Страница 6 из 18
– Мунно! Мунно! – громкий голос Даона прозвучал словно из другого мира, и мохэсец выпустил Кымлан из рук. Она опустилась обратно на лежанку, стараясь сохранить хотя бы видимость достоинства.
Слуга остановился посередине комнаты, переводя недоуменный взгляд с хозяина на пленницу.
– Что случилось? – ровно спросил Мунно.
– Из Когурё пришел ответ.
Глава 3
Длинные коридоры дворца все не кончались, и Наун сгорал от нетерпения и волнения. Сегодня должно все решиться: сохранит ли он честь или станет негодяем, не сумевшим спасти любимую женщину. Слуги безмолвно семенили следом, пытаясь поспевать за его широким шагом. После того рокового письма от мохэ он почти не спал, проклиная себя за свою королевскую кровь, которая сковывает его по рукам и ногам. За то, что спасся, оставил Кымлан в этом жестоком кровавом месиве один на один с врагами, бросил ее в лапах смерти, оправдывая себя выполнением государственного долга.
Дома его встретили как героя. Первое задание, которое поручил ему отец, наконец, признав, что младший сын вырос, Наун выполнил, но какой ценой – не волновало никого. Сколько раз он пытался вернуться, но всякий раз его останавливали королевские слуги. Никто не позволял ему быть просто мужчиной, который хочет спасти любимую женщину. Советник Ён установил за ним круглосуточное наблюдение, и без его ведома принц не мог сделать и шагу. Наун был сыном Владыки, и его жизнь принадлежала не ему, а Когурё.
Верный слуга Набом, тайно отправленный обратно, среди множества трупов не смог найти Кымлан. Это оставляло надежду, что она жива, но, возможно, в плену. И письмо наглого мохэсского ублюдка подтвердило самые худшие предположения. Наун не раз убеждал отца пойти на уступки и вызволить, выкупить или отбить девушку у мохэсцев, но Владыка каждый раз отвечал одно и то же:
– Это вопрос государственной важности, и решение принимать не нам с тобой. На Совете министров все обсудим и придем к общему мнению.
Когда дело касалось скользких вопросов, отец предпочитал не брать на себя ответственность, предоставляя министрам все решать за него. К чувствам сына он всегда относился снисходительно, не пресекая их тесную дружбу с Кымлан, но и не выражая одобрения. Скорее всего он считал это безобидной детской привязанностью, которая сама собой ослабнет, когда Наун станет вести себя подобающе своему статусу женится на дочери какого-нибудь важного советника.
Наун ждал дня Совета с ужасом, в глубине души предчувствуя его исход. Сердце рвалось к Кымлан, разлетаясь ледяными осколками при мысли о том, что с ней, юной девушкой, вытворяют варвары, у которых не было ни малейшего понятия ни о чести, ни о благородстве. И самое главное – что делать ему, если министры не согласятся на условия мохэ.
Полы длинного шелкового одеяния развевались от решительных шагов. Руки сжимались в кулаки от страстного желания защитить свою любовь любой ценой. Ради Кымлан он готов был биться до конца. Но позволят ли ему хотя бы попытаться?..
В зал Совета он пришел одним из первых, пытаясь по непроницаемым лицам прибывающих определить их вердикт. Каждый из государственных мужей пришел сюда уже с готовым решением и теперь почтительно ждал появления Владыки.
Сколько прошло времени, Наун не знал, но каждое мгновение в ожидании казалось бесконечным. Наконец, обтянутые тканью двери распахнулись и, поддерживаемый под руки слугами, вошел государь. Сердце бухнуло в груди. Члены совета поднялись со своих мест, низко кланяясь Владыке. Грузно опустившись на трон, он обвел присутствующих тяжелым взглядом. Несмотря на волнение, внутри у Науна что-то болезненно сжалось: некогда высокий, статный правитель сейчас выглядел больным и уставшим. Потухшие глаза безучастно смотрели на подданных и казалось, ему было все равно, о чем они будут говорить. Время никого не щадит. Даже самых могущественных и сильных духом людей превращает в призрачную тень прошлого, жалкое подобие себя самих.
– Мы не можем жертвовать данью, которая нужна нашему народу, ради нескольких солдат, – громко и категорично заявил Первый советник. Присутствующие согласно закивали. Наун сжал челюсти. Втайне он всегда ненавидел этого властного, непоколебимого мужчину, за плечами которого было бесчисленное количество выигранных битв. Слава великого полководца тянулась за ним длинным, гордым шлейфом. И хоть сейчас он уже был стар, все равно никто не смел перечить уважаемому в прошлом генералу, который до сих пор контролировал армию Когурё и имел огромное влияние на министров. Его Наун опасался больше всех.
– Хочу напомнить, что среди этих солдат есть Избранная. Или вы забыли о Пророчестве? – принц знал, что это был слабый аргумент, но должен был хотя бы попытаться воззвать к совести сановников.
– Избранная? – фыркнул в седую бороду советник. – Ваше высочество, вы уже слишком взрослый, чтобы верить в сказки.
– Это не сказки, это предсказание придворной жрицы! Вы не боитесь гнева Небес? – вскричал Наун, понимая, что с каждым сказанным словом надежда спасти Кымлан утекает, как песок сквозь пальцы.
– Даже жрецы могут неправильно истолковать знаки Неба. Неужели кто-то из здесь присутствующих действительно считает, что дочь начальника дворцовой стражи – Избранная? – Советник обвел грозным взглядом молчаливых чиновников и, не услышав возражений, удовлетворенно ухмыльнулся. – Владыка, я считаю, что ради нескольких человек возвращать моэхсцам собранную таким трудом дань – бессмысленно и нелепо. Это огромные убытки!
– И вы считаете справедливым обречь на бессмысленную смерть воинов, которые преданно служили Когурё? Ведь они наши люди, они когурёсцы! – вскипел Наун, стукнув кулаком по столу, и вскочил на ноги. Члены совета возмущенно зароптали, косо поглядывая на принца-бунтаря.
– Они присягнули государю. Их долг – отдать жизнь ради благополучия страны, – отрезал Первый советник.
– Но… но Кымлан – женщина! Неужели мы бросим ее и даже не попытаемся спасти? Это просто бесчеловечно! Мы должны защищать слабых! – Наун задыхался, осознавая, что проиграл, еще даже не вступив в битву. Нужно было придумать что-то еще, заранее продумать тактику и аргументы и, в первую очередь, – спрятать подальше эмоции. Но сейчас он был в панике, и уже не мог контролировать себя. Именно поэтому отец никогда не принимал его всерьез, считая просто взбалмошным мальчишкой.
– Женщина? – по тонким губам Первого советника скользнула мерзкая ухмылка. – Место женщины – дома, рядом с мужем и детьми. Никто не вынуждал ее идти в этот поход. И именно вы, Ваше высочество, приняли ее клятву и собственноручно вложили в руки меч. Так чего же вы сейчас хотите от Совета? Кымлан знала, на что шла.
– Твой дед, Великий завоеватель Квангэтхо, подчинил мохэ много лет назад, – подал голос отец. – Наши земли истощены, люди голодают. Без экономической поддержки покоренных племен мы не выживем. Ты как принц должен это понимать и не давать волю чувствам!
– Владыка, уверен, Его высочество все это хорошо понимает, – министр Ён встал и низко поклонился. Это был единственный человек в правительстве, к которому Наун испытывал симпатию. Молодой, хитрый, умный и гибкий Ён Чанмун по какой-то, неведомой принцу причине, всегда поддерживал его и всячески помогал. – Давайте все успокоимся и проголосуем. Нет смысла обсуждать это дальше.
Наун в смятении сел обратно и уставился перед собой, чувствуя себя так, словно смертный приговор сейчас будет вынесен ему. По залу Совета пронесся тихий гул голосов, присутствующие зашуршали широкими рукавами и одновременно подняли деревянные таблички. Сколько красных?.. Одна, две, три… все, кроме министра Ёна. Плечи опустились вместе с глухим стуком табличек о стол. Последнее слово оставалось за отцом, но нечего было и надеяться на положительное решение.
– Ресурсы государства важнее, чем несколько человек.
Наун в отчаянии сжал кулаки. И на что он рассчитывал? Что для этих стариков в Совете, застывших сорок лет назад, будет важна его Кымлан и их любовь? Смешно и нелепо. Ярость и отчаяние стучали с висках, рождая в голове безумные мысли. Рассудок потерял свою силу, уступая место оголенным, живым, горячим эмоциям. Желанию спасти любимую вопреки всему.