Не навреди

– Уходит. Но иногда у меня такое ощущение… – в серых глазах мелькнуло неопределенное выражение, то ли растерянности, то ли испуга. – Я уже вообще ни в чем не уверена. В последнее время я всë путаю и забываю.

– Это бывает от перенапряжения, – успокаивающе произнесла Вика, завороженно следя за взволнованным лицом. Нервозность делала его еще более утонченным. Определенно, легкую сумасшедшинку в женщине вполне можно было засчитать за изюминку.

Внутренний голос предостерег: «А если не легкую?», но Вика предпочитала его не слушать.

– А вы не пробовали его сфотографировать?

– Нет, – Елена приподняла бровь. – Мне в голову не пришло. По-моему, это неприлично – без разрешения снимать человека. Послушайте… – голос ее вдруг стал резким, – я не знаю, зачем сюда вернулась. Но со мной и вправду что-то происходит. И это действительно началось после Аниной смерти.

Вика сделала глубокий вдох и, презирая себя за явное клише, проникновенно произнесла:

– Может, вы хотите об этом поговорить?

Елена повертела в руках упаковку салфеток, которую так и не открыла.

– Не думаю, что в этом есть смысл.

– Иногда это помогает, – не очень уверенно сказала Вика.

– Ее больше нет и… я не понимаю, что толку в словах. В этом пустом сотрясении воздуха. Что это меняет? Ее не вернуть и надо просто… – уронив упаковку на пол, Елена прижала руки к лицу. Услышав глухие звуки рыданий, Вика немного растерялась. Она, конечно, сама предложила «поговорить», но не ожидала, что добьется такого эффекта.

Встав, она осторожно дотронулась до вздрагивающего плеча. Из-за того, что ей часто приходилось утешать брошенных лесбиянок, в голове автоматически всплыло: «Эта сука тебя не стоит». Не далее как на прошлой неделе она твердила эту мантру одной из Светкиных подруг, два часа ревущей у них на кухне из-за безответной любви к лысой тетке с татуажем бровей.

– Это нормально, что вам больно и что вы плачете. Это естественная реакция, и это надо пережить, и плакать надо, и грустить, и не надо скрывать свои чувства… – продолжая говорить, она подняла с пола упаковку и, вытащив из нее салфетку, протянула Елене. – Возьмите.

Реакция Бородиной была естественной, а вот ее собственная – не очень. Вике вот уже несколько минут мучительно хотелось обнять совершенно чужую женщину. А ведь она никогда не страдала от излишней тактильности, особенно когда речь шла о незнакомых людях.

– Спасибо. Извините меня. Я очень давно не плакала и вообще редко это делаю. – Елена аккуратно утерла слезы. – И вдруг прямо потоп какой-то.

Она достала из сумки косметичку и посмотрела на себя в зеркальце.

– Боже, какой кошмар. Я на самом деле похожа на невменяемую. И еще и время ваше трачу, гружу своими проблемами.

– Не грýзите. Вы ведь пришли в клинику, а я здесь работаю, – разозлившись на себя за то, что теперь ей хотелось коснуться слегка вьющихся темно-каштановых волос, чтобы заправить за ухо выбившийся локон, Вика предприняла попытку вести себя как профессионал. – Вы принимали снотворное, которое вам вчера выписали?

– Нет, – Бородина аккуратно подвела глаза. – У меня важная встреча была рано утром, я боялась проспать. И вообще, если честно, я не хочу глушить себя таблетками.

Она достала пудру «Шанель» и, легко постучав пуховкой о тыльную сторону ладони, в несколько касаний поправила макияж.

– Послушайте, Елена Владимировна…

– Елена.

– Елена, – она старалась говорить вкрадчиво и проникновенно, как Шишкина, но, кажется, скорее походила на миссионеров, толкающих на улице брошюрки про конец света. – Все, что вы рассказали – это очень важно, и я уверена, Галина Петровна сумеет определить, есть ли тут действительно проблема. Вам просто надо записаться к ней на прием в самое ближайшее время. А сейчас… может быть, вам стоит позвонить вашему мужу, чтобы не добираться домой самой?

– Олег после обеда уехал за город, работать… – Елена пожала плечами. – Да я и не хочу его нервировать, вы же видели, как он реагирует на всё это.

– Ну он переживает за вас. Его можно понять.

– Можно, – вяло согласилась Елена. – Ладно, спасибо, что выслушали. Поговорила с вами, и легче стало, – поднявшись с кресла, она взмахнула рукой, сжатой в кулак. – Куда я могу это выкинуть?

– Давайте, – Вика забрала у нее скомканную салфетку и выбросила в урну, стоящую под столом Шишкиной.

– А вы где живете? – спросила она, заметив, что пальцы у Бородиной слегка дрожат.

– На Чистых прудах, Фурманный десять, квартира десять, – Елена будто автоматически произнесла полный адрес и тут же уточнила: – Недалеко от «Табакерки».

– Хотите, я прокачусь с вами до дома? Просто, чтобы вам было спокойнее? – Вика посмотрела на большие настенные часы, висящие над дверью – полпятого, ее рабочий день уже почти закончился. На полвосьмого они со Светкой пригласили друзей, поиграть в «Имаджинариум». Времени было еще полно. Она проедется до Чистых, перейдет на светло-зеленую ветку и через полчаса будет дома.

– Это вас не затруднит?

– Нисколько, – изобразив на лице улыбку техасского рейнджера, всегда готового прийти на помощь женщинам и детям, Вика со стыдом подумала, что ею движет вовсе не альтруизм. Она не собиралась себя обманывать – ей нравилось ощущать трепетный холодок интриги, который пробегал у нее по спине, когда она смотрела на Бородину. И сама Бородина ей тоже нравилась.

Стоило только Елене завести двигатель красной ауди, и она моментально преобразилась, сосредоточившись на дороге. Черты ее лица разгладились, и она могла бы даже показаться спокойной, если бы не сжимала руль пальцами, на которых проступали заметно побелевшие костяшки.

– Так вы здесь на практике? – вдруг спросила Бородина.

– Просто подрабатываю, присматриваюсь. Надо определяться с ординатурой, через два года.

– Решили выбрать психиатрию? – в голосе Елены послышалась явная ирония. – Не очень веселое занятие. И по-моему, безнадежное. Мозги не починишь.

– Ну вы знаете, можно сделать жизнь человека счастливой…

– Да-да, если правильно подобрать антидепрессанты, – Елена поменяла позу, словно расслабляясь. – Надеюсь, я вас не обидела. Если что, не обращайте внимания, это просто мое личное предубеждение.

– Зачем же мне обижаться? – Вика заставила себя отвести взгляд от неглубокого, но тем не менее странно волнующего выреза на платье, в котором виднелась белая полоска высокой полной груди. – Я еще не психиатр.

Елена вдруг снова нахмурилась.

– И все же что-то со мной не так. Какая-то рассеянность дикая появилась. Назначила встречу с поставщиком на следующий четверг, а он приехал сегодня и сказал, что я сама позвонила его помощнику и перенесла. Но я абсолютно не помню этого разговора, – сжав губы, она шумно выдохнула через нос и повторила: – Не помню!

– Такое бывает от переутомления и бессонницы. Сколько часов в сутки вы спите?

– По-разному. Последние две недели почти не сплю. С тех пор, как стала видеть этого парня… и еще машина. А что если и вправду… – в голосе Елены появилась опасная дрожь, – …что если мне всё это кажется?

Она вдруг резко затормозила, чуть не проскочив на красный свет.

– Извините, – пробормотала Елена и, смахнув пальцем повисшую на нижних ресницах слезу, заморгала.

И все же садиться в машину с женщиной, находящейся на грани нервного срыва, было весьма опрометчиво. Вика открыла окно, впуская в салон запах бензина и гари, смешанный со сладким ароматом липы.

– Не надо себя накручивать, еще ничего не ясно. Тем более, видите, – Вика потерла плечо, в которое врезался ремень, – рефлексы у вас отлично работают.

Телефон Бородиной, установленный на держателе, издал звонкую трель. Ответив, она нажала на спикер:

– Я за рулем, Леша, говори быстро.

– Лен, у них только помас испанский остался, зато много и с хорошей скидкой, забираем?

Услышав бодрый мужской голос, Елена сразу выпрямилась в кресле, прищурилась и снова стала походить на начальницу.