Страница 87 из 102
Глава 31
Я медлил, внимательно разглядывая Радаманта.
На косоликом папаше Ирины была та же четная форма, какую носила гвардия Ксении Константиновны. Интересно, его теперешнее появление было санкционированным или он, как это часто случалось, умудрился тайком проникнуть на важный объект.
Ира таращилась на него во все глаза, и я заметил, как ее лицо перекосилось от гнева. Кулаки инстинктивно сжались, ветер набросил ей на лицо несколько светлых прядей, и она раздраженно откинула их назад.
— Ну, чего же вы ждете? — Радамант поманил нас к себе и жестом велел вооруженным бойцам расступиться. Те послушно отошли в стороны, давая нам дорогу к мосту.
— Да вот думаю, какого черта ты здесь забыл, — ответил я.
Косоликий пристально на меня взглянул, и я услышал в голове его голос:
«То же, что и ты. Как и вы, я хочу, чтобы все это поскорее закончилось. Сдается мне, все заигрались, и вечеринку пора сворачивать».
«Тогда хотелось бы понимать, друг ты нам или враг», — ответил я.
«Я не причиню вреда Ирине. Остальное зависит от вас».
Вот как. Что ж, уже одна хорошая новость.
Я шагнул к мосту, бережно придерживая Аню на плече. Ира стояла не шелохнувшись. Воронцов вопросительно на нее уставился.
— Что-то не так?
Девушка нервно рассмеялась.
— А что — так?
Она смотрела на отца взглядом, не обещавшим ничего хорошего. Ненавидела его, презирала, стыдилась этого родства. Возможно, попыталась бы его убить, кабы не необходимость копить силы. И все же Ира взяла себя в руки.
— Идем, — отозвалась она и шагнула к Радаманту. — Первым делом нужно решить все с Аней.
Мы шли по совершенно пустому Дворцовому мосту, и меня преследовало ощущение нереальности происходящего. Иронично и символично, что это была одна из визитных карточек Петрополя. Разведенный пролет моста, а на его фоне шпиль Петропавловского собора — этот вид знали все в империи.
Но сейчас все это выглядело как декорации к мрачному, но высокобюджетному кино.
Ветер с залива трепал наши волосы, свистел в ушах и забирался под одежду. Внизу под нами плескались воды Большой Невы и шумно бились о каменные опоры. На волнах отражались всполохи прожекторов.
Перила отбрасывали мрачные тени на мокрый залитый алым светом асфальт. Украшенные скульптурами, орнаментами и императорскими орлами фонари — всего их было восемь штук, и каждый казался произведением искусства — и все горели красным. Цвет опасности. Цвет войны. Цвет крови.
Ряды красных фонарей помельче напоминали аварийную дорожку в самолете, и мы шли по ней прямиком в логово врага.
Зимний дворец, к слову, в этом мире выглядел совсем не так, каким я привык его видеть.
В моем мире фасады Зимнего множество раз меняли цвет. Казалось, почти каждый император считал своим долгом обязательно перекрасить главную резиденцию на свой вкус.
Первоначально Зимний выкрасили в светло-желтой гамме с белыми элементами. Потом, после пожара 1837 года, стены приобрели оттенок охры, а декор в виде колонн и прочих портиков выделяли цветом слоновой кости.
При Александре II охра на фасаде стала еще более темной, а элементы декора почти не окрашивались дополнительным цветом. Фасады стали монохромными. При Александре III расколеровка тоже изменилась: плотная охра с добавлением красного пигмента как основа и более слабая терракотовая тональность для украшений.
С воцарением Николая II Зимний снова перекрасили. На этот раз в цвет красного песчаника без какого-либо выделения колонн и декора. В такой же цвет были окрашены все здания на Дворцовой площади — штаб Гвардейского корпуса и Главный штаб.
Можно сказать, все политические изменения так или иначе отражались на дворце. Зимний словно стал неким символом, который каждый правитель менял под себя, отражением происходящего в городе и стране. И все же в имперский период сохранялось какое-никакое единство вкусов.
А в XX веке все пошло вразнос.
После Революции новая власть начала экспериментировать с поиском подходящего цветового решения. Сперва предпринималась попытка окрасить Зимний в серый цвет, затем — в коричнево-серую гамму.
С началом Великой Отечественной войны в целях маскировки дворец покрасили серой краской. После войны было решено выкрасить стены дворца окисью хрома с добавлением изумрудного пигмента; колонн, карнизов, междуэтажных тяг и обрамлений окон — белым; лепного декора, картушей, капителей — охрой.
И лишь в XXI веке сотрудники Эрмитажа предложили воссоздать цветовое решение фасадов, максимально приближённое к изначальному замыслу архитектора Растрелли. Так Зимний обрел свой текущий облик: светло-зеленые стены и богатые бело-золотые украшения.
А вот здесь, в Петрополе, Зимний выглядел вообще иначе. Бело-золотое оформление весьма походило на «наше», но стены покрасили вырвиглазным красно-оранжевым суриком. И сейчас, в алых огнях, дворец выглядел почти полностью красным на фоне черного неба.
Наверное, тоже символично.
Мы пересекли мост и, пройдя мимо еще одного кордона, оказались возле стен дворца. Ира исподлобья косилась на Радаманта, а Воронцов заметно побледнел. Видимо, боялся встретиться с бывшей госпожой. Или все-таки не бывшей?
— За мной, — сказал косоликий проводник и направился к скромным воротам, расположенным с торца здания.
Увидев Радаманта, охрана расступилась. Когда мы проходили через ворота, тревожно вспыхнули сразу несколько артефактов слежения, но сейчас на это никто не обратил внимания.
Перед нами раскинулся внутренний садик, но Радамант тут же свернул в сторону главного входа. В обычное время здесь наверняка дежурили гвардейцы, но сейчас вместо красавцев-караульных на нас хмуро взирали люди в черной форме и без опознавательных знаков. Когда мы приблизились, они вояки вытянулись по струнке, причем это почтение было оказано именно Радаманту.
Вряд ли он пудрил им мозги. Нет, я все больше убеждался в том, что Радаманты во дворце знали, и знали очень хорошо.
— Вперед, господа. По Иорданской галерее, — сказал косоликий, когда роскошные золоченые парадные двери распахнулись перед нами.
Внутри царил… Не полумрак, но внутри здания освещение тоже перевели в аварийный режим. Роскошные залы превратились в собственную тень, и лишь мелкие блестящие детали отражали красные блики аварийных ламп.
— Она что, электричество экономит? — проворчал я, едва не споткнувшись о небольшую ступеньку.
Радамант обернулся ко мне с улыбкой.
— Ее императорчкое высочество — женщина бережливая. Но, полагаю, она хотела создать особое настроение. Все-таки и ночь особенная.