Страница 12 из 14
И я, словно бы кукла, которой обрезали нужную веревочку, тут же отпустил кий…
— Это было очень неприятно… — вздохнув, повторил он, и небрежно отбросив кий в сторону, добавил. — Тебе так делать нельзя!
А затем Александр наотмашь ударил меня по лицу тыльной стороной ладони.
Получив весьма сильный и болезненный удар в район виска, сбивший меня с ног, от которого у меня натурально посыпались из глаз искры, а затем еще и не менее болезненно, несмотря на довольно толстое ковровое покрытие, приложившись затылком об пол, я на какое-то мгновение лишился чувств. Однако излишне долго валяться на полу мне не пришлось…
— По всему видать, что мне досталась такая кобылка, которую для начала необходимо объездить… — заявил Блумфельтд, подхватив мою еще наполовину оглушенную тушку, и, дотащив до дивана, на котором не так давно обитала моя воображаемая матушка, устроил меня таким образом, что моя нижняя часть оказалась на полу на коленях, а туловище на диване. — Но, это ничего…это ничего, ведь строптивых кобылок я объезжать умею и люблю…
Снимать с меня платье он не стал, а, просто прижав левой рукой мою шею к дивану (голова моя была повернута под таким углом, что мне было хорошо видно все его манипуляции), правой задрал подол юбки моего вечернего платья…
Я дико визжал, брыкался и матерился, но…
Тип этот, судя по всему, весьма опытен в подобных штуках и ничего поделать с насильником у меня не получалось…
Ловко разобравшись с завязками чулок, у моего уже практически не потенциального любовничка, произошла некоторая заминка со снятием с меня труселей. Опьянение все-таки давало о себе знать…
Однако заморачиваться по этому поводу Блумфельтд не счел нужным, а потому одним могучим рывком просто-напросто разорвал трусики, отчего я натурально взвизгнул, когда ткань бесцеремонно и крайне болезненно впилась в нежную девичью плоть.
— Не надо! Прошу вас, не надо…! — продолжая изо всех сил вырываться, я уже не кричал и не матерился…
Я плакал. Плакала и Кайа… Мои слезы, смазав чудесный вечерний макияж, капали на кожу этого шикарного дивана.
Вся эта хрень с любовничеством до сего момента была для меня лишь страшной сказкой. Однако прямо сейчас, эта сказка, как говорится, превращалась в быль. В ужасную быль…
— Дмитрий, помогите мне, пожалуйста… — хлюпая носом, прошептал я, но так, чтобы меня не услышал подонок. — Мне сейчас очень…очень нужна ваша помощь…
А в следующий миг меня натурально выгнуло дугой от чувства такого невероятного блаженства, какового до сего момента мне ощущать еще не доводилось ни разу, и я издал такой звук, каковой издавать никак не собирался, особенно здесь и сейчас…
— Ну ты и потаскуха… — довольным тоном заявил мне Блумфельтд, массируя своими пальцами мое самое интимное место. — Стоило мне только дотронуться до тебя там, и ты сразу же «кончила»! Лживая малолетняя потаскуха! Лжешь мне о том, что не хочешь этого, а сама уже вся «мокрая»… Или… Погоди! Этому тебя твои родственницы научили, верно?
— Прекрати! — провизжал я. — Прекрати немедленно! Мы еще не оформили наши отношения должным образом! Так нельзя! Я порядочная барышня!
— Экая ты у меня формалистка, оказывается… Мне нравится, как ты вопишь. Продолжай, пожалуйста… — возбужденным голосом заявил мне этот утырок, одной рукой продолжая крепко удерживать меня за шею, а другой, торопливо снимал с себя брюки и расстегивал рубашку.
— И все-таки, как это ни странно, но слухи врали и ты до сих пор девственница, а значит, и наш уговор с твоей Семьей остается в силе… — заявил он, оставшись в носках и в расстегнутой рубашке, после чего смачно шлепнул по моей ягодице. — Тощевата еще, конечно, но…
Сил орать уже не осталось, а потому, когда Блумфельтд, пристроившись сзади, дразнил меня прикосновениями своей хреновины к… Я просто тихонечко скулил…
Однако…
Сначала я отчетливо услышал звук отпираемой двери, а затем…
— Прошу прощения, барин, но госпожа просит вас спуститься к гостям…