Благодатный мир

Глаза украдкой скользят по окружающим. Односельчане преисполнены религиозным трепетом. Бородатые лица мужиков серьёзны, а женщины аж светятся от умиления и радости. Однако сам Юрий в глубине души продолжает маяться от скуки. Да, вместе со всеми он крестится и кланяется. Но делает это машинально. Точно таким же образом, думая о своём, вчера днём он чистил хлев. Просто, без лишних переживаний и трепета, дочистил и пошёл домой.

Пальцы привычно коснулись лба, живота и последовательно плеч. Вместе со всеми Юрий поклонился. Не то, чтобы он не верил в бога. Какая-нибудь высшая сила непременно есть. Нет. Больше всего Юрию не нравится лицемерие односельчан, а лицемерие священника так просто бесит.

Лет пять назад Юрий набрался смелости и попросил отца Кондрата обучить его грамоте, чтобы Библию читать. Но священник не просто отказал ему, а напыщенным тоном объяснил, дескать, Юрию, как простому рабу божьему, владеть грамотой ни к чему. И как тут было не заплакать от сожаления и обиды. Ведь все старики, что когда-то бежали из Большого внешнего мира, все как один умеют не только читать и считать, а ещё и писать. Умеют, но сейчас, все как один, наотрез отказываются учить даже собственных детей и внуков. А почему так? Чего они боятся? Именно боятся.

Юрий украдкой покосился на родителей. Фёдор Иннокентиевич сама добродетель. Бородка расчёсана, рубашка застёгнута на все без исключения пуговицы. Отец родился уже здесь, в Вельшино, а потому он грамотой не владеет. Хотя его отец, дед Лука, был образованным. Это Юрий помнит точно. Сам не раз видел, как дед что-то там подсчитывал на бересте, или велел отнести всё ту же бересту с буквами кому-нибудь из соседей или старосте. Если так и дальше пойдёт, то через десяток-другой лет в Вельшино грамотными останутся только староста и священник. Никто другой более читать Библию не сможет.

Злость и раздражение окатили грудь ледяной водой. Юрий отвернулся, из ноздрей с шипением вырвался воздух. Могла бы хотя бы не лыбиться. Недалеко, вместе с родителями, братьями и сестрами, стоит она, Анастасия Зорина. Вот ещё один человек, которого совершенно не интересует воскресная служба. Вместе со всеми Анастасия осеняет себя крёстным знамением и кланяется, однако во все глаза пялится на него. Противно даже. Ну да, ничего плохого Анастасия ему не сделала, но столь пристальное, и даже откровенное, внимание со стороны будущей жены бесит. Если бы не отец, то Юрий до самой свадьбы обходил бы Анастасию десятой дорогой. Так нет же, сегодня их специально поставили недалеко друг от друга.

Плохие мысли, плохие, нельзя так. Юрий поднял голову, глаза упёрлись в распахнутую дверь церкви.

«Господи, — мысленно воззвал Юрий, — яви чудо! Сделай так, чтобы мне не пришлось жениться на Анастасии Зориной. Она не причинила мне зла, но я всё равно не хочу жениться на ней. Не хочу. Не хочу».

Впервые в жизни, Юрий не на словах, а всей душой воззвал к Господу Богу. Воззвал… И ничего не произошло. Над серой маковкой церкви с облезлым крестом так и не появились небесные ангелы, что так и не вразумили отца Кондрата, старосту Немеева, родителей Юрия, родителей Анастасии и саму Анастасию. Вообще ничего не произошло. Из распахнутой в церковь двери как и прежде доносится густой и зычной голос священника.

Хотя… Юрий поднял глаза ещё выше. С небес доносится стрёкот, очень хорошо знакомый стрёкот. Юрий много раз слышал его. Но не в церкви, вообще не в деревне. А-а-а… На том берегу реки Шушбай, над длинными рядами молодых и уже подросших кедров.

От удивления глаза едва не выскочили из головы. Юрий распахнул рот. Летун! Над маковкой церкви с облезлым крестом завис не просто летун, а много-много летунов, не меньше десятка. Но они не такие, какие Юрий видел на том берегу Шушбай. Нет. Эти гораздо крупнее и чёрные, как уголь. Но то, что и эти летуны пришли из Большого внешнего мира, можно не сомневаться. Но и это ещё не всё.

Ещё более крупный летун размером с доброго сторожевого пса завис над крыльцом. Остальные, более мелкие, будто в ужасе, сыпанули от него во все стороны. Люди, что собрались у крыльца церкви, враз забыли о воскресной службе и уставились на летунов. Юрий сглотнул, это даже страшно. Густой и зычный голос отца Кондрата, как ни в чём не бывало, продолжает читать Евангелие. Чей-то женский голос за спиной Юрий испуганно произнёс:

— Полицейские дроны.

Юрий резко оглянулся. Старуха Никитишна неистово крестится. Её бледные губы беззвучно шепчут «Отче наш». Но сказала точно она. Сорок лет назад Никитишна была одной из тех, кто бежал из Большого внешнего мира. Она… Она знает, кто такие «полицейские дроны».

Дальше — больше. Односельчане возле церкви испуганно зашумели. Юрий крутанул головой. Всё новые и новые летуны выныривают из-за леса, либо спускаются с небес. Странные летающие машины взяли людей в кольцо. Но, Юрий сдержанно вздохнул, пока ничего не делают.

Наконец, и до священника дошло, что снаружи происходит что-то непонятное. Воскресная служба в церкви оборвалась буквально на полуслове, хотя как раз в этот момент отец Кондрат читал Евангелие. Священник вышел на крыльцо и тут же замер, будто узрел перед собой самого нечистого. Из-за спины отца Кондрата показалось полное и бородатое лицо старосты Немеева.

Как и полагается, на воскресную службу отец Кондрат надел чёрный подрясник вместе с епитрахилью, длинной широкой лентой вокруг шеи. Напёрсный крест из начищенной латуни в спешке сдвинут в сторону. Отец Кондрат поднял голову и близоруко сощурился. Скуфья, маленькая чёрная шапочка, сползла на затылок.

Кажется, будто самый большой летун только и ждал, пока отец Кондрат и староста Немеев выйдут из церкви. Чудная машина спустилась ещё ниже. И-и-и… Во второй раз Юрий вылупил глаза от удивления. Перед отцом Кондратом, прямо в воздухе, возник человек в чудной чёрной одежде. Брюки и ботинки ещё ладно. А вот на плечах не шерстяная рубаха, а то, что иногда, по большим праздникам, надевают деревенские старики. Это так называемый пиджак. Или не совсем пиджак, Юрий сощурился и задумчиво склонил голову. Но что-то очень на пиджак похожее со звездой на каждом плече. Шапка так вообще очень странная. Ни одному деревенскому дурачку не придёт в голову нацепить такое. Круглая и сверху плоская. Кажется, будто человек из Большого внешнего мира надвинул на себя чёрную тарелку.

Юрий, что было сил, напряг глаза. Нет, это не живой человек. Ибо живой человек не может висеть прямо в воздухе. Да и какой-то странный он. Юрий несколько раз усиленно моргнул. Или показалось? Или через него и в самом деле можно разглядеть напёрсный крест на груди отца Кондрата?

— Разрешите представиться, майор Соловьёв, — человек смешно вытянул ладонь и кончиками пальцев коснулся собственного виска.

От неожиданности Юрий вздрогнул, голова сама по себе дёрнулась из стороны в сторону. Голос человека из Большого внешнего мира зазвучал до ужаса громко и, буквально, со всех сторон.

— Согласно постановлению правительства Российской Федерации, — продолжил человек в чёрной одежде, — жители деревни Вельшино старше пятнадцати лет подлежат переселению в «Благодатный мир».

— О, нет! Только не это! — пискнула за спиной старуха Никитишна.

— Сопротивление бесполезно, — голос человека в чёрном загрохотал ещё громче. — Сейчас на площадь приземлятся вертолёты. Просьба ко всем жителям в добровольном порядке подняться на борт. Иначе, — человек в чёрном на секунду умолк, — мы будем вынуждены применить силу.

Словно подтверждая слова человека в чёрном, с неба упал не просто стрёкот, а сильный гул. Юрий тут же задрал голову.

— Вот это да! — удивлённое восклицание само выскочило из груди.

С неба медленно и величественно опускается летун. Но какой же он огромный и пузатый. В отличие от мелких, у него нет четырёх хвостов по бокам. Хотя над самим летуном что-то крутится с такой большой скоростью, что даже толком не разглядеть. Поток холодного воздуха едва не запорошил глаза пылью и песком. Волосы и подол праздничной рубахи затрепетали так, будто Юрий в грозу и в бурю вышел из дома. Наверно, это и есть тот самый «вертолёт».