Страница 13 из 15
– Конечно, я не знаю, ведь ты не счел необходимым сообщить мне об этом.
– Прости.
– Спустя столько лет? Зачем тебе это?
– Я не могу больше жить, как прежде. Я очень не хочу говорить, но я должен. Давай… можно присесть?
– Вот сюда, на диван. Итак, я слушаю.
– Я… заявился к тебе не для того, чтобы бередить наше общее прошлое.
– … Которое ты полностью собственноручно уничтожил.
– Да, и никто не знает, то есть, не знал до последнего времени, как мне жаль. Я будто разрушил собственную душу, когда отказался от тебя. Я глупо заблуждался, что не готов создать… Как это теперь называется… Социальную…
– Семью, Герман. Мы с тобой из нормального времени.
– Да, семью. Я думал, мы будем несчастливы, не справимся, я не смогу заниматься наукой. Тогда я не хотел детей. А я догадывался, как ты хотела.
– …
– Нет, не перебивай, пожалуйста. Я столько лет копил это. Я любил тебя Анна, но мой ужасный эгоцентризм был сильнее этого. Я только потом осознал, что удовольствие мне доставляли чувства к тебе через призму собственного самолюбия. Я даже предложение тебе сделал, просто потому что возжелал красивого жеста. Я был опутан своими желаниями. А когда понял это, решил отказаться от всего. И от тебя тоже. Попытаться найти себя.
– Да, ты ушел искать себя, а я осталась. – Анна вздохнула и устало улыбнулась. Слушать все это было больно, несмотря на солидный отрезок времени, отделявший двух молодых людей от двух зрелых измученных мужчины и женщины. – Но что, скажи, что заставило тебя прийти ко мне сейчас? Не говори только, что угрызения совести. Не поверю.
– Я бы тоже не поверил. – Улыбка Гесина вышла похожей на ту, что Анна подарила ему несколько секунд назад. – Ты в праве знать правду. Это Данко.
– Тот юноша? Твой ученик? Меня, конечно, удивляет, что ты свои душевные раны доверяешь своим студентам. Да и с чего мне лезть в твою жизнь…
– Нет, Анна, ты не понимаешь. У Данко удивительный дар. Он может переписывать людей. Не совсем, но мы над этим работаем.
– То, что ты говоришь похоже на…
– На бред, я знаю, но ты первая, кого мы посвятили. Так вышло. Прости, может, все это не вовремя.
– Ах, Герман. Ничего не бывает вовремя. Полагаю, стоит позвать твоего ученика с кухни. Судя по запаху, с чаем у него не вышло.
– И вы можете запросто взять и переиначить человека? Простите, но это, даже в наше сумасшедшее время такое кажется невероятным. – Анна решила хотя бы попробовать понять эту странную парочку.
– Не совсем так. Видите ли, писатели обычно пользуются элементарными выразительными средствами. Это своеобразные инструменты литературы. К примеру, метафора, гипербола, антитеза и другие… Я тоже их использую, но по какой-то неведомой нам с профессором причине, они могут воздействовать на психику.
– То, что Вы рассказываете…
– Звучит, как бред сумасшедшего, знаю, но поверьте, профессор никогда бы… Ой, извините…
– Да ничего, ты прав Данко, мне бы никогда не хватило смелости прийти к тебе, Анна, и попросить прощение. Я так глубоко загнал свое одиночество, свое раскаяние и боль, что и вовсе перестал что-либо чувствовать.
– Знаешь, Герман, ты всегда был несколько… Бесчувственным. Я рада, что твоему ученику удалось это исправить. Но как это работает? Расскажите, Данко!
– О, на самом деле не так уж сложно. Я написал сказку, метафорическую историю о нашем бедном профессоре Гесине. Она о том, как человек потерял душу и отправился на ее поиски. Это очень старая сказка. Возможны бесконечные вариации. Моя мать открыла мне ее. Необязательно использовать ее. В детстве мы с мамой практиковались на мифе об Амуре и Психее. Мою, кстати, тоже звали Психея. Так вот, в случае с профессором я подумал, что та старая сказка будет лучшим решением. Извините, я говорю очень сбивчиво. Просто Вы, Анна, очень располагаете к общению.
– Хм, точно. – Кашлянул профессор. – Мне ты так душу не изливал.
– Помолчи, Герман. – Сверху послышался шум.
– Альберт, это ты?
– Ба, я есть хочу. Можно уже спуститься?
– Ох, конечно. Иди к нам. Надеюсь, ты не подслушивал?
– Ну что Вы, этот парень не способен на дурные поступки, верно?
– Верно… Наверно!
– Альберт, опять ты со своей игрой! Перестань дурачиться!
– Что за игра? – Спросил Данко.
– Ну… в слова. И в стишки.
– Научишь?
– А то!
– Гремлин Герман дремлет в дровнях… О, это нечто, сейчас лопну от смеха…
– Очень остроумно, Данко! Ну, как считаешь, все прошло… приемлемо?
– Приемлемо? Да просто отлично! Она не выгнала нас. Поверила, когда любой другой бы вызвал ДОЛОВЦов в ту же секунду, когда я начал рассказывать про наши странные опыты. Хотите мое мнение? Анна – удивительная женщина! И внук ее занятный парень. Зря она так сильно беспокоится. Максимум, что ему грозит – плохая успеваемость и проблемы с социализацией.
– А нам что похуже, если хоть одна душа узнает. Тьфу, как символично. Кстати, ты упомянул свою мать, впервые. Я читал твое личное дело, Данко.
– Да, необычные имена – конек моей семьи. Бабушка и дедушка боготворили греков. Такой вот каламбур. Да, ее правда звали Психея.
– Если не хочешь говорить об этом…
– Ничего. Может быть, это сгодится для дела. Ведь это у меня от нее. Эта способность. Только для нее она стала проклятьем. И погубила отца. Нашу семью. И ее саму. Она отреклась от всего. Я даже не знаю, где теперь моя мать. Я пытался искать, но все бес толку.
– Мне жаль, Данко.
– Прошлое нельзя переписать.
– Ничего не выйдет. Даже если ты не помнишь большую часть своего прошлого, как не прикидывайся чистым листочком, будешь Алексом, Игорем, Германом или как тебя там звали? Неважно, при этом останешься собой, той потерянной личностью, от которой сбежал. – Валерия нервно расхаживала по комнате.
– Почему ты назвала меня Германом?
– Да так просто, в голову пришло! Ты вообще слушаешь меня?
– Вэл, не кричи, твой темперамент иногда пугает.
– Ах, пугает? Наш нежный заморский цветок трепещет на суровом горном ветру.
– Очень похоже на наши с тобой отношения.
– То есть, ты все-таки признаешь, что у нас есть отношения? Чудесно. Я польщена.
– Вэл…
– Зачем я с тобой связалась? Мне нужно другое. Я взрослая. Я хочу детей. Семью. Нормальность.
– Так и ответь на вопрос. Зачем ты со мной связалась?
– Чертов психолингвист. Я люблю тебя!
– Хочешь, я над этим поработаю?
– Что???
– Не могу объяснить. Я могу сделать так, что ты не будешь любить меня.
– Ты это серьезно сейчас?
– Абсолютно. Я попробую.
– Псих!
Глава 12. Амур и Психея.
– Мам, скажи, обязательно выносить немыслимые страдания, чтобы обрести любовь?
– И с чего ты это взял, дорогой сын?
– Вот. Прочел. А ты случаем не…
– Что ты, милый. Бабушка и дедушка любили римлян, поэтому дали мне столь необычное имя. Я вижу, они тоже тебе нравятся. Я о римлянах, конечно.
– Очень. Я почти дочитал «Метаморфозы».
– И чему тебя научил миф об Амуре и Психее?
– Тому, что любовь побеждает! Всегда.
Психея, красавица с рыжеватыми волосами и тонкими чертами лица вздохнула, посмотрев куда-то в сторону. Потом медленно моргнула, за мгновение, превратившись из усталого человека, который день ото дня тяготиться тяжелыми мыслями, в хитрую нимфу. Такой ее знали прежде. До того, как ее черты ее приобрели жестокость, а выражение лица все чаще стало принимать не то обиженное, не то озлобленное выражение. Именно такой Данко обожал видеть мать. Именно ту, полную легкости и грации Психею, полюбил его отец, надеясь, что она не изменится, и время не поступит с ними так, как поступило. Человеку не обязательно винить внешние силы, но ведь так проще, особенно если теряешь Душу.
– Мне очень нравится твое имя, мам!