Странник. Хроники Альрата

На этой мысли я не выдерживаю и хмыкаю. Царь бросает на меня раздраженный взгляд.

– Я закончил, Великий Царь, – я кланяюсь.

Вейт тут же вскакивает и выходит из зала, громко хлопнув дверью. Миртес выглядит как кошка, только что съевшая мышь.

– Я посмотрю? – она кивает на мольберт.

– Конечно, – я отступаю на шаг.

Миртес подходит ко мне и внимательно разглядывает наполовину готовую картину.

– Мне понадобится еще несколько сеансов.

– Ты их получишь, – заверяет она меня. – А я здесь красивая…

– Ты и есть красивая, – говорю я, хотя, конечно, мы оба знаем, что я бессовестно вру.

Она улыбается и хитро смотрит на меня.

– Быстро ты усвоил дворцовый этикет, Сентек.

– Я же художник, мы все жуткие приспособленцы, – я кланяюсь. – Позволите идти, моя Царица?

Она кивает.

Много лет назад где-то на окраине Ландера, столицы Альрата, которую построил Великий Царь Лаир Тарт, носились грязные босоногие дети. Они не понимали разницы в своем происхождении, они еще не знали, как сложно устроен взрослый мир. Они были друзьями, они всегда заступались друг за друга и были полностью уверены в том, что их дружба продлится вечно. Два мальчика и девочка. Мальчиков звали Морн и Сентек, а девочку звали Миртес.

Наскоро перекусив, я отправляюсь на вокзал и сажусь в первый же пассажирский кар до храма Аним. В кар набивается человек двадцать таких же, как я, скажем так, представителей среднего класса. Вид у всех сосредоточенный и серьезный. Ну еще бы, тащиться ближе к ночи в храм Аним можно только в случае самой крайней необходимости или – в моем случае – если тебе больше нечем заняться. Я сажусь у окна и смотрю, как кар поднимается в небо, делает круг над Ландером и летит на юг. Леса, поля, долины, а потом их сменяют пустоши. Их называют пустоши Рата. Я раздраженно смотрю на мальчика лет двенадцати, который почти что заваливается на меня в попытке рассмотреть что-нибудь внизу.

– Имей совесть, мальчик, – одергиваю я его.

– Простите, Мастер, – он краснеет.

Для меня удивительно, что он меня знает. С другой стороны, это совершенно неудивительно, потому что меня знает каждая собака в Ландере. Мастер Сентек – великий художник, обласканный вниманием Царя и Царицы. Поговаривают, что Царица обласкала меня не только вниманием, но это уже фантазии. Если Миртес и кладет кого-то к себе в постель, то точно не меня – мы слишком давно знакомы, чтобы заниматься такими глупостями.

Пустоши Рата все длятся и длятся. До того, как на Альрат вторглись Хольг, плодородные земли продолжались до самой пустыни Асеир, которую омывает Западное море, и никаких пустошей не существовало. Потом на этом месте состоялась первая из великих битв между Альратом и Хольг, которая выжгла землю до самого основания. Ту битву Альрат проиграл, проиграл он и все, что были после нее. Пустоши Рата – символ нашей слабости, нашего поражения, нашей пролитой крови и напоминание о позоре великого мира, павшего жертвой диких племен. Пустоши сменяются барханами пустыни Асеир. Кому-то она кажется скучной и однообразной, но только не мне. Если бы в океане вода была желтой, то выглядела бы она точно как эта пустыня. Я каждый раз наслаждаюсь этим зрелищем, мои глаза улавливают все оттенки песка в отблесках склоняющегося к горизонту солнца.

Мальчик сопит мне в ухо.

– Перестань, – мне удается сказать это удивительно дружелюбно.

– Простите, Мастер Сентек.

Мастер Сентек тебя не простит, потому что ты отвлекаешь его от его самого любимого занятия – Мастер Сентек смотрит на этот мир и каждый раз, благодарение Богам, каждый раз видит его как будто бы в первый. Кто? Как? Когда создал это безумие красоты, сопровождающее каждый миг нашей жизни? По какой прихоти мы оказались наделены этим благословением? За что нам это наслаждение, познать которое мы можем просто открыв глаза и оглянувшись вокруг? Нет, мальчик, Мастер Сентек тебя совершенно точно не простит, хотя бы потому, что, перестав сопеть, ты начал ковыряться в носу. Мастер Сентек видит это краем глаза, и это портит всю картину. А Мастер Сентек уже почти что увидел картину.

Я со вздохом поворачиваюсь.

– Ну вот чего ты ко мне привязался? – спрашиваю я. – Иди смотри в другое окно, их здесь достаточно. Где твои родители?

– Я лечу один, – гордо заявляет он.

Терпеть не могу, когда мне врут.

– Ты не можешь лететь один в храм Аним.

– Еще как могу, – почти небрежно возражает мальчик. – Я пойду к Великому Богу Хмасу и спрошу у него совет.

Ну все понятно, мальчишка отправился навстречу приключениям в то время, как его ищут по всему Ландеру.

– Жрецы не пустят тебя к Хмасу. Для того, чтобы поговорить с Великим Богом, нужно очень большое пожертвование.

Мальчишка улыбается и стучит по отвисшему карману.

– Серьезно? – скептически спрашиваю я.

– А то! – он оттопыривает карман, и…

И я вижу золотую статуэтку Великого Царя Ракса Гриала. Такие статуэтки были сделаны по моему собственному эскизу к годовщине восьмидесятилетия Великого Царя в количестве всего пятнадцати экземпляров. Это был личный заказ Миртес, и одарила она ими исключительно избранный круг лиц. Я знаю всех обладателей, и ни у кого из них нет ребенка, на которого я сейчас смотрю.

– Присядь, – я стучу рукой по месту рядом с собой.

Мальчик беззаботно садится.

– Где ты это украл?

Он укоризненно смотрит на меня. У детей вообще есть манера смотреть так, что тебе сразу становится стыдно за свои слова. Лет через пять мальчик утратит эту способность и перейдет в стан взрослых людей, которые за редким исключением напрочь лишены непосредственности.

– Это подарок, – обиженно говорит он.

– И кто бы стал тебе дарить статуэтку Великого Царя Ракса, пожалованную самой Великой Царицей Миртес?

– Я ее заслужил.

Я бросаю короткий взгляд в окно – все еще пустыня, но уже не такая красочная. Пожалуй, можно и уделить внимание этой занимательной истории.

– Чем? – спрашиваю я.

– Я не могу сказать, – мальчик качает головой.

– Ну раз ты не можешь сказать мне, то придется сказать страже Анима, потому что я обязательно расскажу им про ребенка, у которого в кармане целое состояние.

И снова эта убивающая на повал непосредственность. Вся боль страдальцев всех мыслимых миров отражается в его глазах.

– Хватит, – предупреждаю я.

– Я не могу сказать, – повторяет он. – Я поклялся, что не скажу ни слова.

Если поднять его за шиворот и хорошенько встряхнуть, то он тут же выпалит сотню слов, но в наполненном людьми каре это вызовет не слишком приятное мне внимание.

– Ладно, – соглашаюсь я. – Тогда зачем тебе говорить с Великим Царем Хмасом?

– Это я тоже не могу сказать. Это секрет.

Секрет…

– А то, что у тебя есть статуэтка, это, значит, не секрет?

Он задумывается. Видимо, когда он хвастался передо мной, то совершенно не взял в расчет, что, показав свое сокровище, он нарушает какое-то обещание. Держать статуэтку в тайне его, похоже, не просили.

– Не выдавайте меня страже, Мастер Сентек, – он сокрушенно качает головой.

Любопытство берет верх над здравым смыслом.

– Не выдам, если расскажешь свой секрет. Это не будет считаться предательством. Я клянусь тебе, что никому не расскажу.

– Я не могу, – он сокрушенно качает головой. – Лучше отдайте меня страже.

– Как знаешь, – я с деланым безразличием пожимаю плечами. – Твой выбор.

Я отворачиваюсь к иллюминатору и жду, когда мальчик поймет, что хитрый Мастер Сентек поставил его в безвыходную ситуацию. Совершенно очевидно, что он должен что-то кому-то передать в Аниме, для этого и статуэтка – чтобы пройти в храм. Жрецы его помурыжат, но страсть к золоту возьмет верх, и его пропустят. Возможно даже, кто-то уже знает, что он придет, и ждет его, а статуэтка – просто прикрытие, так сказать, мзда жадному до золота Аниму. Статуэтку отдал мальчику кто-то, кто достаточно богат, чтобы схватить первое, что попалось под руку, не придавая особого значения, что это за предмет. Впрочем, эта характеристика подходит к любому известному мне обладателю. Ах да, забыл сказать, в чем заключается трудность мальчика: если я все-таки сдам его страже, он не сможет выполнить свое обещание, а для благородного юного гражданина это обещание является священной клятвой.