Страница 22 из 63
И существо бросило Никелю «Глок-17».
Пистолет скользнул по полу комнаты, разбрасывая брызги разлагающихся сороконожек и червей, и приземлился точно у лица Никеля.
Страх на половину отступил. Стало легче дышать, дрожь прекратилась, словно сознание почувствовало рядом настоящее спасение. Неведомая тьма уже не так давила на него, и Никель ощутил прилив сил.
Он поверил, что сможет!
Сможет решить эту проблему раз и навсегда!
Парамонов повернулся на бок, а потом и на живот. Под весом его тела погибли несколько многоножек, остальные же впопыхах попытались убраться в безопасное место.
Никель уперся коленями и ладонями в скользкую массу и попытался оттолкнуться от пола. Руки заскользили, и он мордой плюхнулся в свою же блевотину.
Вторая попытка была более удачной.
Рывком он встал на колени, отрывая от пола руки, и уселся на голени. Встать во весь рост ему бы все равно не удалось. Неимоверных усилий потребовалось Никелю на такой маневр, и, слава Богу, что он принял хотя бы такое положение. Лежать в мерзкой черной жиже ему не хотелось.
Парамонов поднял с пола пистолет. С него падали сгустки крови, блевотины и хрен знает, еще какие извержения, оставленные мертвыми телами многоножек. «Глок-17» был скользким и неудобным, потому что все время пытался вырваться из рук, оставляя хозяина один на один с потусторонним существом.
Ну, уж нет! Больше таких мучений он не потерпит! Его душа не достанется этому гаду!
«Освободи ее! — закричали голоса в голове. — Освободи свою душу, отделив от тела! И ты сам станешь свободным!».
Никель подтянул пистолет сначала ко рту, но вовремя вспомнил, что губы слиплись мертвой хваткой. Ему больше ничего не оставалось, как прислонить дуло к виску и нажать на курок.
Страх перед графом Фургасом отодвинулся на второй план. Поджилки не тряслись, словно перед ужасным чудовищем. И надоедливые голоса не кричали в голове благим матом, убеждая в целесообразности поступка.
Это его решение! И ничье больше!
— Стреляй! — не выдержал граф Фургас.
Темная сила снова проявилась в комнате, но Никель уже ничего не чувствовал. Он приготовился умереть. Без права на возрождение.
Легкий нажим на спусковой крючок и…
Сухой щелчок!
Парамонов не сразу понял, что же произошло.
Осечка, твою мать!
Он снова выстрелил.
Снова щелчок!
Ужас накатил холодной волной. Никель дрожащими руками дернул затвор и из патронника выпрыгнул патрон.
Пистолет заряжен! В чем же дело?
Парамонов надавил на курок в третий раз и услышал злобный смех Фургаса:
— Ха-ха! Посмотрите на него! Гнусный предатель даже не может достойно умереть!
Николай все нажимал и нажимал на спусковой крючок, не веря в происходящее. Восемь осечек подряд! Такого в принципе не могло случиться. Он внимательно взглянул на «Глок», убеждаясь в том, что это то самое оружие, переданное бабкой Марфой.
— Какой же ты жалкий, человечишко! Видеть тебя не хочу! И ты больше не смей смотреть в мою сторону!
В комнате мелькнула яркая вспышка, которая заставила Никеля зажмуриться. В глазах заиграли зелено-красные круги, давя на сознание, и он с ужасом осознал, что не может разлепить веки.
Жалкий человечишко стоял на коленях, выпачканный в могильной грязи, измазанный скользкой жижей сороконожек и могильных червей. Он ничего не видел, не мог вымолвить ни слова, а только мелко дрожал, волоча свое существование.
В руке он держал бесполезный пистолет, давший восемь осечек подряд. Бессмысленное оружие против такого непобедимого монстра и напрасные мольбы к Богу, который даже не хотел его слушать.
«Отче наш!» — как то уж скромно подумал Никель.
«Верую!» — слишком слаба была его вера сейчас.
«Господи, помоги!» — он просил помощи, всегда забывая просить прощения.
И ответил ему далеко не Бог:
— Я приду завтра! — голос звучал, словно из-под крышки гроба. — Я могу тебя избавить от всего этого, или замучить насмерть! И поверь, смерть для тебя станет великим мучением. Ты будешь гореть в прямом смысле слова. Будешь молить меня о пощаде, но я не вниму твоим мольбам. А потом заберу твою душу, неверный! Так что, выбор за тобой!
Невидимая сила удалилась так же внезапно, как и появилась.
Парамонов от бессилия рухнул на пол, в последний момент, понимая, что под ним не было скользкой жижи, многоножек и червей.
Под ним был абсолютно чистый пол, который располагался в комнате на верхнем этаже обычного лесного домика.
Глава 6. Тайна закадычных друзей
Вдох получился на удивление глубоким. Сложилось ощущение, что Никель за мгновение до этого вынырнул из бездонного озера. Он дышал во всю мощь своих легких, с наслаждением втягивал чистый воздух, не испорченный болотной затхлостью, и не сразу сообразил, что губы больше не сомкнуты неведомой силой.
Его глаза различали силуэт кровати, что покоилась от него в нескольких шагах, из чего Парамонов сделал вывод, что видит он не хуже, чем слышит или говорит.
«Сон!» — оправдание быстро пришло на ум, но чувство реальности ни при каких обстоятельствах не хотело покидать затуманенную голову. Сознание плавало по комнате, словно все еще находилось в небытие. Присутствие графа Фургаса отголосками боли отдавалось в пустой комнате, доставляя, мягко говоря, неприятные ощущения.
Коричневая крыса была все еще где-то здесь, и могла снова тайком заползти к нему в рот, а скользкие многоножки и невероятной мерзости могильные черви мелькнули перед глазами, будто ужас из далекого детства.
От этой мысли захотелось блевать так сильно, что сдержать спазмы желудка стоило ему особых усилий.
Николай поднялся на ноги, потерянный, измазанный в черной могильной земле, хотя комнатный пол был абсолютно чистый, как и в тот день, когда он впервые решил использовать здесь огнестрельное оружие.
Слабым отблеском отдавало крошечное окошко, сквозь которое проникал спасительный свет. Никто не взял в заложники его душу и не бросил в кипящий котел, хотя от той мысли, которая его вдруг посетила, по коже пробежал холодок.
Никто не пытался надавить на его сознание, и самое главное — никто на всем белом свете не желал ему зла! По крайней мере, в этот момент, когда он находился в замкнутом помещении наедине с собой.
Комната на втором этаже лесного домика стала для него настоящей тюрьмой. Желтоватые купюры европейской валюты перестали быть досягаемой целью, и такой легкой добычей для наемного убийцы, который всю свою жизнь зарабатывал свой хлеб, принося в мир незамысловатую и неминуемую смерь.
Бесплатный сыр лежит только в мышеловке!
Тридцать тысяч евро просто так никто не станет ему давать, — нужно просто поверить в эту простую и так знакомую истину!
И в этот момент, одна единственная мысль настигла Никеля, словно пикирующий коршун, — «бежать!».
Бежать из этой комнаты, чтобы никогда в нее больше не возвращаться. Никакими уговорами его никто не заставит вернуться в это Богом забытое место.
Сделке конец!
Макс должен услышать это от него!
Пусть он засунет себе в задницу тридцать «кусков» желтой бумаги!
Такие мучения никогда не оправдают никакие, даже самые немыслимые, «бабки»!
Парамонов грешным делом подумал, что не сможет подняться с пола, но его возможности превзошли его ожидания.
Он вскочил, словно ребенок-непоседа, подхватив так дорогой «Глок», и рванул в спасительную дверь. Она на удивление легко поддалась, и Никель едва не оступился на первой же ступеньке, когда попытался скорее покинуть это дьявольское место.
Его разум рвался на части, заставляя тело метаться из стороны в сторону. Одна его половина кричала о том, что таких «бабок» он никогда не заработает, а другая взывала к реальности. Покинуть этот дом настояло немедленно! Никакие уговоры, убеждения или мольбы здесь не имели весомого слова! И явным доказательством тому являлся страх, который Никель пережил этой ночью.