Страница 10 из 52
Люди в зале одобрительно зашумели. Но слышались и другие голоса: «Этот еврей хочет быть ровней с нами». «Им что, своей религии не хватает?» – сказал кто-то недалеко от него. Пинхас, стоявший у массивной колонны вместе с Ольгой, понимал, что не все прихожане добрые самаритяне. То, что антисемиты есть и среди присутствующих, не было для него новостью. Да он и не собирался участвовать в богослужениях и молебнах. Просто для того, чтобы соединиться с любимой женщиной, он вынужден был заплатить эту цену. Он пробился между ожидающими ритуал прихожанами к алтарю и подошёл к протоиерею. Недавно купленный костюм с жилеткой хорошо сидел на нём, подчёркивая его ладную мужскую фигуру.
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа», – торжественно произнёс священник.
– «Аминь», – послышалось из зала.
Он возложил на него руку, назвал его по имени Пётр, и началось таинство крещения. В нужный момент Пинхас произнёс молитву «Символ веры» и наклонил голову. Протоиерей трижды окропил его освящённой до этого водой, надел ему на шею серебряный крестик и перекрестил. Неожиданно для себя Пинхас почувствовал прилив сил, и тяжесть, и волнение, сковывавшие его во время священнодействия, исчезли, растворившись в захлестнувшем его тёплом потоке.
Через две недели в полупустом храме они повенчались. Шафером согласился быть Николай Дмитриев, товарищ по партии эсеров, которого в Технологическом институте так и не восстановили. А свидетелем со стороны Ольги стала её родная сестра.
Гапон
1
О крещении и браке с христианкой Рутенберг родителям не сообщил. Он понимал, какой взрыв негодования это вызовет у религиозного отца и матери, дочери раввина. Да и родственники Ольги не слишком были рады этому браку. Но неодобрение брака с иудеем изменить их решение связать свои судьбы не могло. Они любили друг друга, и Ольга Николаевна стала для Петра Моисеевича женой, другом и человеком, разделявшим его взгляды, мысли и желания. В день венчания они посетили фотографа на Невском и сделали снимок, который поместили в чёрного цвета картонную овальной формы паспарту. Потом он многие годы висел в рамке в их квартире в Санкт-Петербурге. Невеста в белом платье и белой шляпке канотье с невысокой цилиндрической тульей и прямыми узкими полями, с которой свисала белая фата. Она добродушна и естественна и достойно несёт ту красоту молодости, которой не требуется особых украшений. Жених рядом с ней крупный коротко остриженный мужчина с усиками в белой рубашке с высоким воротником, чёрном галстуке, серой жилетке и тёмном пиджаке. Его взгляд из-под толстых очков выражает спокойствие и уверенность в себе.
Ольга Николаевна вскоре забеременела и весной родила первенца, которого счастливые родители назвали Женей. Её мать и сестра стали частыми гостями в доме и нередко оставались с мальчиком в дни, когда дела требовали её присутствия в издательстве. Чтобы обеспечивать семью Рутенберг стал искать более высокооплачиваемую работу. Огромный город с сотнями промышленных предприятий предоставлял такую возможность. Друзья по революционным кругам всё же посоветовали ему устроиться на Путиловский завод, один из самых больших в России машиностроительных и металлургических предприятий с почти тринадцатью тысячами рабочих. Он передал документы в управление предприятия, и через некоторое время Пинхаса пригласили на интервью. Предложение от дирекции пойти на должность младшего инженера-технолога в инструментальную мастерскую он принял, не раздумывая. Рутенберг сразу же нашёл общий язык с сотрудниками и подал несколько рационализаторских предложений, которые весьма понравились администрации. Серьёзный и представительный инженер проявил и хорошие организаторские способности, и через несколько месяцев его назначили заведующим мастерской.
В то время в Санкт-Петербурге в кружках социалистов-революционеров много говорилось о священнике Георгии Гапоне. Однажды после совещания, нередко проводимого на квартире, принадлежавшей известной артистке театра Яворской, сочувствующей нелегалам, как и немало других либеральных деятелей искусства, Борис Савинков остановил собиравшегося уже уйти Рутенберга. Пинхас был тогда активистом партии эсеров. О её создании объявила в январе 1902 года центральный орган партии газета «Революционная Россия». Рутенберг уже успел познакомиться с некоторыми членами Центрального комитета и знал, что Борис Викторович стал одним из её руководителей.
– Мартын Иванович, задержись, пожалуйста. Нужно обсудить один вопрос.
– Ольга просила прийти сегодня пораньше. Сынок приболел, – он взглянул на Савинкова и добавил, – минут пятнадцать у меня есть.
– А больше и не потребуется. Давай-ка присядем.
Они сели на диван возле большого, выходившего на проспект окна. Обставленная модной мебелью комната, оклеенная красивыми яркими обоями, уже опустела и лишь в коридоре ещё раздавались шаги и хлопала вслед за уходящим входная дверь.
– От нашего агента в полиции к нам поступила информация, что начальник Особого отдела департамента полиции Сергей Зубатов поссорился с министром внутренних дел Плеве. Тот отправил Зубатова в отставку и выслал из Петербурга.
– Занимательно, – произнёс Пинхас, – но какое это имеет к нам отношение?
– Не торопись, Мартын. К тебе самое прямое. С ним лично был знаком Гапон, но они разошлись в вопросе о рабочих союзах. Зубатов занимался созданием легальных подконтрольных полиции рабочих организаций. Его целью было парализовать влияние на них революционной пропаганды. Он весьма преуспел в этом в Москве, Минске и Одессе, а в прошлом году попытался сделать это в столице. Гапона привлекли к этому делу, как популярного среди рабочих священника. Он пользовался покровительством градоначальника Клейгельса, у которого считался своим человеком. Тот поручил Гапону изучить постановку дела в зубатовских организациях. Гапон написал доклад, где раскритиковал зубатовские общества и предложил основать новое по образцу независимых английских профсоюзов. По его мнению, зубатовские союзы слишком тесно связаны с полицией и это компрометирует их в глазах рабочих и парализует их деятельность. Доклад был одобрен градоначальником и митрополитом.
– То есть, создание общества поручили Гапону, – заметил Пинхас.
– Совершенно верно, Мартын Иванович. Но с ним есть проблема. Он не любит интеллигенцию.
– Наверное, считает нас болтунами и демагогами, не знающими жизнь простых людей.
– Именно так. Мне мои парни достали их устав. Главный принцип общества – рабочая самодеятельность и взаимопомощь. Членами «Собрания русских фабричных и заводских рабочих Санкт-Петербурга», так оно будет называться, могут быть только рабочие.
– В таком случае, мы ничего не сможем сделать, Борис.
– Но ты работаешь на крупном предприятии, рабочие хорошо к тебе относятся. Может быть, через них тебе удастся найти подход к Гапону. Согласно уставу, он станет единственным руководителем и наставником этой организации.
– Я слышал, Гапон окончил духовную академию. Следовательно, он сформировавшийся человек, на мировоззрение которого трудно повлиять.
– Поживём-увидим, Мартын. У России сейчас множество проблем. Промышленный спад, неурожай и огромный государственный долг ещё со времён Русско-турецкой войны. А сейчас война с Японией, которую Россия, по-видимому, проигрывает. При этом бедность большинства народа, отсутствие элементарных гражданских свобод. Рано или поздно этот нарыв созреет и прорвётся. Поэтому нам очень важно контролировать и вести агитацию в этом весьма многочисленном обществе.
– Хорошо, Борис. Я поговорю с рабочими. Хотя, по-моему, ещё слишком рано. «Собрания» ведь пока нет.
– Главное, ты всё понял, Мартын Иванович. Чернов, Гоц и Азеф очень рассчитывают на тебя.
Савинков поднялся с дивана, повернулся, пожал руку Пинхасу и вышел из комнаты. Через несколько минут Рутенберг в раздумье последовал за ним.
Дома он сразу же был вовлечён в бесконечный круг забот. Мальчика беспокоили какие-то боли, и он плакал, отказывался есть и не мог уснуть. Пинхас взял его на руки и ребёнок, почувствовав заботу отца, успокоился и вскоре уснул. Он положил его в колыбель и вышел в гостиную. Беременная жена, носившая под сердцем уже второго ребёнка, поцеловала его и предложила поесть.