Страница 32 из 52
– А ты знаешь, что потом случилось с Троцким? – спросил Фёдор Тихонович.
– Помню, весь Исполнительный комитет Совета осудили на вечное поселение в Сибири, – ответил Рутенберг. – И тут его статья в газете. Он что, бежал из ссылки?
Собеседники переглянулись, улыбаясь представленной возможности проявить свою компетентность.
– В Берёзове его освободили наши боевики, обеспечили его новыми документами, и он перешёл границу, – сказал Сергей Владимирович. – Мы видели его в Женеве в кафе. Социал-демократы собираются там, как в клубе, и обсуждают актуальные политические проблемы. Ленин там тоже появляется. Теперь Троцкий редактор партийной газеты.
– Да, он очень способный человек, – поддержал его Рутенберг.
Они нравились ему всё больше. Сергей был высоким блондином, похожим на интеллигента, преподавателя университета или гимназии, и совсем не подходящим для тяжёлой физической работы. Фёдор же был брюнетом крепкого телосложения. «Так и сводит порой жизнь двух совершенно разных людей», – подумал Рутенберг.
– Ты сильный человек, Василий, – после нескольких минут молчания сказал Сергей Владимирович. – В порту нужны такие люди. Мы можем устроить тебя там грузчиком. Мне-то, как филологу, другого не дано, как делать такую работу. А вот Фёдор учился в реальном училище на механика. Он бы мог пристроиться на каком-нибудь предприятии. Но из солидарности решил меня не бросать.
– Спасибо, я подумаю. Я инженер, закончил Технологический институт в Петербурге.
– У тебя серьёзное образование, – заметил Фёдор Тихонович. – Попробуй поискать что-нибудь по специальности. Может быть, тебе повезёт. А пока поживёшь у нас. И давайте договоримся называть друг друга просто по именам.
Все согласились. Излишний этикет в такой компании, действительно, был не нужен.
2
Каждый день Рутенберг покупал городскую газету, где иногда публиковались сообщения о требующихся работниках. Но, увы, все они были далеки от его профессиональных интересов. Он понимал, что морской порт Генуи, самый большой в Италии, был крупнейшим предприятием в городе, вокруг него была сосредоточена почти вся его экономическая жизнь. Но в первое время он никак не связывал свою деятельность с портовыми сооружениями. Как-то Сергей Владимирович спросил его об этом. Доводы Рутенберга его не убедили. Он посоветовал поискать и там. Однажды, отчаявшись найти что-нибудь в городе, он направился в технический отдел порта. Его удивило множество людей, сновавших вокруг и находившихся в больших комнатах. На него с любопытством посматривали, желая понять причину его появления в отделе. Рутенберг спросил одного из них, где кабинет начальника. Тот многозначительно направил указательный палец и глаза в потолок, и Рутенберг понял, что нужно подняться на верхний этаж.
Секретарь отдела, выслушав его, открыла дверь, на которой висела табличка «Capo del Dipartimento», и скрылась за ней на несколько минут. Потом она вернулась и сказала, что синьор Луиджи просит его зайти.
Седой представительный мужчина в сером костюме, голубой рубашке и синем шёлковом галстуке внимательно посмотрел на него и указал ему на стул по другую сторону письменного стола.
– Синьор Луиджи, меня зовут Василий. Я русский эмигрант. У меня высшее техническое образование, диплом с отличием Санкт-Петербургского Технологического института.
– У нас недавно освободилось место чертёжника – произнёс Луиджи. – У Вас есть опыт черчения?
– Да. У меня всегда это хорошо получалось.
Луиджи поднялся, снял с полки и открыл светло-коричневую папку с технической документацией. Он развернул выполненный на ватмане тушью сложенный чертёж и подвинул его к Рутенбергу.
– Объясните, Василий, что здесь изображено.
– Это причал с оборудованием для разгрузки кораблей. Он представляет собой гидротехническое сооружение, которое с одной стороны должно выдерживать удары и давление волн, а с другой стороны нагрузку от корабля и груза.
– Неплохо. И Ваш итальянский тоже. Вы можете выполнять такие чертежи?
– Конечно.
– Мы за такую работу платим сдельно. Чем больше чертежей за месяц, тем больше получишь. Деньги не большие. Но это пока всё, что я могу Вам предложить.
– Мне сейчас очень необходима работа. Я согласен, синьор Луиджи.
– Тогда идите оформляться.
Он написал что-то на листе бумаги, потом взял правой рукой колокольчик и позвонил. В двери появилась секретарь.
– Анджела, отведи Василия в отдел кадров. Я беру его на должность чертёжника. Оплата сдельная.
– Всё в порядке, синьор Луиджи.
Анджела, черноволосая худощавая женщина средних лет в строгом длинном платье, взяла протянутую им записку и повела его по коридору. У двери остановилась, оправила платье и причёску и вошла вместе с Рутенбергом в большую комнату.
Мужчина лет сорока пяти прочёл записку, окинул его взглядом и вынул из стола плотный лист бумаги.
– Заполните здесь Ваши данные, синьор Василий, – сказал он. – Анджела Вам поможет.
Они сели за небольшой стол у двери и через минут пятнадцать Анджела протянула служащему заполненный бланк. Тот пробежал его глазами и одобрительно кивнул.
– Завтра можете выйти на работу, синьор.
– Спасибо, Антонио, – поблагодарила Анджела и одарила его широкой улыбкой.
Тот улыбнулся в ответ.
Вечером Сергей и Фёдор купили бутылку красного сухого вина «Кьянти» и все трое сели за столик на тротуаре в находящемся недалеко от дома кафе «Виктория». Фёдор Тихонович откупорил бутылку и разлил по стаканам. Официант поставил на середину столика большое блюдо ризотто с кусочками телятины.
– С началом трудовой деятельности, Василий, – поздравил его Сергей Владимирович.
Они выпили и наполнили тарелки приятно пахнущим ризотто.
– Спасибо, друзья. Только эти синьоры мало платят.
– Это верно. Вначале всегда так. Но ничего не поделаешь – мы ведь эмигранты, – заметил Фёдор. – Наши коллеги в бригаде за ту же работу получают больше нас.
– Сегодня купили газету. Статьи в ней не предвещают ничего хорошего, – Сергей тряхнул газетой, которую держал в руке. – Николай II Думу распустил, а всю фракцию социал-демократов арестовал.
– Не только её, но и Военную организацию. Аресты начались ещё в мае, – поддержал его Фёдор. – При этом никаких надежд на сопротивление. Население восприняло переворот с полным безразличием. Ни забастовок, ни манифестаций.
– Честно говоря, никакого повода для радости у нас нет, – с неожиданной грустью сказал Сергей. – Не будем же мы пить за полное поражение революции.
– Я с тобой не согласен, Сергей, – возразил Рутенберг. – Кровь пролилась не зря. Манифест 17 октября – великое достижение революции. Начала работать Государственная Дума, которая ограничила власть самодержавия. Демократические свободы, отмена цензуры, легализация профсоюзов и политических партий. Улучшилось положение рабочих и крестьян, сократился рабочий день, и увеличилась зарплата. Конечно, это только начало пути, который должна пройти Россия.
– Всё верно, Василий, – произнёс Сергей. – Но реакция набирает обороты. На возвращение в Россию сейчас рассчитывать не приходится. Схватят, осудят и сошлют.
– Это судьба всех профессиональных революционеров, друзья, – произнёс Рутенберг. – Всё имеет свою цену. Мы когда-то приняли решение свергнуть царя и совершить революцию. Но никто не мог дать нам гарантию, что это сойдёт нам с рук. Значит нужно обустраиваться здесь в Европе. А Италия не самое худшее место.
– Так выпьем за прекрасную Италию! – воскликнул Фёдор.
Он опять разлил «Кьянти» по стаканам, и они выпили за благо принявшей их страны.
Каждый день по пути на работу проходил он мимо прекрасных дворцов, великих памятников человеческого гения, мимо высокого маяка, который светил кораблям уже сотни лет назад. Не раз приходил он к дворцу Христофора Колумба, знаменитому уроженцу этого города. Красота страны завораживала, примиряла с действительностью и успокаивала его, ещё носившего в душе обиду предательства и несправедливости. Это укрепило данное ему природой хорошее телесное здоровье, а работа вернула уважение к себе и чувство собственного достоинства.