Страница 3 из 14
— Тогда просто остыл ко мне. Я чувствую, что что-то не так, — Сара взяла третью банку пива, с щелчком открыла и с жаждой прильнула губами. Отпив добрую часть, Кудзё икнула и стукнула донышком об стол. — И пошёл он, пусть развлекается. Итто же у нас такой замечательный, все его обожают, а я — тёмная тучка рядом, пусть, прекрасно!
— Ты себя накручиваешь. Убери это пиво, оно даже пахнет противно.
— Я хочу расслабиться, понятно?
— Расслабляйся другими способами, ты же не алкоголичка! — лицо Кокоми отразило раздражение.
— Я — японка! Если я не пью сакэ, значит, я пью пиво, всё логично!
— Дурёха, блин, закусывай хотя бы.
Сангономия потратила целый вечер, выслушивая нытьё своей благоразумной сестрёнки, которая, если дело касалось Аратаки, начинала неистово глупеть. Возможно, Сара и правда боялась потерять его, поэтому и вела себя как ребёнок. Кокоми редко видела девушку такой взволнованной из-за пустяка, но это открывало в ней новую детскую сторону. Когда родители Кудзё разводились, отец ушёл в новую семью, где уже была старшая дочь — Кокоми. Тогда девочка не предполагала, как сводной сестре могло быть плохо и одиноко от предательства отца. Сыграло ли это свою роль во взрослении Сары? Неужели она проецировала то давнее предательство на свои теперешние отношения? Сангономия озвучила своё предположение, и Кудзё даже согласилась. Что она могла поделать, пьяная, со своим ноющим сердцем?
— Знала бы ты, как мне грустно, когда я вижу Горо в институте, — Кокоми отвоевала себе одну банку пива и присоединилась к душевному разговору, без нравоучений. — Смотрю на него и понимаю: мы никогда вместе не будем.
— Не заливай, ты так стараешься, — Сара была вся красная, а её попытки разговаривать членораздельно были весьма забавными. — Ты бы видела, как он краснел и трясся после твоего зачёта. Да он точно засмущался от радости, я ведь Горо очень хорошо знаю.
— Думаешь? Мне иногда кажется, что я его пугаю.
— Если бы ты его пугала, он бы не писал эти бесконечные конспекты и не покупал справочники.
— Ему, может, просто предмет нравится.
— Именно поэтому он учит каждый твой конспект, покупает дополнительные сборники, которые есть меньше, чем у половины аудитории, постоянно волнуется перед экзаменами и всё равно сдаёт их на отлично?
— Ты бы знала, какие вопросы я ему задаю, — Кокоми понурила взгляд и утолила отчаяние в пиве.
— Так это ведь с недавних пор! Раньше ты его конкретно заваливала! — сказала Кудзё с явной претензией, потому что помнила истерики лучшего друга накануне любого зачёта. Какое-то время девушка даже была обижена на сводную сестру, но злость тут же пропадала, когда она видела, как Кокоми бережно и игриво обращалась с Горо. Сразу становилось понятно, что преподавательница не хотела ему зла, желая лишь узнать больше откровений от русоволосого. — Чёрт, да ты конкретно втюрилась…
Это было понятно по девичьим щекам, и нет, это не румянец после алкоголя, это смущение от своих действий, от неуместных мыслей, связанных со своим учеником. Сангономия сползла на стол, сложила под головой руки, губки её слегка вытянулись, и лицо приобрело детское выражение. Кокоми была чем-то недовольна, но счастлива оттого, что могла так часто видеть Горо, говорить с ним и даже немножечко смущать. Парень сказал, что ему нравятся волосы, которые преподавательница думала обрезать, теперь она гладила непослушное белокурое достоинство, глядела на него задумчиво и хихикала, как ненормальная. Наблюдая за сестрой, Сара задумывалась, а испытывала ли она что-то похожее к Аратаки? Как она вообще влюбилась в него?
Кудзё казалось, всё началось на первом курсе, когда коллектив ещё толком не был знаком. Девушка сильно выделялась с Горо, ведь они сразу начали ходить парочкой, дурачиться, и их не волновали проблемы социализации. Им нравилось, что они вдвоём и не думают о таких пустяках. Именно поэтому Итто так захотелось с ними подружиться. Кажется, парень сам подошёл и предложил напитки, — так и познакомились. Для Сары это было весьма значимым событием, ведь впервые к ней проявили такое откровенное и смелое внимание. Студентка могла отшить красавца, о которых обычно говорят «ловелас», но не сделала этого, доверившись мягкой улыбке, открывающую вид на небольшие клыки.
Дверь неожиданно хлопнула, Сара наконец взглянула на часы — два часа ночи. Кокоми не планировала так засиживаться, но разговоры с сестрой слишком затянулись, и приход Аратаки стал поводом сворачиваться.
— Я дома, — крикнул парень, разуваясь в коридоре и слыша на кухне стук банок и закрывающихся полок. — Жопу отрастишь, если будешь так поздно кушать, — проходя за угол, Аратаки столкнулся с выбегающей из кухни Кокоми, которая также была его учителем по французскому на первых курсах, но потом Итто сменил язык по собственным предпочтениям, и стал общаться с бывшей предательницей, как со старшим товарищем. — Ой, Кокоми, и вы здесь.
Аратаки уловил сильный запах пива и рыбы. В щель приоткрытой двери студент увидел, как Сара елозит по кухне, пытаясь что-то прибрать.
— Пойдём, проводишь меня, — Сангономия утянула Итто обратно в прихожую, не давая разглядеть лица возлюбленной через тонкую щель. — Собрались мы, слегка выпили, — парень прекрасно видел это «слегка», аж пахло на расстоянии вытянутой руки. — А тебе стыдно должно быть, так поздно где-то шляешься, — причитала Кокоми, пытаясь натянуть сапоги с каблуком.
— Может, я вам такси вызову? Вы еле стоите.
— Я взрослая барышня, выпила больше банок пива, чем ты, съела больше тарелок риса, так что, как-нибудь уж справлюсь, — воздушный поцелуй — визитная карточка Кокоми, получилась несколько смазанной. За дверью её образ полностью растворился, и Аратаки оставалось лишь надеяться, что с преподавательницей ничего не случится. — А с тобой мне что делать прикажешь, пьяная моя?
Сара шаркала из кухни. Растрёпанная, выпившая знатно, с раздутым животом от всего съеденного за один присест, студентка опиралась об стену и двигалась в общую с Итто спальню. Зайдя внутрь, но перед этим слабо стукнувшись лбом, Кудзё нашла на ощупь мягкий матрас, кряхтя опустилась на него лицом. Почему-то после выпивки всё тело болело, хоть под выравниватель асфальта ложись. Аратаки устало выдохнул, помял шею и, выключив в коридоре свет, под сопение девушки и тиканье часов зашёл в спальню. Кровать прогнулась под чужим весом, а тело Сары слегка подпрыгнуло. Благодаря приоткрытым шторам и свету уличных фонарей, Итто видел, как напряжено девичье лицо. Будто специально Кудзё развернулась спиной к парню, осязая кожей, куда смотрит его самодовольная физиономия.
— Пива не осталось? — спросил Аратаки, играясь пальчиками на бедре девушки.
— В жопу иди. Я всё выпила.
— Если бы Кокоми не помогла, со стула даже не поднялась бы?
— Заткнись, я спать хочу.
Итто выдохнул весь воздух из лёгких, дыхание пощекотало чужую спину, и кожа покрылась мурашками. Сара изнемогала от румянца, появившегося то ли от опьянения, то ли от того, что беловолосый лежал позади. Крепкие руки вдруг сомкнулись на её талии, притянули ближе по-хозяйски, а горячий нос и губы уткнулись в заднюю часть шеи. Кудзё никогда не жалела, что обрезала волосы, ведь теперь Аратаки мог в любой момент сзади зацеловать чувствительное место, чем он и увлекал себя, улучшая настроение пьяной бестии. Стало на мгновение щекотно, однако безобидное ощущение быстро переросло в накатывающее возбуждение, в котором не стыдно прижать друг к другу ноги, заёрзать на тонкой простыне, пока чужие руки юрко проникают под ткань прилипшей к коже майки. Итто движется смело, ощущает через тело, разрешает ли Сара так к себе прикасаться или нет. Такие люди могли по мурашкам всё понять, прочитать партнёра по дыханию, так почему же парень не извинялся за то, что заставил Кудзё волноваться?
Поцелуи — следствия его сожалений, были трепетными, мокрыми, всепоглощающими. Даже злость и обида на Итто могла в любой момент пропасть, уступив место животному желанию получить разрядку, но мысли пьяной безотрывно занимали сомнения, а не с любовницей ли был Аратаки. От него приятно пахло теми духами, что они выбирали вместе. Одежда подчёркивала выстроенные долгими годами мускулы. Саре ревностно, досадно оттого, что кто-то мог засматриваться на него во время «личных дел». А если кто-то прикасался к этому телу? От одних мыслей Кудзё могла взорваться.