Страница 110 из 128
Третье — Яки рванули за удирающими мессерами, и тем надёжно оторваться не удалось. Як-7 чуть-чуть, но быстрее, чем мессер. Но тут вмешалась всесильная логистика. Мессеры могут уйти не на ближайшие аэродромы, — наверняка такие есть, — а на дальние. До тех пор, пока горючки хватит. Нашим лететь дольше, мы наступаем и наши аэродромы дальше.
Это ещё не полное господство в воздухе, но явное преимущество. Теперь перед Рычаговым стоит задача выявить все ближайшие, и до каких достанет, немецкие аэродромы. То, чего так и не смогла сделать до конца наземная разведка.
— Паша, как только разгромишь все ближайшие аэродромы, считай, что успех операции у нас в кармане, — по глазам лётчика-генерала видел, что до него дошло, но добавил. — Тогда мы будем делать с окружёнными всё, что захотим. Будем иметь их в любой позе и любым способом*.
— Возвращемся к Минску! — отдаю команду пилоту по внутренней связи.
Ко мне наклоняется Яков. Говорить громко он не умеет, а гул моторов изряден.
— Будем работать там, товарищ генерал?
Киваю.
Но поработать не удаётся. Немцы малоактивны и потихоньку отползают от города. Сливаются с веткой Гудериана, которого неторопливо поджимает Анисимов. Пара километров ему остаётся до блокированного 603-ого полка, который на удивление до сих пор держится. Хотя чего ему? Боеприпасы и всё остальное подбрасываем, тяжелораненых вывозим. Один рейс фрицы порушили, сбили транспортный ДБ-3, как раз с ранеными, но только один.
Плюс ко всему, постоянная авиаподдержка. Фрицы уже знают, что любая атака больше четверти часа идти не будет. Потом прилетают злые штурмовые чайки и утюжат ракетами всё, что увидят. А что можно успеть за пятнадцать минут? Добраться ползком до наших позиций и сдаться в плен? Ну, так велкам!
Так что поработать не удаётся. Яков тяжело вздыхает. Он прав. Скучно мне, бояре…
* — Напоминаю утончённым барышням, возможно имеющимся среди читателей, что советские офицеры не матерятся. Они матом разговаривают. А некоторые ещё и думают.
20 сентября, суббота, время 14:20.
Небо к северу от Вильнюса. Литва.
Лётчик Алексей Кондратьев. Як-7.
Мы их выследили! В рот им вонючие ноги, мы их выследили!
— А вы куда? А ну, в сторону, идиоты! — Куда понесло вторую двойку? Отворачиваем от чужой взлётной полосы на таком крутом вираже, что напряжённо скрипит корпус.
Это уже второй, хотя первый аэродром мы так не проверяли. Куда этого Колю Ефимова понесло? Зачем?!
Самая удобная ударная позиция — параллельно взлётке, чуть в стороне. Над стоящими рядами машинами. Расстреливай, не хочу. Только это азбука, которую знают все. Поэтому зенитки стоят по обе стороны полосы, туда-сюда несколько метров. Зайти ровно вдоль полосы — верный способ героически убиться. И не факт, что героически. Николай с ведомым то ли не успели, то ли забыли вовремя отвернуть. Вышли правильно, по дуге, обойдя зенитки. И дав очередь из пушек и пулемётов, надо было тут же отворачивать в сторону. Не успели…
— Кречет, тебя не задели?
— Кондор, вроде крыло пробили. Управляемость хорошая.
— Возвращаемся.
Возвращаемся. С бреющего полёта, на котором отследили мессеров, выходим на верхние этажи. Там обзор лучше. Только мешает застывшая в глазах картинка с двумя вспыхнувшими огненными шарами в конце взлётки. Очень надеюсь, что зацепили с собой на небо хоть немного фрицев. Хотя им не по пути, фашистам место только в преисподней.
Только сейчас эйфория от того, что мне удалось пробиться в корпус генерала Рычагова, сделала ручкой. Чувствую, что становится всё равно. Где ни воюй, а друзей и боевых товарищей будешь терять. Не всё ли равно, где это делать? На родном Северо-Западном фронте или ставшим родным Западном.
Ничего, прорвёмся. Война и смерть это спрессованная до невероятной плотности жизнь. И она мне нравится. Начальство говорит, что господства в воздухе мы не достигли, но я — человек простой и генеральских заумностей не понимаю. Мы делаем в литовском небе всё, что захотим, и мессеры от нас откровенно бегают. Немецкие бомберы всё тайком и украдкой работают. На моём счету уже четыре «юнкерса», три в группе, и моя ближайшая мечта насильно приземлить мессер. Ничего сложного, главное — догнать.
21 сентября, воскресенье, время 17:10.
Москва, Ставка Верховного Главнокомандования.
Выдернули меня в Москву. Не вовремя, но особых возражений нет. Скучно мне не просто так. Скука — прекраснейшее из чувств, любой опытный и поживший на свете человек это понимает. Скука — прямой потомок уверенности, которой у меня хоть отбавляй.
Если не случилось ничего экстраординарного вроде падения на Землю астероида, — а про такое сразу бы все узнали, — то вторая фаза моей контригры против фон Бока идёт уже три часа. И её результат меня не сильно заботит. Мой фронт находится в чрезвычайно выигрышном положении. Настолько редкостном, что даже термина для него не знаю. Если любой ход ведёт к поражению, это цугцванг. А если к победе? То-то и оно.
Как такое могло произойти? Со мной всё ясно, я и фронт старались. Однако, как фон Бок так страшно вляпался? Молотов, сидящий наискосок от меня, поближе к вождю ёжится и отводит глаза. Чего это он? А, это я задумался и смотрю сквозь него. Чисто машинально. Чуть улыбаюсь, — опять невольно, — отвожу глаза.
Происходящее на заседании меня веселит. Конечно, не ради веселья прибыл, к примеру, наградные листы надо подать в канцелярию СВГК. С упаковочкой трофейных шоколадок. Там барышни, в основном, хоть начальник мужчина. Но у мужчин есть жёны, могут быть дочки, сёстры, племянницы. Так что шоколадка будет в тему. Хотя шефу канцелярии пообещал бутылку французского коньяка, когда документы пройдут полный цикл и вернутся реальными наградами и удостоверениями.
Ладно, продолжим веселиться. Строго про себя, разумеется. В обеих жизнях наблюдал похожие картинки. Как только кто-то добивается заметного успеха, моментально вокруг него образуется ажиотаж в среде коллег. Каждый знает точнее всех, как наилучшим способом этот успех развить. Ещё немного подождать и они начнут спорить между собой, напрочь забыв про автора победы.
Смешно потому, что никто из них по-настоящему воевать не умеет. По-генеральски разумеется, по-гусарски мы все не дураки. Шашки наголо и вперёд. Но всем очень хочется усыновить будущую большую победу. Прямо в очередь выстраиваются. Вон и у Жюкова глаза блестят, и на стуле крутится, как на сковородке. Сталин спокоен, только ус время от времени покручивает. Интересно, что это значит?