Страница 13 из 86
Я попробовал подняться на ноги, но силы меня подвели. Ничего другого не оставалось, и я пополз по земле, пытаясь нащупать в темноте выбитую саблю. Кровь заливало лицо и капала на землю. Я размазал ее, пытаясь протереть глаза и торопясь отыскать клинок. Еще можно было принести пользу. Но оружие мне не понадобилось, по крайней мере, на сей раз. Бой закончился, Джочи-бек и все, кто с ним остался, отступили.
Утро застало нас на месте схватки. Из всего нашего отряда в живых осталось трое. Я, Скобелев и Снегирь, который едва держался на ногах от многочисленных, хоть и не особо опасных ран. Крови он потерял не много, но зато хрипел — пытавшийся удушить его туркмен едва не сломал денщику кадык.
Скобелев выглядел неплохо. По крайней мере, лучше меня. Не знаю, со сколькими он успел разделаться, но за победу благодарить следовало именно его.
Казаки и Горохов погибли. Их тела Скобелев стащил и положил рядком. Наши проводники-туркмены ночного боя так же не пережили, и будущий Белый генерал уложил их чуть в стороне. Тех и других, с помощью Архипа, он прикрыл камнями, оберегая от хищников. Мертвых степняков насчитывалось много, свыше трех десятков. Заниматься ими Скобелев не стал, только самое лучшее оружие подобрал.
Пересчитать хивинцев я не мог. Голова кружилась, мысли путались, я чувствовал то озноб, то жар. Плохо мне было, очень плохо. Лицо, как сказал Скобелев, опухло и раздулось, но глаз, кажется, остался цел. Он сделал мне перевязку, и теперь вся левую часть лица — лоб, глаз и щеку — закрывала повязка. Перевязал он мне и руку, но там рана выглядела куда незначительней.
— Клинок скользнул по брови и зацепил скулу, — так сообщил мне Михаил. — Рана не серьезная, но при такой жаре тебе придется нелегко.
— Дай воды, — я протянул здоровую руку, и товарищ вложил в нее фляжку. Голова кружилась, и я ясно понимал, что с каждым часом буду чувствовать себя только хуже. Скобелев перевязал нас с Архипом и сделал, что мог, но мне требовалось серьезное лечение и покой. А здесь ни на то, ни на другое рассчитывать не приходилось. — Что с беком? — напившись и отдышавшись, спросил я. У меня даже сил не осталась удержать флягу и она, выскользнув из пальцев, стукнулась о камни.
— Убежал. Ты достал его, но уж больно прытким тот оказался. Он и еще один джигит. Всего двое выжило из их отряда.
— Ты не смог его добить? — немного передохнув, спросил я. Вспомнив о золотом брегете, похлопал себя по внутреннему карману. Хорошо, часы оказались на месте. А вот золотой портсигар пропал.
— Нет.
— Жаль, что он ушел.
— Ничего не поделаешь. Поблагодари лучше Создателя, что сам остался жив! Но зато портсигар твой я нашел. Похоже, он вылетел из кармана во время боя. Держи! — Скобелев вложил мне в руку дорогую вещицу. — Не расскажешь, откуда он у тебя?
— Подарок цесаревича Николая, — облегченно выдохнув, я спрятал портсигар во внутреннем кармане.
— Ничего себе! — Скобелев присвистнул. — Теперь понятно, почему ты с ним так возишься. Было бы обидно потерять столь ценный подарок.
— Чертовски обидно.
— Да, — Скобелев помолчал. — Миша, нам надо уходить. Если бек приведет подмогу, а он именно так и поступит, нам не поздоровится. Понимаешь?
— Понимаю, — я нащупал фляжку и сделал еще один глоток.
— Твоя Жужа погибла.
— Что-то мне подсказывает, что в пехоту мне переходить рано. Лошадей вокруг полно.
— Твоя правда, — Скобелев улыбнулся. — Сможешь забраться в седло? Лошадей у нас теперь действительно много, воды я набрал, припасов на роту хватит. Нам бы от Сарыкамыша лишь подальше убраться. Выдержишь?
— Постараюсь, — я перевел дыхание. — Ничего другого не остается.
— Обопритесь на меня, вашблагородие, — верный Архип подставил плечо. Благодаря ему я с трудом забрался в седло и схватился за передний рожок, борясь с головокружением.
Тронулись. Солнце палило немилосердно. Первые часы я еще держался неплохо, но через некоторое время перестал воспринимать окружающий мир. Помню только что ехал, практически уткнувшись головой в конскую шею. От тряски и жары раны разболелась немилосердно, я то проваливался в забытье, то вздрагивал и на короткое время приходил в себя. Поступь лошади, палящее солнце и непрекращающееся движение заставляли меня чувствовать себя так паршиво, как никогда прежде.
Первая ночевка. Костер. Многочисленные лошади, которых Скобелев согнал в небольшой табун. Есть совершенно не хочется, несмотря на требования Михаила пересилить себя и перекусить. Короткий сон-забытье. Подъем и вновь дорога.
Поднимающееся солнце. Сверкающий песок. Все переплелось в какой-то бредовый клубок. Из него «выскакивают» знакомые и близкие лица. Цесаревич, Звегинцев, Скалон, Некрасов, Скобелев, мама, отец, брат и Полинка. Вроде бы, Архип что-то говорил и поливал мне голову водой. Явь и бред смешались, мне казалось, что в мозгу лопаются какие-то мыльные пузыри. Похоже, меня привязали к седлу, чтобы не упал, но о таких мелочах я думать не мог. Неожиданно появилось лицо Кати Крицкой. Девушка едва заметно улыбалась и что-то шептала. Я ухватился за ее образ, пытаясь удержаться и вновь не потерять сознание.
Кажется, очередной привал сделали в полдень. Меня уложили на землю и дали возможность немного передохнуть, выпить воды и съесть горсть изюма. Есть мне совершенно не хотелось, но я себя пересилил.
Скобелев перекинул седла на других лошадей и спустя час мы отправились дальше.
— Отличное вышло дело, — время от времени Скобелев со мной разговаривал, но наши беседы, если они и имели место, я практически не помню. Все стерла красно-оранжевое зарево бреда. — Мы победили и задание выполнили. Ты главное держись, Миша.
Я держался. А что еще оставалось делать?
Так прошло несколько дней, не помню, сколько точно. Очнувшись в очередной раз, я обнаружил себя лежащим на земле, укутанным несколькими одеялами. Недалеко горел костерок, распространяя запах сгоревшего саксаула. Архип что-то напевал, мешая ложкой в подвешенном на огне котелке. Скобелев находился рядом, внимательно изучая карту и делая в ней какие-то пометки.
Утро только начиналось. Солнце медленно поднималось из-за горизонта, грозя превратить пустыню в очередную раскаленную сковородку. Я почувствовал себя лучше. Славу Богу, кризис миновал.
— Как говорит мой друг поручик Ржевский, дайте зеркало, хочу посмотреть, как прошла вчерашняя ночь, — я старался говорить громко, но в результате раздался какой-то жалкий шепот.
— Миша, живой! — Скобелев неожиданно нагнулся и с радостью схватил меня за руку. — Очнулся! Мы уже здесь сутки стоим, я уже и не думал, что ты оклемаешься. А ты уже шутишь!
— Сутки? — вот этого я совершенно не помнил. — Далеко мы от Сарыкамыша?
— Далеко. Двести верст с Божьей помощью умудрились пройти. Так далеко за нами погоня не сунется. Я решил сделать привал.
— Правильно, — говорить не хотелось. Я вновь выпил воду и снова задремал. Проснувшись после обеда, поел приготовленный Архипом суп и почувствовал, как силы начали постепенно возвращаться.
Скобелев угостил меня папироской и жизнь стала окончательно налаживаться. Я потрогал лицо. Опухоль все еще не спала, тем более, ее прикрывали многочисленные бинты.
— В порядке твой глаз, не беспокойся, я его внимательно осмотрел, — успокоил меня товарищ. Нет, уже не просто товарищ, а друг. Настоящий, проверенный. — Да и рана не такая страшная, как показалось на первый раз. Я тебе слово даю, когда опухоль спадет и все заживет, у тебя лишь узкий шрам останется. А шрамы гусар украшают.