Страница 44 из 60
Зато по моей просьбе Владислав Тышкевич, знакомый мне по Думе, пригласил высокую инспекцию посетить его имение. А местные небесники организовали для поездки несколько автомобилей. Ни в какое имение, разумеется, ехать я не собирался — поутру кавалькада машин пересекла Вилию и покатила на север, прямо к IX-му форту, где и высадила нас всех.
Разумеется, обстановка на форту, где нас не ждали, мало была похожа на вчерашний парад-алле и потому недоуменные интонации начальствующих лиц быстренько заглохли и сменились лающими. По плану, доложенному вчера генералом Григорьевым, на IX-м форту вовсю расширяли полевые укрепления, по факту же рядом со рвом уныло ковырялось от силы два десятка солдат под командой подпоручика.
Вот он и отдувался за все начальство сразу перед тремя генералами такого уровня, что представить себе разговор с ними он мог лишь в мечтах. Или в страшном сне.
Но несмотря на вопиющую юность, робевший поначалу подпоручик шустренько освоился и бодро отвечал на вопросы. Наверное, оттого, что я сразу шепнул — не боись, паря, говори правду, а коли обидит кто, сразу мне жалуйся, я Распутин. Это имя уже крепко засело в общественном сознании.
Господа военные, кто слышал, изобразили на лицах неудовольствие, но промолчали. Разве кто-то из адъютантов тайком показал поручику кулак.
Расклад нам предъявили вполне обычный — большинство солдат на «вольных работах» в Ковенском уезде. То есть трудятся на уборке урожая, обеспечивают крепость продовольствием или, что вернее, зашибают деньгу в полковые кассы, откуда она перетекает в полковничьи карманы. А что модернизация крепости от этого идет ни шатко, ни валко, всем пофиг.
Пока там генералы от инфантерии да инженерии терзали подпоручика, я отправился к солдатам. Они поначалу вытянулись во фрунт, хоть и были без мундиров, в одних рубахах, и даже приставили лопаты «к ноге».
— Господин Распутин! — обратился ко мне самый бойкий, с курносой рязанской рожей.
— Ваше сиятельство! — пнул его солдат постарше, видать, унтер.
— Бросьте, мужики, по простому зовите.
— С графьями не положено, — спокойно заметил третий, но смотрел недобро.
— Да какой я граф, смех один. Крестьянином родился, даст бог так и помру. Шелуха это все.
— А коли так, Григорий Ефимыч, — снова подкатил бойкий, — табачком не богаты? Мы за утро весь запас скурили.
Унтер цыкнул на него, но я только развел руками:
— Нету, не курю и вам не советую. Вся грудь изнутри у вас чернотой потом изойдет.
Проняло. Но не всех.
— Может, еще и не пьете? — с поддевочкой спросил третий.
— Пью, как не пить, еще Владимир Святой сказал «Веселие Руси есть пити». Только умеренно.
— А в газетах пишут, что вы за вечер ящик мадеры выпиваете! — бойкий тут же пострадал за длинный язык, получив затрещину от унтера.
— Не, здоровья не хватит. Так, стакан может и все. И то, только для запаху — своей дури хватает.
За разговорами сопровождающие нас лица на другом фасе форта организовали пикничок, куда мы и перешли всей толпой, снабдив подпоручика и солдат частью припасов.
— Прекрасный форт, новейший проект! — обвел панораму рукой великий князь.
— А какой в нем смысл, Петр Николаевич?
— Вы человек не военный, поэтому объясню просто: здесь необходимо прикрыть стратегически важные железнодорожный тоннель и переправу через Неман, — пока еще вежливо ответил Петр Николаевич.
— Да это понятно, — спрятал я усмешку в бороду, — но какой смысл городить форты в трех верстах от крепости?
Трое военных в больших чинах откровенно засмеялись, рассаживаясь на привезенных стульях вокруг доставленного стола.
— Ну как же, Григорий Ефимович, форты не дают противнику применять артиллерию по крепости, — объяснил мне как дурачку Редигер. — К тому же, этот форт уже в пяти верстах.
— А какова дальнобойность немецкой осадной артиллерии?
Все посмотрели на Палицина. Федор Федорович отвлекся от фужера с вином и выдал ответ немедленно:
— Пятнадцатисантиметровая полевая гаубица образца 1902 года имеет дальность восемь километров. Тяжелые орудия — до двенадцати-четырнадцати.
— Ну вот я человек не военный, как верно заметило Ваше высочество, но давайте представим, что я командую осадной армией. Какой смысл мне перестреливаться с крепостью, если я могу вдалеке, вне досягаемости фортов, расположить дальнобойную артиллерию и уничтожить форты один за одним?
— Время, Григорий Ефимович, время, — наставительно произнес великий князь, акцентируя вилкой. — За то время, что противник потратит на взятие крепости, подойдут резервы и войска укрепятся на новых рубежах.
Далее передо мной развернули концепцию «игры от обороны» с опорой на крепости. Я же, памятуя о серьезном превосходстве немцев в артиллерии и что все русские крепости рано или поздно были взяты, все старался с позиции «гражданского шпака» и «полного лоха в военном деле» задавать всякие наводящие вопросы. Например, считал ли кто-нибудь расход снарядов на взятие крепости и сравнивал ли его с таковым на прорыв равнозначной по стоимости полосы обороны? Ну, то есть куда выгоднее деньги закапывать — в редкие крепости или в многокилометровые траншеи? И все время старался с вершин военного искусства сбить генералов на вопросы финансовые. У всех военных аппетиты только дай, им денег всегда не хватает, так что под хоровой плач «модернизация крепостей требует значительных сумм, которых казна не имеет», некоторое смятение в мозгах я произвел.
При моей скромной помощи великий князь и генералы сформулировали принцип «чем больше калибр осадной артиллерии — тем короче осада», а когда я как бы ненароком помянул Перемышль, очень задумались. Эта кость торчала в горле у Русской армии в основном потому, что первый штурм не обеспечили крупными калибрами. Вот я и задавал вопросы — а можно ли, как в Порт-Артуре, поставить на железнодорожные платформы морские орудия? А можно ли это сделать быстро? Или втихую и держать эту дубинку хоть за Уралом? А потом быстро так — рраз! и пригнать в нужное место…
Вообще, концепция войны «от экономики» пока еще не сложилась и то, что предстоит воевать на истощение, в головах укладывалось с трудом. Типа мы такие лихие на конях шашками вжик! вжик! а следом чудо-богатыри в штыки ура-а-а-а! и все, мы в Берлине. «А Кенигсберг? А Позен и Бреслау?» — невинно спрашивал я и подталкивал к тому, что воевать будем трудно и долго. И потому воевать надо дешево и с максимальным сбережением жизней. А врагу наносить урон экономический. Мысль о том, что раненый вражеский солдат нам выгоднее, чем убитый, произвела среди собравшихся смятение.
— Вы, Григорий Ефимович, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и хитро, но больно странно. Над вами смеяться будут, — под веселое хихиканье сообщил мне Палицын.
— Да пусть смеются, мы еще посмотрим, кто посмеется последним. Вот смотрите, господа, убитый солдат упал и лежит, потом его закопают и все. А раненый? Во-первых его надо с поля вытащить, значит, нужен еще один солдат, а то и двое. То есть одним выстрелом мы выключили из боя сразу двоих. Во-вторых, его надо перевязывать и лечить, то есть тратить на него перевязочный материал, лекарства, время санитаров и докторов. В третьих, если он выбыл из строя, ему надо платить пенсию. Сплошные расходы! Да еще если раненые и увечные будут возвращаться по домам в большом числе, это будет подрывать дух в тылу и волю к сопротивлению.
Тут на форту поднялась суета, на которую мы вынужденно отвлеклись — забегали солдатики, заблажили фельдфебеля, выскочили, громыхая шашками, офицеры… Как оказалось, всю суматоху произвел командующий крепостью генерал-лейтенант Григорьев, до которого, наконец, дошла весть о внезапной инспекции IX-го форта и он примчался под светлы очи высокого начальства. Каковое, устав от военно-теоретических разговоров, немедля пригласило его к столу на предмет выпить и закусить.