Красный лёд

С того случая и до дня поступления в "Пламя", Тимур потерял контроль над собой, пустившись во все тяжкие, связался с бандой Ведуна и в конце чуть не присел – теперь уже не понарошку, а по-настоящему.

Палатки вечером Тимур ставил, но ужин уже не готовил, до конца похода переложив обязанности повара на Димона, дав отдохнуть Адаму, как официально признанному раненному. Дима, готовя ужин, суетился, вздыхал, ёрзал. Его лихорадило, очевидно, он чего-то с нетерпением ждал. Но вот чего? И плохой наблюдатель понял бы что он что-то задумал, а Тимур и подавно.

Когда в лагерь заявились девушки с Адамом, ужин еще не был готов. Димон отозвал свою девушку Таню в сторонку, что-то ей сказав на ушко. Та кивнула, соглашаясь с ним, впрочем, не выказав особого энтузиазма с его слов. Через пару минут они исчезли из поля видимости Тимура. Оставив кашеварить Адама, следить, чтобы ужин не подгорел, он отправился на их поиски.

Местечко для возлияния парочка облюбовала себе за холмиком, рядом с канавой, заполненной, покрытой зелёной плёнкой ряски зацветшей стоячей воды. Убежать от стресса легче через горлышко бутылки, так подумал Димон, предложившей грудастой мышке Тане присоединиться к выпивке. Стянув из своего же рюкзака флакон водки, он удалился с девушкой, чтобы второпях принять на грудь. Как бы он ни спешил, но стаканчики не забыл прихватить вместе с пакетиком рыбьих снеков. Не бог весть какая закуска. Другая под руку не подвернулась.

Застал их Акулов за розливом первой порции, Дима, нацедив девушке, лил водку к себе в стакан, а здесь к ним нагрянул незваный гость.

– Эге. Ты знаешь, Димон, что бухать отдельно ото всех – это не по-товарищески? – говорил Тимур язвительно, напирая грудью на неудавшегося пьянчушку.

– Тима, но ведь он же не один? – жалостливо проскулила Таня, ожидая, что сейчас её любовничку морду набьют за крысятничество, а заодно и ей перепадёт на орехи. Девушка заискивала, лебезила, мошенничала.

– Ах да. Таня, я тебя сразу не заметил, извини, – отвесив ей шуточный поклон, Тимур, протянув открытую ладонь к Диме, потребовал. – Давай бутылку сюда.

– Нооо… – Диама "но" протянул, как малыш, которого мама загоняет с улицы домой, заканючил бы "нууу"; пожалуй, в конце "пожалуйста" не хватало.

– Бутылку. Дай. Сюда, – раздельно произнёс Тимур. Добившись своего, он добавил. – Из стакана вылей. Хорошо. – Таня, не дожидаясь замечания в её сторону, сама добровольно избавилась от сорокоградусной гадости. – Любой алкоголь вреден, особенно крепкий. Мозги тупеют, а мне в моей группе пьяных уродов не надо. Усвоил?

Нравоучение пошло на пользу, понурившись, скроив губами куриную гузку, Димон произнёс:

– Да.

– Я рад, что ты меня понял правильно. Другим не забудь передать, что отныне и до конца похода у нас объявляется сухой закон.

Тимур, повернувшись, собрался идти обратно, когда Таня, сделав попытку его остановить, произнесла:

– Тима, ты уходишь?

– Как ни странно – да. Вы тоже поторапливайтесь, ужин должно быть готов через десть минут максимум.

– Можно мне с тобой поговорить наедине? – Таня намеренно напрашивалась на аудиенцию, бесстыже стреляя глазками, поводя грудью, делала недвусмысленные намёки.

Поняв правильно Таню Тимур, передёрнув плечами, высказался:

– Потом поговорим, мне сейчас некогда. Не задерживайтесь тут, не заставляйте всех вас ждать.

Глава 7

Несколько следующих дней походников гнал, как стадо баранов, пастух Акулов: он так на них подналёг, что экспедиция в «Рай» для некоторых могла закончиться в самом настоящем раю. На седьмой день гонки, неизвестно зачем, молодой организм туристов отреагировал на увеличенные нагрузки перестройкой биологических систем и связей. Ребята приспособились к бешеному ритму, задаваемому Тимуром: они по-прежнему умирали каждый вечер, но уже не ложились спать, как в могилу, а на утро не чувствовали себя разбитыми подагрой столетними стариками.

Тимур Акулов не просто вёл туристическую группу – подбадривая, угрожая, обещая, он, игравший в молчанку по дороге первые четыре дня, вёл красноречивые проповеди, описывая жизнь, в которой есть яркие понятные цели; такие друзья, которых можно и нужно называть соратниками, готовыми отдать жизнь за общее дело, противопоставляя такую жизнь их травоядному существованию зверушек, боящихся всего на свете, существующих от утра до утра в ожидании прихода большого мясника, вооружённого жертвенным тесаком. Акулов заставлял их каяться (того же Диму – в пристрастии к бутылке, а Адама – в пренебрежении к занятиям боевыми видами спорта; девочек в дороге не трогал), по вечерам, у оранжевого пламени костра делиться сокровенным, говорить о своих желаниях, мечтах, страхах. По началу туристы сопротивлялись, но потом сами не могли жить без этих вечерних разговоров по душам. Вроде неприятно, временами болезненно противно, а хочется продолжать выпускать из себя муть перебродивших обид. Похоже скальпель Тимур вскрывал их гнойники, а они выдавливали из себя заразную благодать Сатаны и никак не могли остановиться, чем больше они прикладывали усилий, тем больше её становилось. Первой, кто сдался на милость пастуха победителя, стала Таня. После очередного рекордного перехода сидели у костра молча, рубали перловую кашу с тушёнкой. Диме с третьего раза удалось сварить крупу так как надо, как того требовал Акулов. Адам наполнил тарелки (после проигрыша в драке он выступал в роли кухарки, помогал Диме по кухне), Тимур завёл разговор:

– Кто хорошо работает, тот хорошо отдыхает. Безделье – враг человека. Изобилие не мечта человечества, а его проклятье. Ты счастлив пока тебе чего-то не хватает и есть к чему стремиться. У каждой нормальной личности должна быть мечта. Димон, у тебя есть мечта? – Тимур встал, положив свою тяжёлую длань на плечо вздрогнувшего всем телом Димы.

– А, я-то чего? – Димон не ждал, что начнут с него, и чуть не поперхнулся от неожиданности.

– Ты же не глупый мальчик, наверняка мечтаешь о чём-то. О чём?

– Тимур, завязывай, – вскинулась непокорная Света. Она-то в грехах по пути к точкам привала ему не каялась. – Чего ты к нему пристал, не видишь он не хочет.

– Тогда может ты проявишь инициативу, расскажешь друзьям-товарищам про свою мечту?

– Даже не собираюсь. Тебе надо – ты и распинайся.

– Как не хорошо ты говоришь. «Распинайся». Ну что это за слово. Ты что, не уважаешь нас? – говорил Акулов добродушно, лишь глаза, немного выпирающее вперед, выдавали его настроение.

– Я тебя… – начала Света, но до конца огрызнуться, как ей того хотелось, произнеся – "Я тебя не уважаю", не успела, – помешала Таня.

– Я могу!

Все дружно посмотрели на Таню. Она сидела, нахохлившись, на конце брёвнышка, максимально, насколько оно позволяло, отодвинувшись от ухажёра Димы.

– Не ожидал, – неподдельное удивление Тимуру удалось разыграть на отлично. – Неужели не побоишься? Храбрее остальных, – Тимур выразительно глянул на Свету и Диму, – окажешься?

Света закатила глаза: "Куда ты опять вылезла? Давалка дешёвая". Таня ей никогда не нравилась, а теперь, когда она приняла сторону её врага, она стала ей ненавистна.

– Что тут такого? Не понимаю почему все носятся с этим, как с чем-то таким… ну суперсекретным что ли.

Тимур, сев, задумчиво потёр подбородок.

– В принципе ты права. Согласен с тобой полностью. Некоторым трудно черту переступить. Слушайте, смотрите, вот пример для подражания! Говори Таня. Пожалуйста.

– Особенно и говорить ничего. – Таня вздохнула. Вглядываясь в огонь, она объяснила: – Я хочу полюбить по-настоящему и выйти замуж.

Дима посмотрел на Таню, будто она его ударила, долгим собачьим взглядом. Он всё ещё числил себя её парнем, а тут ему при всех заявляют: «Я тебя не люблю и никогда не любила». Он-то её любил. Таня была у него первой, такое не забывается.

"И она туда же. Юбку почаще задирай, и женихи не заставят себя ждать", – Света вслух, конечно, ничего такого не сказала, но подумала. Переглянувшись с Властелиной, состроила козью рожицу, а её подружка ответила застенчивой, липкой улыбочкой.