Слепое кино

– Если у тебя на это не будет уже ни сил, ни фантазии, – усмехнулся над ними Банан. – Научить их самих делать то, что им от тебя необходимо. Чтобы они не просто отстали от тебя раз и навсегда, но если и обращались бы к тебе, то лишь за товарищеской поддержкой и дружеским советом. Утопая в соплях поклонения. А не быть у них на побегушках.

– Да-а, – сделал вывод Ара, – семья актуальна только для тех, у кого есть дети.

– Чтобы свободно изливать на них своё все возрастающее совершенство, – подтвердил Банан. – Это лишь укрепляет брак. Пока они растут и благодаря тебе становятся всё более самостоятельными. Решая вначале вместе с тобой, а затем уже и за тебя ваши общие бытовые трудности. Показывая тебе свою удаль молодецкую! Чтобы ты потом сидел уже себе на завалинке и только давал им советы бывалого.

– А когда ты передаёшь ему всё что знаешь, заводишь второго, третьего, – понял Ара. – И так далее.

– Не стоит увлекаться лишь предметом своей любви, – усмехнулся Банан. – Нужно думать глобальней. Чтобы затем – и быть.

– Вот поэтому-то я и выбрал Аню, – усмехнулся Виталий. – И пока ты все ещё думаешь, я уже делаю.

– Детей? – усмехнулся Банан.

– Это становится некоей социальной игрой, – подхватил Ара. – Где с каждым ребенком ты всё более имеешь, что им передать. И таким образом, растёшь гораздо быстрее и сам.

– Вот поэтому-то раньше и были столь многодетные семьи, – заметил Банан.

– Как у Льва Толстого? – критически усмехнулся Бизон.

– Может быть именно это и помогло ему стать именно тем, кем он для нас и стал, – упрекнул его Ара.

– Да, это самый эффективный способ роста, – подтвердил Банан.

– И получения отдачи! – подчеркнул Ара.

– Вот меня Аня вчера прикалывала, конкретно! – усмехнулся Виталий. – Своей отдачей. Ну, сидим на диване, она кричит: «У меня подружка от одного мальчишки забеременела». Полагай? «Пришлось пол лимона на аборт давать, иначе жениться пришлось бы». Я сразу схавал её движение, кричу: «Если б моя подруга забеременела и стала бы мне что-то предъявлять, я бы просто поехал и пристрелил её». А она сразу схавала эту блевотину. Хрен ли, думает, с мафией потрахивается!

– Ни чего себе ты имидж наработал! – стебанул Банан. Краем глаза, нехотя замечая, как вымпел лидерства уходит от него к Виталию.

Бизон и Ара сидели, углубившись в корявые дебри косоротых усмешек.

– Да кого, так оно самокатом ещё позавчера развезлось, – отмахнулся Виталий. – Они как мальчишек из Города увидели, а те и сами один круче другого, и так меня нахваливали на дне рождения за то, что я бунт против старослужащих возглавил в армии, что так и сели передо мной на задние лапы.

– Что ещё за бунт? – не понял Банан. Что такое вообще возможно.

– Ну, как тебе объяснить? Сидели мы себе как-то с земляками из Города в каптёрке, выпивали вечером втихаря, общались. Пацаны давай рассказывать о своих «подвигах» на гражданке. Как они лохов там строили, да деньжат у них отжимали. И тут я слушаю их и понимаю, что они и в самом деле рассказывают мне чистейшую правду. И они реально крутые чуваки! И тут я им и говорю: «Ну, если вы и в самом деле такие крутые, чего же вы старослужащих-то боитесь? Они же такие же лохи, как и на гражданке!» А они давай отрабатывать, – усмехнулся Виталий. – Мол, тут так принято. Армейские традиции и всё такое. И мол, как по другому-то? А я и говорю им: «Пошлите! Сейчас я вам покажу, как по-другому!» У меня аж дрожь по всему телу побежала от своей же дерзости! Прикинь? Сейчас, говорю, биться с ними будем! «Что, прямо сейчас? – заохали они. – Нас же мало. А их – вон сколько». Я смотрю, они съезжают, схватил, что подвернулось под руку, какую-то ножовку по дереву. Так, для смелости. И пошел в расположение. Они – за мной. Пнул дверь ногой со всей силы, встал в дверях и кричу: «Эй, вы, лохи позорные! Старослужащие, это вас касается! Давайте драться! Один на один! Я сейчас морды всем вам тут поразбиваю! Ну, подходи по одному!»

– И – что? – удивился Банан, когда Виталий внезапно замолчал.

– Съехали они, – усмехнулся Виталий.

– Да я бы кинул в тебя табуреткой, да и делов-то! – с усмешкой вспомнил Банан. – Как я уже делал это на Узле Связи, когда один длинный, такой, душара, типа – в шутку, подбежал и со всей силы ударил меня по голове подушкой, когда я пришел с Командного Пункта после суток и уже спал. Я подскочил, в непонятках, увидел, как он убегает, как заяц, и тут же швырнул в него табуреткой. Но не попал. И тут же схватил вторую. Но тот уже лёг в свою кровать под одеяло и забился головой под подушку, сделав вид, что спит. Я посмотрел на остальных, и видя, что они украдкой ржут, как дети в саду детей, заорал на них, что сейчас всех их тут этой табуреткой поубиваю! Поставил её поближе к себе и снова лег спать. Да и в Учебке такое не прокатило бы, – усмехнулся Банан, вспомнив своих дедов. – В Учебке один только замахнулся раз на сержанта, так на него сразу же, как по тревоге, все старослужащие накинулись. Но не стали его бить. Так, пожурили только на первый раз. Выяснили, кто там, да в чём именно был виноват, и всё. Но мы сразу же всё поняли, после отбоя отжимаясь от пола за его косяк, что так, как он, лучше не делать.

– У нас-то была не Учебная, а обычная часть, – пояснил Виталий. – А там все более расслаблены. И никто так и не встал.

– Вот лошары! – усмехнулся Банан. – Меня тоже однажды пытались «свергнуть», – усмехнулся Банан, вспоминая другой случай. – Я, как деды разъехались, вообще оказался на Узле Связи среди молодых бойцов одним единственным старослужащим.

– Совсем? – не поверил Ара.

– Были ещё двое, – признался Банан, – но они постоянно на Рэлейке по очереди дежурили. В части редко показывались. Поедят, поспят и опять уходят. А я вначале был единственным черпаком в роте и стоял вечным дневальным, даже спал стоя на тумбочке, как лошадь. Минут двадцать в сутки посплю и всё. А потом, как духов нагнали и деды разъехались, стал то дежурным по роте, то – на Командном Пункте. Так один молодой боец, коренастый такой, который всех молодых пытался строить, подошел один раз ко мне сбоку и молча с размаху как ударит меня в челюсть! У меня там аж что-то хрустнуло в зубах. Но я и ухом не повел! Я тут же понял, что это был его лучший удар, которым он и хотел меня сразу же вырубить. «И это всё, что ты можешь?» – усмехнулся я ему в лицо, незаметно сглотнув кровь и презрительно улыбнувшись. А он и растерялся! Он ожидал, что я, как минимум, скорчусь от боли. Как другие. «А теперь, иди сюда! – спокойно и властно говорю ему я. – Теперь я тебя ударю! И ты уже не встанешь». Он тут же струсил и убежал. Вот так я выиграл бой, даже не ударив.

На что Виталий лишь усмехнулся, вспомнив, как он сам ещё до армии научил Банана этому трюку, которому научил его отец. И добавил:

– А наши подумали, что мы к утру протрезвеем, и назавтра будет всё по-прежнему. Мы вернулись в каптёрку, и я говорю мальчишкам: «Ну что, поняли теперь, кто ваши деды на самом деле? Лохи позорные!» Ну, мы и давай на утро их щемить по одному. Начиная с тех, кто над нами издевался. А потом, услыхав об этом, к нам стали обращаться за помощью и присоединяться к нам другие угнетаемые ими бойцы, – продолжил Виталий. – И так вот мы, постепенно, всех дедов поставили на место. И потом они и сами стали нашими духами! Вот так вот я и стал невольным лидером всего нашего призыва. И даже те, кто меня вообще до этого не уважал, подходили и желали со мною познакомится и пообщаться. И расспрашивали о том, как я на такое отважился.

– С товарищами-то легко быть лидером, – усмехнулся Банан, не желая сдаваться. – А я на Узле Связи вообще невольно был одним единственным лидером всего призыва. Пока не подрался с одним боксером, который стал заступаться за того коренастого. Я дал уговорить себя и согласился на замену только потому, что тот был гораздо ниже меня. И я наивно решил, что легко его побью. А тот сразу поднырнул под меня и ударом снизу сразу же поставил мне синяк под глазом. И не смотря на то, что на утро у него на лбу образовалась шишка от моего прямого удара, командир увидел на построении наши боевые отметины и у себя в кабинете засчитал мне поражение по очкам. Из-за того, что я, как старослужащий, не должен был даже дать себя ударить. И так как я подорвал, таким образом, свой авторитет, полностью перевел меня на Командный Пункт. Передав бразды правления ротой ему, коренастому и тому длинному. Поставив длинного вечным дежурным по роте. Чему я только обрадовался!