, восемнадцатилетний Володя попадал только в осенний призыв в армию, но его отец, военнослужащий, постарался отправить его туда пораньше. И пораньше и подальше от ошибок молодости, потому что через два года, по мнению родителя, сын должен был поумнеть.

Отправленный в армию, подальше от дома, Володя попал слишком уж далеко – в Афганистан. Узнав об этом, Василий раскаялся в содеянном, но поправить уже ничего было нельзя. Вернувшись домой раньше срока, без ноги и списанный из-за ранения со службы, сын был замкнутым и подавленным. Вино, в котором родители, считавшие себя виноватыми, ему не отказывали, было единственной его радостью.

Владимир долгое время не мог определиться, чем же ему теперь заниматься – найти работу в обществе инвалидов или продолжать учиться. Ему не хотелось ни того, ни другого, родители кормили его и хорошо за ним ухаживали, но постоянное пребывание дома не создавало ощущения полноты жизни. А жить в девятнадцать с половиной лет хочется, потому что всё еще впереди.

Родственники настоятельно советовали ему учиться – хотя бы заочно, и Володя, мечтавший когда-то о техническом вузе, должен был выбрать другую профессию. На инженера трудно учиться заочно: слишком много техники надо изучать, лабораторных работ делать, для которых дома нет никаких условий. И он решил овладеть знаниями для работы в должности экономиста. Родители бы, наверное, поднатужились и купили ему компьютер, который мог бы скрасить его жизнь, но в те времена такая техника ещё не вошла в повседневный быт.

Учёба давалась Володе тяжело, много раз он хотел бросить эту затею: тетради и книжки летели в окно, и его матери приходилось выходить на улицу, чтобы собрать их. Она знала, что через недельку сын успокоится и будет жалеть о содеянном.

К радости родителей, он ни разу не вспомнил о своей доармейской любви, ни разу не пожелал видеть ту разведённую двадцатипятилетнюю женщину с двумя детьми, которая научила его азам плотской любви. Сейчас он, казалось, спокойно обходился без женщин и расстраивался только из-за своего увечья.

Шли годы, и Володе изготовили на ампутированную ногу удобный протез. Он уже мог обходиться без костылей, и когда пришло время защищать диплом, – со времени службы в армии прошло уже десять лет – он сделал это как полноценный, хотя и прихрамывающий человек. Это вселило в него уверенность, и вскоре после окончания вуза он начал искать работу. После долгих поисков и неудачных попыток трудоустроиться Владимир Васильевич был принят на должность бухгалтера в частную фирму, ведущую строительство дач и коттеджей.

Руководил фирмой мужчина средних лет, где-то между сорока и пятьюдесятью, волевой, требовательный, не допускающий никакой поблажки к пьяницам и бездельникам. Сам он работал день и ночь, без отпуска и выходных, чего требовал и от подчинённых. Он не брал в рот ни капли спиртного, потому что, спившись в бригадах подряда, где начинал карьеру, он излечился, взял себя в руки, и вот уже почти двадцать лет был абсолютным трезвенником.

Владимир, которому к этому времени едва перевалило за тридцать, сначала терялся под натиском руководителя, который жестко диктовал ему свои условия и, пользуясь его неопытностью, не вынося при этом даже пивного запаха, постоянно “учил жить”. Владимир, может быть, и взбрыкнул бы, и убежал, куда глаза глядят, но бежать ему было некуда. Прежде чем заявлять о своих правах, надо было хотя бы научиться работать и на практике доказать свою состоятельность. Он усмирил свою гордость, положив её на время пылиться на полке, бросил пить и с головой окунулся во все перипетии бизнеса.

Его руководитель был человеком необразованным, университетов не заканчивал. Азы строительной науки, также как и экономики, он усвоил, работая в так называемых “бригадах подряда”, ездивших в советское время по сёлам и строивших так необходимые там коровники и свинарники. Они напоминали популярные в те же годы студенческие строительные отряды, только работали в них, как правило, рабочие строительных специальностей, и платили им за работу гораздо больше, чем студентам.

Дождавшись перестройки и открыв свою фирму, руководитель и тут не стал забивать себе голову научными изысканиями. Экономика его была проста: вкладываешь в своё дело рубль, получаешь в итоге два рубля.