Страница 4 из 79
Таким образом наши с Никки пути разошлись. Но мы, как парочка хороших крыловых, старались друг друга не терять из виду и по возможности выбирать одинаковые направления.
Я знала, что Никки был тем, кто принёс информацию о грядущем нападении альдов. Именно благодаря ему мы успели поднять в воздух максимальное количество управляемых искинами беспилотников, которые отразили первый, самый внезапный, удар.
Но вообще, в целом, я просто была счастлива видеть этого придурка живым.
3
— Признай: ты отрастила волосы, чтобы мне понравиться.
Я по нашей старой доброй традиции закатила глаза:
— Да ясный-красный, Никки! Я ж ночами не сплю, всё думаю: как понравиться тебе. Даже тайный план составила! И в медблок попала только ради обретения стратегического преимущества.
— Правда? — Никки насмешливо выгнул бровь. — Какого?
— Чтобы мне там патлы заново отрастили, конечно! — хмыкнула я. — Зачем ещё? Медицинская капсула — это ж замена всем салонам красоты, вместе взятым!
Ник фыркнул.
— А что? Мне и правда нравится, — он окинул меня демонстративно-оценивающим взглядом. — Когда ты бреешь голову, становишься похожа на уголовника. У тебя череп некрасивый. А теперь хоть на бабу смахивать начала… Отдалённо, конечно, но всё лучше, чем вообще ничего.
— Угу, я твоего мнения о своём черепе забыла спросить, — отмахнулась я. — Да и вообще, посреди космического заруба всем есть дело до моей причёски. Точно тебе говорю! Проверенная инфа. Каждый так и норовит заглянуть: чего у меня там интересного под скафандром? А ещё девочки у нас, на войне, все поголовно с дизайнерскими укладками! Тоже — сто процентов. На агитке “Вступай в армию Земного Союза” подсмотрено.
Никки ностальгически улыбнулся.
— Точно, — прищурился он, — они там ещё накрашенные были, не иначе как для большей достоверности.
— Ага. Потому что, конечно же, на боевом корабле очень удобно наносить штукатурку и ухаживать за волосами… Хотя тебя-то, прекрасная принцесса, хоть сейчас на агитку. Уже косички при желании можно заплетать! И на конкурс красоты отправлять.
Тут я, конечно, слегка приврала: выглядел Никки не так хорошо, как до войны. Он не смог бы постареть (у нас у всех, слава генным инженерам, старость не начнётся раньше ста пятидесяти- ста восьмидесяти стандартных лет), но всё же изменился, будто выцвел. Особая старость, военная. Она и меня коснулась, собственно. Её легко узнать — в заострившихся скулах, запавших глазах, лёгких морщинках у губ, взгляде на две тысячи ярдов… Такое легко читается.
Но в остальном да, сразу видно, кто тут кабинетная крыса: длинные волосы, собранные в низкий хвост, общая ухоженность и кошачья вальяжность — таков он, Никки.
— Не то чтобы мне так уж хотелось плести косички, — сказал он со смехом. — Но у верхушки альданцев это в почёте — уж не знаю, почему. Пришлось мимикрировать.
Я только улыбнулась в ответ, а сама намотала себе на ус. Миссия под прикрытием, значит?
А ты везунчик, Никки. Молодец, что вернулся.
Между тем, этот долбоящер снова напустил на себя придурковатый вид и демонстративно вздохнул:
— Что, опять побреешься под ноль?
— Не знаю, — дёрнула я плечом. — Война вроде бы кончилась, так? Можно и красивой походить — для разнообразия.
— Война, говоришь, кончилась? Не смеши, — фыркнул Никки. — Бумажки подписаны, да. Но нихрена не кончилось… пока что. Наша работа вообще только начинается.
Я покосилась на него, оценив двойное дно сказанного. Что-то мне подсказало, что обязательная программа со взаимными приколами откатана, и мы наконец-то добрались до по-настоящему серьёзных тем.
— Так тебя, значит, направляют на новую миссию? — уточнила как можно небрежней.
— Не без того, — улыбнулся он. — На другой край галактики; совершенно секретно, само собой. А я так хочу отдохнуть где-нибудь на пляже Баджаби…
Я застыла, изо всех сил стараясь, чтобы на роже не отпечаталось ничего лишнего.
Мы с Никки были крыловыми. Мы знали друг друга, как облупленных. При этом, Никки был параноиком по жизни, а уж в кругу приятелей-шпиков это свойство его организма обострилось до крайности. Чужие уши чудились ему всюду… и как знать — вполне возможно, правильно чудились. Я уже ни в чём не уверена.
Разумеется, при таком раскладе у нас были кодовые фразы — так сказать, на все случаи жизни. Собственно, как в нашей работе без общего тайнояза? И всё бы ничего, но “хочу отдохнуть на пляже Баджаби” у нас значило дословно следующее: “Я в опасности, знаю лишнее. Должен валить при первой возможности. Встретимся в оговорённой для таких случаев точке на Дельте-7”.
— А ты не хотела бы туда? — спросил он. — Говорят, на Баджаби в это время года просто чудно. Или тебе ментальные яйца не позволяют на пляже в купальнике валяться? Слишком томно и всё такое?
Даже так? Во что это я умудрилась вляпаться, сама того не заметив? Обмозгую на досуге, а пока что…
— Почему нет? — пожала я плечами. — Хотела бы; мои ментальные яйца, знаешь ли, купальнику не помеха. Да и слетаю, пожалуй. Всё же, по регламенту мирного времени мне после медкапсулы положен отпуск, чтобы сердце и нервная система не накрылись баночкой. Собственно, за войну у меня их прилично скопилось, отпусков этих. Сколько раз прямиком с корабля на бал… то есть, из медкапсулы в бой приходилось бросаться? Не сосчитать. Меня уже списали на несколько лет, в личном деле так и сказано. Так что, если никакая заваруха снова не начнётся, я на вольные хлеба. Только для начала ребят в крио навещу, узнаю о перспективе разморозки и прогнозах. И с семьями их связаться надо будет… Кто знает, сколько их сосульками продержат.
— Это да, — протянул Никки, глядя на космос, отделённый от нас лишь прозрачным, чуть мерцающим куполом. — Никто не знает, тут ты права; медкапсул не хватает катастрофически. Вон, всех ваших, кто выгреб, заморозили до лучших медицинских условий. Вне зависимости от тяжести повреждений. С такой формулировкой хорошо, если на первый год изо льда вытащат, а не на двадцатый… Сама знаешь, как это бывает.
Понятное дело, я знала.
Нет, нам, офицерам космического флота, было в теории много чего положено: и отпуска, и ранняя пенсия в девяносто, и компенсации родным, и лечение за счёт государства. Но тут есть и свои подземные мины. Вроде случаев, когда лечение требовалось особенно мудрёное, с реабилитацией и кучей компенсаций. Нет, если у командования жопа горит, а на передовой некому воевать, то будьте покойны: солдатиков из мясного фарша соберут, особенно офицеров космоавиации и машинистов робоотрядов. Ценные кадры, что уж! На обучение не меньше пяти лет уходит, да и подойдёт для такого не каждый. Опыт, опять же… Но то на войне. А вот в такие времена, как сейчас, когда войнушка закончилась, а много раз переломанные, кое-как собранные солдатики должны отправляться домой, всё разом становится сложнее.
Многие базы разрушены. Современных медкапсул катастрофическая нехватка. Медтехников тоже дефицит. И денег, как это водится у правительства, нет.
А вы крутитесь.
Хорошо, что починили хотя бы меня. Мне надо будет связаться с семьями ребят, проверить, что у них и как. И попытаться продавить для них самого лучшего военного юриста…
— Я боялся, что тебя тоже оставят в крио, — сказал он вдруг. — У тебя были травмы серьёзней, чем у вашего Кэпа. В разы. Позвоночник, говорят, натурально собирали: защитный скафандр там не выдержал удара и промялся внутрь.
Не поняла.
— Так почему тогда меня…
— По личному распоряжению коменданта Пауза, — Никки повернулся и внимательно посмотрел мне в глаза. — Тебя поставили в первую очередь.
Сказать, что от таких новостей я охренела — ничего не сказать.
Тут надо пояснить: комендант Пауз (в неформальной обстановке именуемый солдатами “Комендт Пузо”) был дерьмом на ножках и с нашим крылом имел отношения самые что ни на есть отвратные. При этом особенно сложно у него всё получилось со мной: я отправила его в медкапсулу на сутки, фигурно переломав этому красавцу руку.