Куколка

— Друзья нужны не только для того, чтобы по голове гладили и пили с тобой пиво. Иногда нужно сказать другу, что он заигрался и пора остановиться. Ты конечно придурок, Зуев, но ты мой друг, и я тебя люблю, каким бы ты не был, но перестань себя вести как шкодный ребёнок.

— Вы слышали, Соколовская меня любит!

Я заорал это на весь класс и подкинул в воздух тетрадки и ручки, которые лежали на моей парте. Одна ручка приземлилась прямо на голову Светы Корольковой.

— Я же говорю- придурок.

Машка снова посмотрела на меня с раздражением и вернулась на своё место, а остальной класс, кроме Корольковой, громко загоготал.

Машка меня любит. Машка меня любит. Машка меня любит. В моей голове постоянно вертелись ее слова. Как друга, конечно, но это уже намного лучше, чем было раньше. История с клубникой и днём рождения додика дали свои плоды.

Несмотря на провал в школе, я шёл домой в прекрасном настроении, которое мне казалось ничего не способно испортить, даже мерзкая погода. Ещё пару дней назад было холодно и лежал снег, а сейчас опять потеплело, все растаяло и превратилось в грязную противную кашу. Вот где настоящие пятьдесят оттенков серого- унылые панельные пятиэтажки, разбитые дороги и грустные лица уставших людей.

Только я один счастливый.

Зайдя домой, я сразу увидел в коридоре мужские грязные ботинки. Первая мысль- вернулся отец.

Я осторожно направился на разведку. В кухне за столом сидел какой-то незнакомый мужик в тельняшке и трескал котлеты. На вид ему было за пятьдесят, худой, сутулый и загорелый. Мать сидела напротив и нарезала копченое сало. Заметив меня, она вскинула руки и суетливо встала.

— Ты чего крадёшься?

— Это кто?

Я показал пальцем на мужика.

— Для начала надо сказать «здравствуйте», — мужик встал с табуретки, не переставая жевать и протянул мне руку. Когда я протянул в ответ свою, он сильно ее сжал, что аж кости хрустнули.

— Это кто?

Я продолжал показывать пальцем на мужика и внимательно смотрел на мать.

Мужик стукнул меня по руке и злобно на меня уставился.

— Я смотрю у тебя совсем никакого воспитания.

Мать встала между нами и попыталась утихомирить этого хмыря.

— Валера, не надо!

— Я ещё раз спрашиваю, мам, это кто?

Мать стала мяться, а мужик вернулся за стол и продолжил трескать котлеты.

— Это мой… друг… мужчина… как там сказать… Да ты маленький что ли? Все разжёвывать тебе надо? Это Валера.

Отлично! Мне же в жизни только Валеры не хватает.

— А на нашей кухне что он делает?

— На вашей кухне я ем, а ты имей уважение, когда со взрослыми разговариваешь, а не пальцем тычь, иначе знаешь куда я этот палец тебе засуну?

— Ну засунь.

Хмырь снова завёлся, резко подскочил с места и схватил меня за голову, прижимая мой лоб к своему. От него противно пахло луком.

— Валера, перестань!

Мать снова кинулась между нами, и именно в этот момент началась драка. Я заметил, что чаще всего драки начинаются именно тогда, когда кто-то пытается их предотвратить. Зазвенели тарелки, мы с Валерой скрутились в клубок, катаясь по полу, параллельно роняя все на своём пути. Мать визжала.

Через пару минут мы оба устали и разошлись по разным углам, тяжело дыша.

— Дорогие гости, кажется вы засиделись.

Я пытался выровнять дыхание.

— Я твою спесь все равно собью, щенок. Ты у меня научишься уму-разуму.

Валера залпом допил свой чай и отправился в коридор. Мать сидела на табуретке в тихом шоке.

— Ну зачем тебе надо было все портить?

— Что? Это я все испортил?

От несправедливости у меня пропал дар речи, и я не мог подобрать цензурные слова, чтобы не начать материться при матери.

— Это кто вообще такой? Почему он ведёт себя в моей квартире как у себя дома? Откуда он взялся? И с какой стати, неизвестный хмырь решил заняться моим воспитанием, а ты сидишь и на все это смотришь?

— Я давно хотела вас познакомить. Валерка хороший, только вспыльчивый, не обижайся на него.

— Это все, что ты хочешь мне сказать? Какой-то козел набросился на твоего сына, а ты просишь на него не обижаться?

— Во-первых, это не твой дом, а мой дом, и я буду решать кому здесь командовать, ты не дорос ещё. Не нравится, собирай вещи и уматывай. Во-вторых, если бы я тебя в детстве сильней лупила, может быть ты не вырос таким.

— Каким?

— Наглым и бестолковым. Набросился на хорошего человека и все мне испортил. Что я буду делать, если он не вернётся?

— Вернётся, — протянул я.

Она замолчала, потом взяла веник и стала собирать осколки битых тарелок.

Внутри кипела обида. Я все понимаю, мать всю жизнь одна, без мужика, нашла себе любовь на старость лет. Ну почему нельзя было сказать: сын, у меня появился мужчина, скоро приведу знакомиться, купить торт и спокойно собраться на кухне. Вместо этого, какой-то Валера хозяйничает у меня дома и бросается на меня драться. И по словам матери, если мне не нравятся новые порядки, я могу собирать вещи и уматывать. И самое обидное, что после потасовки, она побежала осматривать не мои раны, а своего женишка. Я почувствовал, что меня предали.

Я умылся и выскочил из дома. Не хочу ее сейчас видеть, пусть катятся со своим Валеркой к чертовой матери. Я не мог сдержать в себе гнев, меня колотило и трясло, мне срочно нужно было успокоиться. Надо пойти в гаражи и подождать, когда сядет солнце, чтобы можно было выйти к Машкиным окнам. Я видел, что машина ее родителей сегодня в рейсе, значит она точно будет устраивать концерт. Да плевать, не буду ждать темноты, прямо сейчас пойду, если поймает меня с поличным, скажу, что проходил мимо.

Первое, что заметил, когда подошёл к ее окнам- спину Кораблева, который сидел на подоконнике. Прекрасно, он уже ходит в гости, пока родителей нет дома.

Я плюхнулся в грязную пожухлую траву и стал наблюдать. Сначала Машки не было видно, но минут пятнадцать спустя, она появилась в окне.

Она встала напротив додика, поправила волосы, взяла в руки свой телефон и начала что-то петь и танцевать. Эта была та самая песня, я ее сразу узнал. Ещё пятнадцать минут назад мне казалась, что хуже быть не может, но я оказался не прав.

Когда раньше я смотрел на неё, я всегда испытывал чувство стыда за то, что я делаю. Мне казалось я краду частичку ее души, самую сокровенную, которой ни с кем не хочешь делиться и показывать. Машка никогда не афишировала, что поёт и всегда вела себя сдержано, никто и не догадывался, что внутри неё горит такой пожар. Я уверен, что даже Таньке она себя настоящую не показывала.

А сейчас она танцует для Кораблева. И это не просто танец, она не побоялась перед ним открыться. Значит это не просто детская симпатия, Машка в него по-настоящему влюбилась, и мне точно ничего не светит. Я никогда серьезно не надеялся, что она ответит мне взаимностью и полюбит меня, но осознав, что теперь этого точно не произойдёт, на душе наступил мрак.

Что ещё сегодня должно случиться, чтобы окончательно меня добить?

Я лёг в траву и закрыл глаза руками. Как же мне сейчас хреново. Над моей головой летали вороны и громко каркали. Очень символично.

Почему я такой неприкаянный и никому не нужный? Почему я не могу получить хотя бы капельку любви? Мои любимые женщины выбирают других мужчин. Причём один другого лучше, что додик, что Валера. Сдохнуть бы прямо тут в овраге, чтобы всем стало легче. Учителя обрадуются, пацаны откроют на мои деньги автосервис, мать выйдет замуж за Валеру и будет каждый вечер кормить его салом, а Машка будет счастлива с додиком и перестанет за меня краснеть. Можно меня даже не хоронить, пусть мой труп сожрут собаки. Все равно от меня нет никакой пользы.

В кармане зазвонил телефон. Это Машка.

— Что делаешь?

Ее голос был очень настороженным. Наверно они заметили меня, и сейчас Соколовская начнёт орать, что я извращенец.

— Умираю.

Я продолжал лежать, как- будто так и надо.

— А можно умирать не под моим окном?