Дикая

Можно было представить, как эта змея радовалась, когда мужчины вернулись без единственной женщины своей небольшой группы. Так радовалась, что незамедлительно бросилась возвращать то, что ей не принадлежало.

Отбросив лишние мысли, Елена Николаевна подлетела к вещам Бубы и резким движением отбросила шкуру в сторону.

Ее действия, конечно же, не остались незамеченными. Буба взвизгнула так, словно ее за ягодицы укусило насекомое, и буквально взвилась вверх, бросаясь вперед.

Никакой ошибки – вещи лежали там, где Елена Николаевна и рассчитывала их найти. Они все еще были заботливо укутаны в шкуру. Видно, у Бубы не было времени их рассортировать и уложить по-другому.

– Нельзя! – закричала женщина. Подлетев, она схватила Елену Николаевну за локоть левой руки и дернула.

Силы в теле Бубы было предостаточно. Вот только Елена Николаевна, взвинченная событиями дня и злая из-за очередной пропажи вещей, была безрассуднее, чем обычно.

Она не обратила на рывок никакого внимания. Вернее, тот стал хорошим поводом для того, чтобы ее собственный удар оказался сильнее, чем мог быть.

Когда ее развернули, она не стала медлить. Пощечина вышла звонкой и мощной. Сначала Елена Николаевна хотела использовать кулак, но потом подумала, что это не слишком хорошая идея.

Она знала, что неподготовленный человек может причинить себе вред. Ломать пальцы о череп Бубы ей точно не хотелось.

Кроме того, не факт, что все заживет как было изначально. Без должной медицинской помощи после такой травмы можно всю оставшуюся жизнь мучиться от болей в руке.

Буба не стоила такой жертвы.

Удар явно стал для женщины полной неожиданностью. Она удивленно моргнула и сделала шаг назад, вскидывая руку и прижимая ее к щеке.

Елена Николаевна не дала ей опомниться. Резко шагнув вперед, она схватила Бубу за волосы и дернула так, что женщина буквально завизжала от боли, наклоняясь вперед.

– Еще раз тронешь мои вещи – и я тебя убью, – прорычала Елена Николаевна, мотая рукой. В пылу гнева она вспомнила, что местные люди не понимают длинных предложений. – Мои вещи. Нельзя. Не трогай. Никогда. Убью.

Закончив, она оттолкнула женщину, отчего та споткнулась о собственные ноги и упала.

Опустив руку, Елена Николаевна огляделась. Страх юркой змеей скользнул под ребра.

За такой концерт ее могли побить родственники Бубы, если решат, что действия женщины оправданы, а агрессия самой Елены Николаевны – нет.

В конце концов, в этом месте не действуют никакие законы, кроме тех, которые люди сами себе придумали. Они в любой момент могут отринуть их, ведь над ними нет никого, кто наказал бы за отступление.

Схватив нож, Елена Николаевна стиснула пальцы вокруг рукояти. Движение было чисто демонстративным. Она очень надеялась, что полных глупцов (кроме Бубы, конечно) среди них нет.

Люди, если судить по их лицам, были ошарашены случившимся.

Они просто стояли там, где их застиг конфликт, и в замешательстве смотрели на Елену Николаевну.

Не став ждать, пока все опомнятся, Елена Николаевна подхватила вещи (сейчас нести их было легче, ведь большая часть находилась на ее теле) и степенно вернулась в свой угол.

Первой ожила Буба. Кто бы сомневался.

Взвизгнув, она поднялась на ноги, а потом, поискав глазами мужа, бросилась к нему, причитая, как несправедливо с ней обошлись.

Брох тоже отмер. Он окинул жену сложным взглядом, а потом схватил за руку и отвел в дальний конец пещеры, что-то при этом ей настойчиво втолковывая.

Его слова явно не нравились Бубе. Она то и дело возмущалась, отрицала, а потом даже поколотила мужа, пытаясь таким способом донести свою точку зрения.

Брох проигнорировал удары, лишь рыкнул, чем заставил Бубу, наконец, замолчать.

После этого в пещере воцарился мир и покой.

Все племя принялось снимать шкуру с убитого Еленой Николаевной зверя. Сама она настолько устала, что едва держала глаза открытыми. Потрясения дня давали о себе знать.

Наверное, следовало пойти и внести вклад в разделку туши, но сил не осталось даже встать. Кроме того, Елене Николаевне было донельзя неприятно.

Одно дело – снимать шкуру с давно мертвой курицы, находясь у себя в уютной и безопасной квартире, и совсем другое – свежевать монстра, клыков которого ты избежала лишь чудом.

Даже мертвое тело все еще пугало. Подсознание четко усвоило, что конкретно этот зверь крайне опасен для здоровья и его следует избегать любой ценой.

После некоторого наблюдения Елена Николаевна поняла, что и остальные относятся к убитому зверю с легкой опаской и чем-то вроде благоговения.

Да, они продолжали снимать шкуру, но было видно, что люди испытывают при этом стресс.

Елена Николаевна фыркнула. Все они (включая ее саму) вели себя глупо. Умом она это понимала, однако эмоции не желали подчиняться.

Когда зверя вскрыли, Елена Николаевна зажала нос пальцами. Запах был невыносимо отвратительным. Чувствительный нос иногда бывает сущим проклятием. Она очень надеялась, что люди не оставят внутренности в пещере, а выбросят наружу.

Так те и поступили (слава богу), но оставили потроха, которые немедленно принялись жарить.

Заметив, что в ее сторону идет Брох, Елена Николаевна напряглась. Она видела, какими злыми глазами Буба провожает мужа. По спине побежали мурашки. Что-то подсказывало, что эта змея не успокоится.

Рука Броха была в крови. Он что-то держал.

Елена Николаевна сглотнула и все-таки поднялась на ноги, чтобы не общаться с мужчиной из невыгодного положения.

Добравшись до нее, Брох постоял несколько мгновений, а потом протянул руку с зажатым в ней органом.

– Твое, – произнес он, чуть нетерпеливо дергая рукой.

Первым желанием Елены Николаевны было отказаться, но она сдержала себя и забрала принесенную часть.

Брох окинул ее неверящим взглядом, качнул головой и отправился обратно.

Елена Николаевна опустила взгляд и посмотрела на то, что ей принесли, а потом судорожно сглотнула.

В ее руке лежало сердце.

Только не говорите, что она должна съесть его сырым!

Насколько она знала из воспоминаний Дахи, люди этого времени не практиковали такие дикие обычаи. Если кто-то ел сырое мясо, то исключительно по собственной инициативе.

Уровень развития местных людей был крайне низким, но некоторые вещи они принимали инстинктивно.

Это как с одеждой. Понятно, что без нее человек в таком климате просто замерзнет. Так и с мясом. Видимо, кто-то когда-то понял, что употребление сырого мяса может навредить.

Это интуитивное понимание передавалось из поколения в поколение, пока не стало нормой.

Елена Николаевна была убеждена, что сейчас никто толком не сможет ответить, почему люди не едят сырое.

Даха, например, не знала. Она просто была уверена, что нужно делать именно так, а не иначе. И знание это было из разряда элементарных. Вы ведь не станете пытаться пить или есть ушами, верно? Для этого существует рот.

Нечто подобное было и с ежегодными походами в большую пещеру, где молодые люди находили себе жен и мужей. Судя по всему, местное население знало, чем грозят близкородственные браки. И это знание пришло к ним из прошлого, став чем-то вроде инстинкта.

Убедившись, что никто не ждет от нее демонстративного поедания сырого сердца, Елена Николаевна выдохнула.

Все-таки пока ей было сложновато управляться с чужой памятью. Некоторые вещи приходили, только когда она задавала вопрос.

Вообще, она была рада, что местное население оказалось не настолько диким. Не хотелось страдать из-за какого-нибудь подхваченного заболевания. Она не была уверена, что нечто подобное может прятаться в сердце зверя, но лучше перестраховаться, чем потом умирать в рассвете лет.

Добравшись до костра, она хмуро глянула на Бубу, которая следила за ее передвижением, словно Елена Николаевна могла сделать что-то противозаконное, если та отвернется на секунду.