Страница 4 из 16
Глава 3
— Выноси, Сивко, ячмень с пивом тебе гарантирую!
Конь сильно поддал, перейдя в галоп — Алексей низко склонился в седле, цепко ухватившись за гриву. Сейчас он боялся только одного — вывалиться из седла при такой скачке с препятствиями гарантирует если не смертельный исход с несовместимыми с жизнью травмами, то уйму переломов, после которых, если даже выживет, то станет полным инвалидом.
Оглянуться назад молодой царь боялся, однако понимал, что погоня вряд ли приблизилась — драгунским низкорослым лошадкам, что славились выносливостью и неприхотливостью, но не резвостью в аллюре, до казацкого степного красавца было далеко. Однако, чуть приподняв голову, когда Сивко снова вынесся на обширнейшее поле и пошел наметом, Алексей задохнулся от накатившего на душу страха — далеко впереди рассыпались всадники в драгунских мундирах.
«Обложили со всех сторон?! Почему Сивко к ним скачет, дурак?! Сам дебил — лошадь гораздо умнее тебя, и понимает где друзья и враги! Вон «буденовки» и «разговоры» тоже виднеются — «стремянные». Такой сводный отряд ни в одном «маскараде» не придумают!»
Сивко стал сбавлять ход, снова перейдя на рысь, и Алексей смог оглянуться. К его несказанному удивлению лошадь шла следом, отставая на десяток шагов, а казак не вывалился из седла, а цепко держался за гриву. Но, судя по болтающейся голове, Остап либо потерял сознание, или еще держался из последних сил. А конные стрельцы приближались, и что характерно, еще никто из них сабель из ножен не выхватил.
— Черкасы! Где царь?!
«Стремянные» обложили Сивко со всех сторон — умный конь встал как вкопанный, мотая головой и фыркая, а сам Алексей нашел в себе силы только поднять голову и прохрипеть всплывшую из памяти фразу:
— Азм есть царь…
Такого всеобщего ликующего вопля он еще никогда не слышал, даже при коронации — стрельцы, казалось, сошли все разом с ума от безмерной радости, узнав его голос и увидев лицо.
«И чего они так беснуются?!
А ведь радость искренняя плещет — да оно и понятно, ведь моя смерть и для них неизменная и неотвратимая погибель. На милость Петра мои верные сторонники рассчитывать не могут, если сразу не казнят, то пытать долго будут. Потом, в лучшем случае, на строительстве Петербурга всех загонят, и там до смерти трудиться будут!»
Его бережно сняли с седла, прощупали на предмет ранения, укутали в стрелецкий кафтан, как только увидели что одежда на царе мокрая. Алексей же прохрипел, чувствуя, что ему нужна «доза».
— Казака обиходьте, ранен он, перевязал, как мог. Конь спас — через реку переплыл со мною. Там фляга у седла, дайте!
Добрый глоток горилки окончательно привел Алексея в чувство — и он отдал флягу. Посмотрел на раненного черкаса — вокруг него хлопотали. А еще увидел две кареты, что приближались по дороге — то князь-кесарь спешил, только «стремянные» были у него в конвое и охраняли молодую царицу в дороге — но жена сейчас в Коломенском находилась.
— Злодеев имать, если оружие не сложат, то бить смертным боем! Меншикова живьем брать, он в Звенигороде! Живьем!
— Возьмем, государь! Князь-кесарь уже полки туда двинул, приказал всем вас, царь-батюшка, искать с тщанием, — стрелец с тремя капитанскими «кубарями» бережно поддерживал Алексея под локоть. В то время как трое его подчиненных уже освободили его от всяческой одежды и растирали тело горилкой, щедро наливая ее в ладони. А затем быстро и ловко переодели его сухое и новое белье, непонятно откуда взявшееся. И тут же засунули в карету, где он попал в объятия тестя.
— Как я за тебя перепугался, государь, — Иван Федорович утер слезы. На этом его эмоции тут же прошли, и правитель Москвы стал прежним властным князем-кесарем.
— Полки бригадир Шидловский поднял — он единственный сбежал из консилии, когда генералов Меншиков захватил, «машкерад» устроив. Он мне гонцов немедленно отправил с предупреждением — я в дороге ехал. Собственными глазами видел, как князья Алексашка Волконский и Петька Голицын тебе изменили и на верных генералов напали. А с ними младший Балк вкупе был — злыдень непотребный.
— Так…
Алексей фыркнул, теперь картина произошедших событий сложилась полностью. Нападение подготовлено заранее, удачным оказалось потому, что командующий резервами просто оказался иудой, как и два других «сиятельных» предателя. Иначе бы обходной маневр Меншикова с его «маскарадом» был бы выявлен заранее, и диверсионный отряд просто перехватили на подходе и перебили. Войск у «светлейшего» самая малость — преображенцев на конях с батальон, да еще с полнокровный драгунский полк конницы — всего тысячи две народа, не больше.
— Вот одежда, как чувствовал, взял у обозников, что от швален кафтаны в полки везли. Давай помогу.
С помощью тестя Алексей быстро переоделся, сидя на диванчике — карету чуть покачивало. Зеленое сукно доброе, качественное, только «разговоры» из синего материала, какие только конным стрельцам положены. После размышлений он сам приказал так делать, дабы полное единообразие по родам войск ввести, и лишь петлицы и обшлага были разноцветными, по полковым расцветкам.
Но как только Алексей попытался нахлобучить «буденовку» на голову, то взвыл, зашипел рассерженным котом. И было отчего — под длинными волосами на затылке пальцы обнаружили здоровенную шишку.
— Ты чего, государь?!
— Попали мне в голову, Иван Федорович, когда до этого берега реки почти доплыл, отчего в беспамятство короткое впал. Пуля на излете бела, потому камнем ошарашила, да и шапка со шлыком была надета — она и смягчила удар. Но ударило крепко…
— Дай посмотрю, — Алексей наклонил голову, а тесть чуть тронул пальцами шишку, вздохнул с нескрываемым облегчением.
— Повезло, государь. Было бы ближе — то смерть стала неминучей! Видимо, тебя хранят небеса…
— На Бога надейся, а сам не плошай и охрану увеличивай, — проворчал Алексей. — Надо было не сотню черкас брать в конвой, к тому же неполную, а полк. Впредь буду умнее!
— О том я тебе и говорил раньше — война идет, а от тебя победа наша зависит. Ведь предатели рядом быть могут — от покушения не всегда уберечься можно, а потому охрана нужна надежная и многочисленная. И с дворянством не связанная — князья чаще изменяют, чем простолюдины, ибо свой интерес для них зачастую главнее нужд государя.
— И ты также ведешь себя?
— И я, — охотно согласился Ромодановский, — вел бы себя так, но дело в ином. Красть мне нет необходимости, и так богат. А все имущество мое — твое давно на самом деле. Род мой угас — стрельцы родичей перебили, а по женской линии «фамилию» не поведешь. Но мне повезло — ты мою дочь в жены взял, а посему угасание рода не столь высокая плата за нашу кровь, что в царях течь будет! В моих внуках и правнуках!
Алексей задумчиво посмотрел на Ромодановского — лицо князя стало торжественным, словно затаенную клятву произносил вслух. Иван Федорович негромко говорил, но каждое его слово было отчетливо:
— А потому я, и Лопухины с Салтыковыми, и Шереметевы, тебе как псы будем верными — любого врага разорвем и загрызем. Измены от нас не будет — ибо разом потеряем все! И надежды, и честь родовую, и живот, и благополучие. Но нас немного — быть возле тебя постоянно не будем во множестве. А потому тебе предстоит дворян самому выбирать — взгляд останавливай на мелкопоместных и однодворцах. Самых захудалых среди них отбирай, чтобы кормились только с твоих царственных рук — так с псами и поступают. И к тебе одному привязанность имели, и к деткам твоим верность проявят. Чтобы предавать им было невыгодно — ибо всего разом лишаться!