Приют сердец

– Брент, все нормально? Ты ведь ничего не имеешь против, не так ли?

– Против? – закричал он, обретя, наконец, голос. – Против? Ребенок! У нас ребенок? Я даже не думал… я уже сдался… Может, тебе надо сесть или… или еще что-нибудь?

Тейлор расхохоталась радостным, звенящим смехом.

– Не шути. Я не сломаюсь. Может быть, тебе следует присесть. Ты выглядишь не очень хорошо.

Он послушно сел, потянув ее за собой на кровать, и поцеловал еще раз, сейчас уже нежным, идущим из глубины сердца поцелуем.

– Я люблю тебя, миссис Латтимер, – прошептал он.

– И я люблю тебя, мистер Латтимер. Я люблю тебя.

Бренетта сидела на заборном столбе, зацепившись каблучками ботинок за нижнюю перекладину. На ней была одета рубашка с длинными рукавами и джинсы. Косы уложены вокруг головы и спрятаны под фетровую с широкими полями шляпу. Она мрачно разглядывала лошадей.

Ребенок. У мамы будет ребенок. Она вспомнила сияющее лицо отца, нежную улыбку матери и почувствовала себя совсем покинутой. На ее место они возьмут другого.

– Эгей, Нетта. Как там, наш урожай сегодня? – спросил Тобиас, вспрыгивая на забор возле нее.

Она пожала плечами, желая, что бы он убирался прочь, но Тобиас уже заметил выражение ее лица и остался.

– Что случилось, баловница? Ты выглядишь так, как будто потеряла последнего друга.

– Именно так, – она повернулась и взглянула на него, потом зловеще добавила. – Полагаю, что здесь нет тайны, поэтому я могу сказать тебе, у мамы будет ребенок.

– Но, Нетта, это же чудесная новость! Твой отец всегда хотел побольше ребятишек. Ну-ка, посмотри на этот большой дом, который они выстроили, и который вы втроем пытаетесь заполнить.

Ее глаза быстро наполнились слезами.

– Но, Тобиас, они не будут любить меня так сильно, когда рядом появится малыш. Папа… папа не захочет больше иг… играть со мной.

– Глупышка, – грубовато произнес Тобиас, обнимая ее за плечи, – разве ты не знаешь, что любовь невозможно исчерпать? Чем больше людей ты любишь, тем больше любви, которую ты отдаешь, образуется у тебя внутри. Невозможно, чтобы на кого-то не хватило любви. Любовь не иссякает. Никогда.

– Это действительно верно, Тобиас?

– Стал бы я тебе врать, принцесса? Конечно, это правда.

Заполненные слезами глаза Бренетты вернулись к лошадям и новым жеребятам в загоне. Ей всегда нравилась весна – появлялись детеныши: жеребята и телята, поросята, щенки, и котята. Если Тобиас прав, то, возможно, маленькая сестричка или брат тоже будет неплохо. Она смахнула слезы рукавом рубашки и громко вздохнула.

– Спасибо, Тобиас. Я действительно чувствую себя лучше.

Он отпустил руку и спрыгнул с забора.

– Никаких проблем, Нетта. Рад, что смог помочь тебе.

– Что это означает, что больше нет? Тогда найди мне еще. Или ты позволишь собственному отцу умереть от жажды?

Рори подхватил пошатнувшегося отца.

– Па, мне жаль, но я не пойду просить у Латтимеров, а сейчас взять больше негде.

– Не пойдешь? Ты не будешь делать то, что я говорю тебе? Какой же ты тогда сын?

Гарви отступил назад и уставился в точку затуманенными зелеными глазами. Неожиданно его рука рванулась вперед, опустившись на челюсть Рори. За резким треском последовала гнетущая тишина. Лицо Рори оставалось совершенно бесстрастным, когда он посмотрел на отца.

– Ради любви Святого Кристофера, парень! Неужели в тебе нет никаких чувств? – закричал Гарви и рухнул в глубоком обмороке.

Рори подхватил его и перетащил на кровать. Он смотрел на отца, на его рыжие волосы и такую же бороду, припухшее бессмысленное лицо, и чувствовал, как появляется в груди знакомая боль.

– Да, отец, у меня есть чувства, – прошептал он, потом повернулся и вышел из пропахшего дерьмом домика.

Рори стремительно подошел к своей привязанной лошади. Он расстегнул подпругу и стащил седло. Схватившись за гриву, Рори вскочил на лошадь и повернул к горам. Будь кто-либо поблизости в этот момент, застывшее как гранит лицо ножами пресекло бы любые расспросы.

Путь к вершине был не из легких, особенно без седла, но усилия и напряжение снимали, казалось, тяжесть с плеч. К тому времени, как он достиг вершины, в голове Рори прояснилось, хотя в сердце все еще оставалась тяжесть.

Он сел, скрестив ноги, на скалистом выступе, закрыл глаза и слушал, как лошадь щипает траву, как ветер свистит среди острых вершин, как деревья раскачиваются. Далеко внизу, в долине он различал приглушенное мычание коров.

– О, мама, – шептал он, – я так одинок. Мое сердце все выжато.

Брент расслабился в седле. Для столь раннего времени года день был необыкновенно теплым, и он наслаждался легким ветром и солнечными лучами, осматривая все стадо. Животные возвращались с зимнего пастбища. Брент с удовольствием заметил, что выглядели они хорошо.

Он слегка выпрямился в седле, увидев скачущего к нему Тобиаса и мужчину, незнакомого ему. Они пробивались через середину стада, разделяя его как расходящиеся потоки воды. Пока они приближались, Брент внимательно изучал незнакомца. Это был большой мужчина, как по виду, так и по весу. Длинные темно-русые лохматые волосы окаймляли чисто выбритое – не считая густых усов над тонкими губами – рябое лицо. Лошадь под ним вполне соответствовала ему по размерам, взмыленные бока ее прикрывала накидка из оленьей кожи.

Тобиас перешел на шаг и остановился возле Брента.

– Мистер Латтимер, это – Джеймс Хансон. Он говорит, что купил недавно земли «Боуман». Он поехал этим путем, чтобы встретиться с вами и посмотреть место.

– Рад познакомиться с вами, мистер Латтимер, – сказал незнакомец протягивая руку.

Брент неохотно пожал ее. У него появилось странное ощущение неприязни и недоверия к нему. Причин для этого не было; просто что-то в нем самом…

– Когда вы выкупили имение Боуманов, мистер Хансон? – спросил он.

– Зовите меня Джейк. Сделку завершили на прошлой неделе. Старик и его жена уедут к концу месяца. Тем временем я и моя дочь – Ингрид подыщем чуть больше скотины в добавок к тому, что продали нам Боуманы. – Он замолчал и оглядел стадо. – А как вы называете этих? Это явно не Лонхорнсы, – добавил он со смешком.

– Эта порода – Херефорды, мистер Хансон. Их привезли сюда из Англии в начале столетия. Я пытаюсь доказать, что они смогут с успехом существовать и на западе. До сих пор, мне это удается неплохо, как Вы сами можете видеть.

– Наверное, им тут нравится. А как насчет лошадей? Слышал, что они у вас тоже особенные.

Брент похлопал свою лошадь по шее.

– Да, тешу себя мыслью, что в них течет хорошая кровь, – только и сказал он.

– Есть какие-нибудь на продажу? – настаивал Джейк, его близко посаженные глаза с жадностью бегали по жеребцу под Брентом.

– В данный момент, нет, – ответил Брент, особенно для тебя, мысленно добавил он. – Нам самим хотелось бы иметь больше.

– Ну что ж, мистер Латти… то есть, Брент, не так ли? Полагаю, что скоро перееду. И так, как теперь мы близкие соседи, уверен, что будем видеться часто. – Он повернулся к Тобиасу. – Спасибо, что проводили меня сюда. Да, вы не назвали мне своего имени, чтобы я должным образом отблагодарил вас.

– Тобиас Леви.

Брови Хансона поползли вверх; дружеская улыбка исчезла.

– Звучит по-еврейски, не так ли?

– Возможно, потому, что мои родители были евреи.

Их глаза встретились и задержались в безмолвном поединке. Брент заметил неприкрытое презрение Джейка и негодование Тобиаса перед лицом предрассудков. Наконец, он ударом ноги направил лошадь вперед и встал между двумя противниками.

– Тобиас, проверьте с Сэмом телят; видишь, он уже подъезжает.

Брент почти физически ощущал, что воздух заполнен ненавистью, но Тобиас, в конце концов, прервал битву взглядов и поехал выполнять поручение.

– Вы явно наняли управляющим довольно странную личность, Латтимер, – с презрительной усмешкой сказал Джейк.

– Мистер Хансон, боюсь, что мне тоже надо ехать. Желаю Вам всего наилучшего на новом месте.