Страница 1 из 17

Доброволец. Запах грядущей войны

Бутко Сергей

Сергей Васильевич Бутко

Часть I

Глава 1

«– Куда тебя на сей раз несет, Радж Капур неугомонный?

– Куда? Ну, допустим… в сверсекретный правительственный бункер. Похожу, посмотрю, статейку напишу.

– Вот как. А пропуск у тебя есть? Там, насколько я понимаю, без пропуска делать нечего.

– Может, обойдусь без дотошной канцелярии. Пропуск ведь оформлять надо, а свободного времени у меня немного.

– Ну почему же, почему же? Например, коллега твой Коля время очень даже нашел на оформление…»

Вот ведь вредный старикан. Любит дядя Дима иной раз позлорадствовать, повспоминать о моих профессиональных промахах и упущениях. Ну, было дело, удалось в 2012 году Кольке Икоркину сутки провести в настоящем практически секретном бункере, когда некоторая часть населения многострадального земного шара бесилась по поводу теперь уже прошедшего двадцать первого декабря. Бесилась, в календарь майя тыкала, конца света ждала. Эка невидаль! Зато я почти за три месяца до псевдоапокалипсиса на двухсотлетии Бородинского сражения побывал и множеством впечатлений запасся, которые впоследствии не раз обсуждал с дядей Димой. Он у меня читатель со стажем. Если попадает к нему в руки свежий номер нашей «Утренней строки», то проштудирует он его, что называется, от и до, обязательно запомнив самое интересное. Иначе и быть не может; все-таки в газете корреспондентом работает его племянник Михаил Крынников, то есть я.

Как вы уже знаете, работа у меня исключительно интересная и примечательная, прежде всего по части открытий. А уж мне с моим авантюрным характером скучать не приходится на ней никогда. Все как в одном старом, но хорошем кино про двух шалопаев-школьников:

Что ни говори, а с приключениями я не расстаюсь никогда. Это Колька у нас тяжелый на подъем домосед. Из своей берлоги лишний раз высовываться не любит и дальше Москвы не бывал. А я, если надо, весь мир объездить могу.

Правда, незадолго до ставшей для меня судьбоносной темы «поездка к реконструкторам» путешествовать в самое ближайшее время мне решительно никуда не хотелось. И дело тут не только в домашних хлопотах, но и в неугомонном дяде Диме. Сидел бы себе тихо. Так нет же, узнал про мою предстоящую поездку, примчался, начал расспрашивать, выведывать секретную информацию, словно Штирлиц заправский. А после, так и не добившись вразумительного ответа, решил уже своими планами со мной поделиться:

«– А я в Крым собираюсь съездить на недельку.

– Чего ты там не видел?

– Там тепло, там яблоки. И к тому же все, буквально все пропитано строками Льва Николаевича…»

После этих слов мой дядя, почти как по другому классику, «не в шутку занемог» и, очутившись в объятиях очередного литературного приступа (с ним такое иногда случается), принялся цитировать текст из школьной программы:

«Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность моря сбросила с себя уже сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском…»[2]

Хоть и не особо мне нравится сей бородатый столп отечественной и мировой литературы, все же в ту минуту я на несколько мгновений представил себя бредущим по улицам героического города во время Первой его обороны[3]. Ну или, на худой конец, просто побывавшим в той далекой эпохе, ощутившим ее дух, размах, биение.

Представил, а теперь с полной уверенностью могу сказать и себе, и вам: «Люди! Будьте осторожны в своих мыслях и желаниях – вдруг исполнятся…»

– …Ну же, ну же! Я, право, начинаю скучать от столь вялой беседы!

– Извольте, развеселю!

Тонкая, но прочная металлическая полоса с шипением рассекла воздух, хищной змеей метнувшись вперед в очередном выпаде. Слишком поздно. Раздался звон металла о металл, послуживший сигналом начала. Снова выпад, сменившийся затем теснением. Финт, еще один. И опять победитель не выявлен.

– У-у-ух! Вдарил знатно своим прутом! Аж искры посыпались во все стороны!

– Их благородие сегодня что-то лютует. Аль не выспался после вчерашней трепки?

– Может, и не выспался. Кто его знает. Такой уж мой барин…

Зрители потихоньку переговаривались, с интересом глядя на то, как поединщики яростно обрушивают друг на друга все новые и новые порции ударов, надеясь найти долгожданную брешь в обороне и довершить бой. У одного из них это наконец-то получилось. Ловким, многократно отработанным приемом оружие выбито из руки противника, и схватка кончена. Аплодисменты с одобрительными возгласами, салютации, поклоны, и вот победитель на время остается в одиночестве, прерванном затем новым собеседником. Но на сей раз спор сугубо мирный:

– …И что же, по-вашему, нужно для написания хорошего романа?

– Все правила тут заключаются в том, что так как роман есть картина человеческой жизни, то в нем должна быть представлена жизнь, как она есть, характеры должны быть не эксцентрические, приключения не чудесные, а главное, автор должен со всею возможною верностью представить развитие и фазы простых и всем знакомых страстей так, чтобы роман его был понятен всякому и казался читателю как бы воспоминанием, поверкою или истолкованием его собственной жизни, его собственных чувств и мыслей.

– А вот мне думается, кроме всего этого нужна еще и кипучая сила, присущая молодым.

– Не соглашусь. Что есть молодость? Молодость – время бестолковое. Она неуравновешенна, несправедлива, неблагодарна. Сколько у молодых диких идей, спеси, сомнения! У них что ни день, то новые прожекты и изобретения, открытия давно открытого. Ох уж эти молодые люди! Пьяные сердцем и нетрезвые умом, но во всем и всюду лезущие в учителя.

– Однако ж каждому взрослому человеку, как и всему человечеству, до слез не хочется взрослеть.

– Верно. И не потому ли всякий зрелый муж вздыхает у камина втихомолку: «О, как бы мне остаться навсегда молодым?» Помнит он и свои стихи, написанные в юности, а самого уж лета к суровой прозе клонят… Вот и мне уж сорок, а грусть по былому все чаще и чаще душу томит…

– Полно вам, Иван Александрович. Не кручиньтесь о прошедших годах. Давайте лучше продолжим наши занятия. Я, как видите, пока освободился, а ветер, кажется, сделался слабым, бом-брамсельным и более препятствовать не станет.

– И в самом деле погода подходящая… – Мой собеседник, секретарь адмирала Путятина, коллежский асессор, а по совместительству еще и будущий классик русской литературы Иван Александрович Гончаров – автор «Обыкновенной истории», «Обломова», «Обрыва» и еще некоторых менее известных произведений – оторвал руку от фальшборта[4] военного фрегата «Паллада», уже начавшего свое долгое кругосветное плавание от Петербурга к берегам Японии.

– Мне нужно переодеться, – принц де Лень[5] перешел на французский и, закутавшись в короткое пальто, придерживая цилиндр, направился в каюту.

– Не задерживайтесь, – бросил ему вслед отставной подполковник лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Михаил Юрьевич Лермонтов, уж два года как сменивший военный мундир на статское платье. Еще один знаменитый писатель и поэт, чье творчество мне, разумеется, тоже знакомо, постоял с полминуты на прежнем месте, облокотившись на фальшборт локтями и глядя вдаль на безбрежный морской горизонт, а после начал насвистывать песенную вариацию своей «Уланши» – дерзкого, хулиганского, наполненного матюками стиха. Вовремя спохватился и бросил это занятие. Есть морская примета, что свистом на палубе с легкостью можно нагнать шторм, а такие сюрпризы никому на «Палладе» не надобны.

Песня «Приключения», музыка Т. Островской, слова В. Аленикова.

Л. Н. Толстой. «Севастопольские рассказы».

349-дневную оборону русскими войсками Севастополя во время Крымской войны (1853–1856) называют также Первой обороной Севастополя, в отличие от обороны города в 1941–1942 гг. в ходе Великой Отечественной войны.

Объяснение этого и последующих морских терминов и названий, встречающихся в книге, см. в Приложении.

«Принц де Лень», или просто «де Лень», – салонное прозвище И. А. Гончарова. Сам писатель прозвище это принял без возражения и иной раз подписывал свои письма: «Гончаров, иначе принц де Лень».