Ассорти(р)

Она и не знала, глупая, чем это всё окажется для неё чревато. Из чрева. Временной деградацией мышц часто используемого, но предназначенного вовсе не для этих целей места. А Лёша – знал. От своего друга детства. Который однажды теплым летним днём неожиданно рассказал ему то, как его «опустили» на тюрьме.6 Перед тем как выйти на свободу. Чтобы из-за этого повеситься, повиснув на муках совести. И не желал наступать на эти грабли. Его и Васаби. Хотя соблазны и были.7 Но разговор не о них. Потому что Лёша на них так и не наступил. Понимая уже, какими муками совести для мужчины это будет чревато. А не только – на том или ином пляже. Из чрева. Поэтому – о чем говорить? Ни о чём? Это мы все умеем. Но речь не об этом. А о ревности. Как он, вначале, и хотел назвать свою книгу.

– Может, хватит меня уже к нему ревновать? Где я, и где он? – с полгода назад пыталась осадить Лёшу Васаби. После того, как тот снова пытался устроить ей сцену ревности, заметив, как Васаби заигрывает по телефону со своим Зеком. Пока он ещё снимал однокомнатную квартиру через дом от своей матери.

– Так он же в любой момент может выйти. И что – тогда?

– Он сказал, что ему ещё лет пять сидеть.

– Так, а если он выйдет по амнистии? Да и мало ли что он там тебе сказал? – усмехнулся Лёша. – Всегда, и прежде всего, смотри на человека, кто он. И думай о том, что можно от него ожидать. А уже потом слушай его и постоянно соотноси именно с этим его слова. Понимая уже, что он тебя этими ласковыми словами именно к этому и подводит, – поучал её Лёша, – чтобы развести тебя на всё, что у тебя есть.

Как поучал его не так уж и давно один колдун, пока «тихой сапой» возвращал у Лёши свою бывшую. Всё сильнее её в нём разочаровывая. С каждым днём. Закрепляя с ней это ночью. Отбивая её у Лёши. С которым он совершенно искренне сдружился, видя, что Лёша не особо-то и цепляется за его ведьмочку. Из-за зелья, которое они постоянно с ней варили. Обучая и Лёшу колдовать. Пока тот наивно слушал этого колдуна, прикинувшегося добрым, буквально открыв рот. Вовлекая его в свой тёмный бизнес. Такой же тёмный и непредсказуемый, как и его Тёмные кураторы сверху.

– Даже если он и выйдет, он поедет сразу же к себе домой, в совершенно другой город, – попыталась добить его Васаби.

– «Где богатство человека, там и сердце его, – лишь возражал ей Лёша строкой из Библии. – А там где его сердце, туда он как раз-таки и поедет. Хоть на край земли! То есть – к тебе. За твоим богатством. Как он думает. Что ты обычная девушка из нормальной семьи и квартиры. Чтобы у тебя всё это отнять. Чего бы ты ему там о себе ни наговорила. Он не поверит ни единому твоему слову! Заранее думая, что ты ему всё о себе соврёшь.

– Думаешь? – озадачилась она.

– Я не думаю, я знаю! Сколько можно повторять тебе эту фразу? Я уже давно не думаю. Как другие. Я всё знаю. Причём – заранее. И уже давно. У меня просто вспыхивают в мозгу варианты событий. Так называемые «вилки ситуаций», которые я и выбираю. Чтобы было как можно меньше жертв. Этим-то и отличается Видящий от Слепого. О которых и говорил Иисус. Так как и сам давно уже был Видящим.

– И давно ты стал у нас тут таким глазастым? – усмехнулась Васаби, не понимая о чём речь.

– Давно, – оборвал разговор Лёша. Чтобы она из дальнейшего разговора с ним не подумала, что он злой колдун. Как он это уже пред-видел. А просто – добрый Волшебник, самый могущественный в галактике. Под маской простого смертного. Который, непонятно зачем, тратит на эту бестолочь время своей драгоценной жизни! Снимая для неё жильё, чтобы она вновь не отправилась на улицу. К наставнику.

Так что как только она помирилась с матерью, перестал его снимать.

– Ты же хотела с ней помириться? – усмехнулся Лёша. – Вот и иди, мирись.

И как только она поехала и, взяв бутылку вина, окончательно помирилась с матерью, сказав ей, что Лёша больше не может, из-за кредита, снимать жильё, та пожалела её и себя и пустила её к себе. Снова устроив её работать в уже другое такси диспетчером своей сменщицей. И они уже вдвоём платили за съёмную матерью квартиру. «Наляпопам», договорились они, игриво коверкая русские слова.

Мать Васаби была породистой узбечкой из когда-то богатой семьи, каких Лёша в жизни своей ещё не видел. Пока та не устроилась работать в его такси. Да, Гульчехра сразу же ему понравилась. Хоть она и была его весьма постарше. Но весьма и весьма красивой, весьма фигуристой, с густыми, очень длинными и прямыми тёмными волосами по самые аппетитные булочки к завтраку с утра в её постели.

Но тогда Лёша жил с подружкой своей сестры, Татьяной. И которую он, после института ещё нигде не работавшую, временно устроил диспетчером в свою фирму. Чтобы та, разумеется, сливала ему самые «жирные» заявки! И поэтому даже не облизывался на мать Васаби. Да и на саму Васаби, которая стала всё чаще появляться в офисе, когда его отношения с Таней уже трагически заканчивались. Лёша это уже пред-чувствовал. И оглядывался по сторонам, понимая уже, что лучше всего будет сразу же себя утешить. Хоть кем-то. А не изводить себя в тоске. И улыбался Васаби, которой едва исполнилось девятнадцать. Находя их разницу в возрасте весьма пикантной. Вдыхая свежий аромат этой слегка полноватой тогда ещё пышнотелой запеканки. Но он уже понимал, что с его-то опытом доводить девиц до истощения, «похудеть» Васаби будет ему не очень сложно, шантажируя их связью. Тем более что её отец был кореец, хотя и узбекский. А Лёша, по своему опыту хождения за границу, давно уже убедился в том, что это одна из самых фигуристых наций в мире. Любви. И уже предвкушал наслаждение этим «блюдом».

Тем более что однажды после рейса его так завела (в своё кафе) одна из двадцатипятилетних зазывал с Сахалина, к которой он зашёл в кафе за два часа до отхода судна легко поужинать и выпить в обнимку с ней текилы, он уже давно мечтал найти себе на берегу хоть какую-нибудь кореянку. Тут же признавшись той в том, что она очень и очень сильно понравилась ему ещё в том году, ровно полгода назад, зимой, когда он с двумя товарищами с судна ужинал в этом же кафе, но тогда она предпочла на вечер его более молодого друга. И теперь бессознательно искал себе столь же красивую и фигуристую, фигуру которой он тогда так жадно, снова заказывая текилу и снова усаживая её к себе на колени, лапал. Робко опускавшую глаза, когда её хозяйка заходила в кафе и понимающе улыбалась им обоим. Но так и не отпустила их даже на полчаса! И поэтому так сильно надеялась, что его судно наверняка не уйдёт домой, и Лёша вернётся, прибежит, прилетит на крыльях любви к ней, но уже – в гостиницу. Ведь на них надвигается небывалый шторм в девять баллов!

Но они ушли – сквозь ненастье, чуть не потеряв при этом сварщика, выскочившего за борт в люльке, чтобы перерезать сваркой не желающий выпускать их судно за пределы портовой бухты толстый и непомерно длинный трос, зацепившийся за якорь. Сопротивляющийся движению судна с той же силой и отчаянием, что и Аня, не желавшая разжимать свои объятия, когда наступило время – ей на грудь – окончательно прощаться, сдавив дыхание. Поцеловала его и пообещала ждать: «Хоть целую вечность!» И когда он, окрылённый предвкушением, через пол года вновь появился в её кафе… То узнал от сменившей её подружки, что она на Сахалине вышла замуж. В их родном городе. И больше не работает. Так как муж строго-настрого запретил ей «всё это б…». Во! Возопиил Лёша в отчаянии.

И увидев Васаби, понял (правда, не сразу, а услышав от третьей диспетчерши о том, что он месяца два или три назад томно вздыхал при ней, что давно мечтает о молоденькой кореянке), что она – мечта! Которую, правда, следовало довести теперь до идеального состояния. Что лишь подогревало его научный интерес к этому эксперименту. Как выяснилось в дальнейшем – над самим собой.

6

«Т.Н.»

7

«Т.Д.»