Мой (не) брат

— Ты не поверишь! — начал я, как известный телеведущий Леонид Закошанский. — Но у папы на работе чуть не случилось ЧП! Вернее, аферисты планировали слить немаленькие деньги фирмы на свой счет. Но отец, по твоей наводке, быстро со всем разобрался. Виновные наказаны, человеческих жертв нет.

— Подожди, Стас, давай медленнее, я не совсем поняла. Что за аферисты? При чем тут я? Какие жертвы?

Пока рассказывал историю о попытке Стрельцовых подменить счет благотворительного фонда собственным, Катя слушала чуть ли не с ужасом в глазах. В конце показалось, что она незаметно смахнула слезу.

— Как же так, Стас? — воскликнула она. — Разве можно воровать у благотворительности? Это же деньги сирот и инвалидов!

— Кого-то это совсем не останавливает, Кать, — вздохнул я.

— Почему же Владислав Петрович дал такое легкое наказание Михаилу Юрьевичу? — удивилась она. — И в полицию не сдал!

— Понимаешь, они давние друзья, малышка, поэтому отец бы не простил себе жестокости по отношению к другу, пусть даже и к бывшему. Да и афера их не удалась, никто не пострадал. Благодаря тебе, — добавил я.

— Да ну, скажешь тоже! — отмахнулась сестренка. — Я же ничего не сделала!

— Ты своевременно отреагировала, указав на неподобающее поведение жены Стрельцова, — раздалось вдруг со стороны двери. — Это помогло зародиться подозрению. А дальше дело было за малым. Так что тебе полагается большая благодарность от имени руководителя фирмы.

Слова эти были сказаны каким-то сухим тоном, словно отец, оказавшийся свидетелем нашего разговора, выступал на производственном совещании, а не общался со своими детьми. Катя постаралась шуткой разбавить официальность тона отца:

— Слишком большой не надо, у меня карманы маленькие! А в руках носить неудобно… — заметив, что шутку не приняли, сестренка сдулась и замолчала. А отец еще несколько мгновений задумчиво на нее посмотрел и молча вышел из моей комнаты.

Похоже, сегодняшний инцидент еще долго будет аукаться на нашей семейной жизни…

Глава 24. Катя

Вечер прошел в мертвой тишине. Будто после похорон, в квартире не раздавалось ни одного радостного звука. Посидев и повздыхав, мы со Стасом решили ложиться спать, ведь, как говорится, утро вечера мудренее.

Увы! Для меня это утро стало настоящим кошмаром!

Из-за того, что легли рано, уже в семь я проснулась абсолютно выспавшейся. И голодной. Понимая, что пока слишком рано для завтрака, постаралась уговорить свой желудок немного потерпеть. Ну, хотя бы часик-другой!

Упрямец начал посылать позывные в космос. От громкого урчания в животе окончательно испарились последние остатки сна. Может, на цыпочках только сбегать на кухню за бутербродом?

Поддавшись уговорам желудка, тихонько открыла дверь и высунула голову. Вроде тихо. На носочках подобралась к кухне и замерла, услышав тихий спор. Кому это приспичило с утра пораньше поругаться?

Хотела развернуться и уйти в свою комнату, но тут мне послышалось мое имя. Спор из-за меня?! Но что случилось?

Затолкав поглубже чувство стыда за свое подслушивание, прижалась ухом к кухонной двери.

— Я сразу же сказала тебе, что мне не нужна эта справка! — придушенно ругалась Виолетта Игоревна на… кого?

— Мне она нужна была, Виолетта, мне, понимаешь? — понизив голос, доказывал свое Владислав Петрович.

— Как ты теперь собираешься об этом сказать Кате? «Прости, девочка, но ты ошиблась? Оставь все шмотки и проваливай к своей бабке»? Может, и Снегурочку обратно ей всучишь, чтоб уж даже никакого напоминания о ней не осталось?!

— Что ты такое говоришь, Виолетта?! — разгневался хозяин квартиры. — За кого ты меня принимаешь?! Я не жестокий, бессердечный человек, способный посреди зимы выгнать на улицу хрупкую девочку!

— А-а, так ты до лета с этим подождешь, да?! — голос Виолетты Игоревны сорвался. — Чтобы никто тебя в бессердечности упрекнуть не смог? Тепло, мол, не замерзнет? А как же Стас? О нем ты подумал? Ты видишь, как он светится от счастья и любви к своей сестренке?!

— Она не сестренка ему! И я тебе не изменял! Никогда и ни с кем!

— Уж лучше бы тогда изменил! — вырвалось у взвинченной женщины. — Я бы даже не узнала об этом, а сейчас у нас была бы Катя. Наша Катя! Твоя!

— Это бессмысленный разговор, Виолетта! Успокойся! Мы придумаем, как выйти из этой ситуации. А пока мы не будем им говорить, будем знать только мы вдвоем — ты и я. Согласна?

— Правда? Ты не обманываешь меня, Слава? — надежда вновь всколыхнулась в ней, как вставший после засыпавшей его метели кустик рябины. — Только не говори, пожалуйста! Никому не говори!

Я стояла ошеломленная, прижавшись к двери, и не знала, как поступить. Я не дочь Владислава Петровича?! Но как же?.. Я ведь ничего не придумала! Я своими ушами слышала, как после смерти баба Люба в сердцах ругала маму, кричала, что если хватило ума залететь от своего начальника, то могла бы и о моем будущем заранее позаботиться, рассказать обо мне моему отцу, а не играть в гордую принцессу…

Неужели все это были лишь фантазии вздорной старушки? Но ведь и сам Владислав Петрович подтвердил, что мама работала у него секретаршей! Так кто же мой настоящий отец, если это не он?!

В голове стучали маленькие звонкие молоточки, не давая сосредоточиться, перед глазами стоял серый туман, который скрыл не только окружающую обстановку, но и мое ощущение счастья, разбил все мои мечты, связанные с этой любящей крепкой семьей…

Услышав приближающиеся шаги со стороны кухни, я опрометью бросилась в свою комнату, стараясь не топать и даже не дышать. Шаги приближались к моей комнате. Я только успела нырнуть в мягкую кровать и притвориться спящей, как дверь в комнату тихонько приоткрылась, впуская незваных гостей. Они зашли оба и целую минуту смотрели на меня. Я же притаилась, но потом догадалась тихонько вздохнуть, как видящий десятый сон здоровый человек, и повернуться к ним спиной. Не осталось сил притворяться. Господи, пусть они скорее уйдут! Пусть оставят меня одну! Иначе я не выдержу и разревусь прямо перед ними…

Наконец мои мольбы были услышаны. Дверь вновь тихонько притворилась, оставив меня в одиночестве грызть кулак, чтобы скрыть душащие всхлипы. Но вот слезы меня совсем не слушались. И текли, и текли, и текли…

Голод забылся. Не хотелось ничего. Как мне теперь показаться на глаза этим людям? Я же буду ощущать себя обманщицей, грязной воровкой, укравшей их покой! А ведь они в придачу столько денег на меня потратили! Они ведь тоже искренне верили, что я — действительно дочь Владислава Петровича! Боже, боже, что мне делать?!

А Стас? Что скажет мне он? Какими глазами он на меня посмотрит, когда узнает, что я не его сестренка? А ведь он обязательно узнает, рано или поздно, но узнает! И скольких еще людей он ввел в заблуждение, называя меня своей сестренкой! Как он потом перед ними оправдается? Скажет, что малявка просто размечталась о богатых родственниках? А что скажут его друзья? Будут насмехаться над моими наивными мечтами? Как же стыдно-то!!!

Ах, мама, почему ты меня оставила?! Почему не забрала с собой в свой мир покоя и безмолвия?

Не знаю, сколько времени я провела под одеялом, предаваясь тоске и отчаянию, заливаясь слезами и проклиная свою наивность и желание иметь полноценную семью. В конце концов просто выдохлась и задремала. А проснулась уже в полном одиночестве.

Пройдясь по комнатам, заметила на кухне записку от Виолетты Игоревны. Она просила меня самостоятельно позавтракать и сообщала, что Стас с отцом поехали в офис подписывать контракт с немцами, а она сама отправилась в салон красоты. «Не скучай, Катенька, скоро буду!» — заканчивалась короткая записка.

Как скоро, интересно? Я бросила взгляд на стильные настенные часы и увидела, что уже почти одиннадцать. Если салон открывается в десять, то вернуться она должна не раньше обеда. Значит, у меня есть еще почти час.

Решение пришло очень быстро. Нельзя оставаться в этом доме на птичьих правах. Если раньше я ощущала полный комфорт в этой квартире, то теперь, узнав, что я здесь абсолютно чужая, я почувствовала давящие тиски этих стен. Нет-нет! Надо уходить. Надо бежать! Я просто не смогу себя вести так, словно ничего не произошло. Будто я не слышала жестокие слова, которые до сих пор звучали в моих ушах, превратившись в причудливый рэп: «Она не сестренка ему! Я тебе не изменял!»