Страница 19 из 27
— Ах, вот оно что, — Моракс печально выдохнул. — Как прискорбно видеть невесту плачущей перед собственной фигурой. И не иметь возможность утешить её, как следует, — мужчина потянул руки к плечам Ху Тао, но остепенился, потому что не мог позволить себе коснуться. Полоз сжал кулаки и выдохнул: — Есть ещё причина твоего рвения в тот мир?
— Это самая важная причина, если была бы другая, я бы не посмела вас попросить.
— Как думаешь, Дьявол бы позволил своей заложнице вернуться на время в людской мир? — Моракс явно ехидничал, использовав слова Ху Тао против неё самой, отчего та на мгновение начала жалеть и каяться в сказанной грубости этому господину. — Как думаешь, что бы Дьявол сделал, оставшись со своей заложницей наедине? Неужели так же мило болтал?
Ху Тао хотела было возразить, но вовремя поджала губы, представив, что действительно могло с ней произойти, будь на месте Моракса настоящий ублюдок и жестокий человек. По сравнению с этими жуткими фантазиями, их беседа, состоящая в основном из подхалимства и страха одной стороны перед другой, действительно была милой.
— Я поняла вас, — она опустила подбородок, не в силах более глядеть в его глаза. — Я благодарю, что выслушали меня.
— Дитя, я не сказал тебе «нет», — монахиня удивлённо обернулась на столь невинное обращение и увидела, что руки тянутся к голове. Длинные пальцы опустились на ткань клобука и погладили, как будто вместо неё были мягкие волосы. — Ты умница, не дрожишь, я польщён и, признаться, счастлив.
— К чему вам невеста-мертвец, скажите? Почему я? — не выдержала Ху Тао и выпалила то, что было у неё на душе долгое время. Моракс застыл и разочарованно убрал руку с девичьей головы. — Вы никогда не ответите мне, да? Или вы просто не знаете ответ на этот вопрос?
Молодая госпожа удивилась, каким хрупким и беззащитным казался её муж в те минуты, когда она не отводила от него настойчивого взгляда. Понимая, что загнан в ловушку, Моракс начал беззаботно ходить вокруг своего домашнего аквариума, на что волшебные утки выплыли из-под воды и радостно запищали.
— Прошу, мой Властелин, я — рабыня твоя, ты — мой царь, огради меня от наказанья настоятельниц, защити меня от розог, прости за любопытство и полюби за него, — процитировал он и застыл, глядя на Ху Тао.
Монахиня легко узнала текст молитвы, но не могла понять, к чему это было сказано. Вдруг девушка вспомнила, но ответить не успела — за неё это сделал господин полоз.
— Это ты сказала, когда молилась моему алтарю. И я исполнил твоё желание: защитил от врагов и полюбил, как ты и просила.
— Н-но это всего лишь совпадение. Если бы не записка, я бы никогда не нашла ваш алтарь и никогда бы не узнала о вашем существовании!
— Значит, кто-то хотел, чтобы ты нашла его, моя любопытная. И ты сама хотела найти меня, ты и нашла.
Изречения Моракса были просты, но Ху Тао видела в них много подвоха. Кто этот «кто-то?» и почему он знал о существовании Бога, о котором писали сказания, считавшиеся выдумкой. Монахиня вспомнила, что у неё под кроватью был спрятан том этой легенды, унаследованный после смерти настоятельницы Пин; старушка так хотела, чтобы её преемница прочитала гордость её коллекции, но Ху Тао не могла заставить себя — каждый раз, открывая книгу, она плакала, вспоминая добрые глаза бабули. Спонтанное желание наконец прочитать, что было в том сказании, о содержании которого молодая госпожа лишь догадывалась, стало ещё одной причиной попасть в человеческий мир и забрать книгу из тайника, но это Ху Тао озвучивать не стала.
— У меня лишь две просьбы, — девушка приготовилась слушать, внимать голосу своего будущего мужа, женой которого становиться она до сих пор не планировала, думала надоесть быстрее этого момента. — Гань Юй пойдёт с тобой в качестве сопровождающей, однако не более, чем на два дня. И второе — на свадьбе я хочу, чтобы ты распустила волосы.
— Нет, я не могу, — твёрдо уверила Ху Тао. — Это мой принцип, и я не буду его нарушать.
— Твой принцип заставит поменять моё решение.
— Вы душите меня, ущемляете!
— Слышала о том, что скрипучая дверь висит дольше прочих? Может, действительно было бы лучше, коли ты боялась меня, — в этот момент Моракс вдруг стал необычайно серьёзным. — Может, ты этого и хочешь? Того Дьявола из своих снов.
— Нет, это не так.
— Мои условия останутся неизменными. Подумай над ними и приди ко мне позже.
— Нет, я уже подумала, — Ху Тао сжала кулаки и заявила: — Я согласна на эти условия безоговорочно и даю слово, что исполню их.
— А как же принципы твои?
— До души моей вы не достанете вовек. Сколько бы не жили, Я не стану вашей.
— Вот как, — господин поник. — Ступай в свой мир, как ты хотела, я буду ждать тебя здесь.
Комментарий к Обитель полоза
Не ожидала, что возникнет путаница из-за обращений Гань Юй к Ху Тао. В итоге было принято решение оставить непостоянство формального обращения, т.к. сама монахиня просит называть её сестрой (а сестра по статусу ниже, чем Гань Юй). Но Гань Юй не всегда может исполнить это, поэтому “ты”, “вы” зависит от ситуации.
========== Дьявольская исповедь ==========
Никто не смел отвлекать аббатису от молитвы, ради этого редкого случая даже освободили храм, выгнали оттуда хор и приказали никому не сноваться около места исповедования Нин Гуан. Белокурая не помнила, когда в последний раз просила Властелина о чём-то всерьёз, но думала, что сейчас, когда её жизнь переживала столь значительные потрясения, Бог должен был услышать. Ступив бесшумно на свет зажжённых свечей, настоятельница смиренно поклонилась изображению на фреске — безоговорочному правителю её жалкой жизни, Властелину. Нин Гуан опустилась на колени около алтаря, зажгла несколько амбр{?}[благовония] и глубоко вдохнула, взлетая душой вверх, где её на исповедь ждал самый страшный судья. Настоятельница упёрлась взглядом в потолок, к которому тянулись струйки тонкого терпкого дыма. От мыслей, что тело сжато в этих стенах, вот-вот норовивших сомкнуться, бросало в дрожь, и Нин Гуан тут же опустила голову, внимая очам на цветной, яркой фреске. Смотря прямо в них, девушка с трудом могла собраться, лишь неуверенно держала руки в молитве, не решаясь о чём-то попросить.
— Прошу, мой Властелин, я — рабыня твоя, ты — мой царь, — аббатиса умолкла. — О, Боже, за что же сие наказание?.. — пробубнила Нин Гуан, выпустив из глаз чистые слёзы, встречающиеся доселе лишь с мягкой подушкой по ночам. — Мой Властелин, я просто женщина, я ничтожна и заслуживаю жалости, но мир унизил меня, жизнь заставила стать такой, — настоятельница опустила руки, прижав их к своей груди. — Тут тоже бьётся сердце, Властелин, оно тоже плачет, вспоминая минуты в том порочном монастыре! Разве ты не видел? — Нин Гуан на коленях подползла ближе, тянувшись к изображению глухого к её проблемам Бога. — Когда меня порочили, когда меня топтали в грязь, ты всё это видел… Ты насчитал миллионы моих слёз, так в чём же грех мой?!
Нин Гуан помнила свою жизнь в прошлом монастыре, который разорился быстрее, чем успел научиться независимому заработку. В него приходили рабочие, строившие водонапорную башню неподалёку, однако хотели они отнюдь не исповедаться. Настоятельница поразилась тому, сколько грязи и пошлости может быть в одном человеке, в одном мужчине, имевшем превосходство перед детищем света и покорности. Понимая, что, если ударит мужчину — согрешит, Нин Гуан много раз (никто не мог представить, насколько много) отдавалась развратным рукам, принимала клеймо шлюхи и всегда молилась.
— О, Властелин, ты видел, как я звала тебя, как учила других тебя просить и уважать, но защитить от Дьявола ты меня смог, не смогла и я отгородить себя! Я, как и тогда, перед этими мужчинами, села на колени перед злом, смолчала и взмолила тебя меня спасти, ах, как я просила! — Нин Гуан тяжело поднялась с колен, дрожащих, как осиновый лист. — Почему же я вижу их раздетыми и сломленными? Почему мне нравится их прогибать и сминать для себя?.. Я вижу в своём отражении не себя, а тех подонков, забравших мою честь и волю к свету. Я вижу, как Дьявол забирает мою душу, как вместе с этим я забираю и чужие.