Пушкин и Грибоедов

Поклонником быть должен гений.

25 мая (в канун дня рождения поэта) групповая морская прогулка в Кронштадт была повторена; участниками поездки были Грибоедов и Вяземский. Грибоедов своими тревожными предчувствиями резко выделялся среди развлекающихся экскурсантов. Пушкин, по воспоминаниям в «Путешествии в Арзрум», пробовал его успокоить, но предчувствия собеседника были слишком основательными. На том листе рукописи, о котором сейчас речь, Пушкин рисует два профиля Грибоедова; рисунок задевает памятную запись. А тревожные предчувствия томили и его самого. Они выливаются здесь в набросок стихотворения, и названного «Предчувствие».

Снова тучи надо мною

Собралися в тишине;

Рок завистливый бедою

Угрожает снова мне…

«Снова тучи…» А что было раньше? Тут гаданья излишни, об этом сказано прямым текстом во втором четверостишии первой же строфы.

Сохраню ль к судьбе презренье?

Понесу ль навстречу ей

Непреклонность и терпенье

Гордой юности моей?

Контуры ссылки поэта в 1820 году прорисовываются здесь очень отчетливо. Между тем ее обстоятельства часто толковались на уровне школьных упрощений: нехорошее правительство наказало поэта за его хорошие вольнолюбивые стихи. Был известным, но явно недооценивался личностный фактор. В январе 1820 года Пушкин «последним» с ужасом узнал, что по Петербургу бойко гуляет гнусная сплетня. Ее запустил Ф. И. Толстой (Американец): поэта за крамольные стихи якобы высекли в тайной канцелярии8. Можно понять состояние честолюбивого Пушкина, но и трудно представить всю меру его отчаяния, вплоть до намерения покончить счеты с жизнью. Поэта спасла только здравая мысль: подобная акция не гасила бы сплетни, наоборот, косвенно их подтверждала.

Сохранившуюся остроту переживаний поэта передает написанный (по-французски) пять (!) лет спустя черновик неотправленного письма к царю. Вот итоговое решение поэта: «Я решил тогда вкладывать в свои речи и писания столько неприличия, столько дерзости, что власть вынуждена была бы наконец отнестись ко мне, как к преступнику; я надеялся на Сибирь или на крепость, как на средство к восстановлению чести». За одну вину дважды не наказывают, реальное наказание, ссылка, перечеркивало бы сплетни. Вот подтекст странного решения, когда сам поэт добивается репрессий!

Были и другие странности поведения. Это ли не дерзкий поступок? В театре, прилюдно, Пушкин демонстрирует портрет Лувеля (убийцы наследника французского престола) с надписью «Урок царям». «Таким же образом он во всеуслышание в театре кричал: “Теперь самое безопасное время – по Неве идет лед”. В переводе: нечего опасаться крепости»9. «Перевод» Пущина (ему принадлежит это свидетельство) точен, но есть и подтекст: Пушкин как будто подсказывает властям акцию с помещением его в крепость.

А вот главный эпизод этой истории. Вызванный к генерал-губернатору Петербурга Милорадовичу, Пушкин своей рукой в его кабинете написал тексты каких-то своих крамольных стихов (и чужих, ходивших под его именем), которые жандармы не смогли бы заполучить при обыске. Как бы хотелось заглянуть в эту рукопись («тетрадь Милорадовича»)! Но она не сохранилась. Пушкин не боялся ссылки; поставленный клеветниками в невыносимые обстоятельства, он провоцировал ссылку: честь была для него превыше всего. А в поступке поэта перед Милорадовичем просвечивает двойная установка. Поэт сознательно идет на великодушие, и оно оценено: отсюда искомая мягкость наказания (поэту достаточно факта, но его не манят ни крепость, ни Сибирь, ни Соловки).

Когда человек страдает за свои убеждения, будучи не поколебленным в них, он переносит страдания твердо и гордо. Рылеев написал мужественные строки (они были выцарапаны на оловянной тарелке в Петропавловской крепости):

Тюрьма мне в честь, не в укоризну,

За дело правое я в ней,

И мне ль стыдиться сих цепей,

Коли ношу их за отчизну.

Пушкин имел все основания воспринимать свою ссылку не как внешнюю кару, но как добровольный разрыв со светской чернью: отсюда его стойкость и непреклонность. В первом же «южном» стихотворении («Погасло дневное светило») находим очень понятное в рассматриваемом контексте, а для непосвященных загадочное заявление, дважды повторенное: «Я вас бежал…» Как может такое написать невольник, хотя и ощутивший себя свободным в путешествии с Раевскими? Может – если воспринимает себя бунтарем, добровольно оборвавшим прежние связи. Этот мотив повторится и в 1821 году, сначала в стихотворном фрагменте письма к Гнедичу:

Твой глас достиг уединенья,

Где я сокрылся от гоненья

Ханжи и гордого глупца… –

затем в послании «К Овидию», где Пушкин назовет себя – «изгнанник самовольный».

Время все расставит на свои места, «изгнанник самовольный» почувствует себя тем, кем и был, – «ссылочным невольником». Но начало ссылки по праву помнится непреклонностью, терпением, гордостью.

Как ни странно, до сих пор приходится искать ответ на простейший вопрос: когда Пушкин отправлен в ссылку? «Летопись жизни и творчества Александра Пушкина» называет дату 6 мая 1820 года10, следует отсылка к свидетельствам людей авторитетных – А. И. Тургенева и К. Я. Булгакова, возглавлявшего почт-департамент, человека весьма компетентного по части прибывающих (именитых) в столицу и отъезжающих из нее. Но 9 мая 1821 года Пушкин делает памятную запись: «Вот уже ровно год, как я оставил Петербург». Вроде бы и невелико расхождение (три дня), но оно принципиально. (В «Летописи жизни и творчества…» памятная запись поэта проигнорирована).

Эту загадку сравнительно недавно успешно разгадал А. Ю. Чернов, поэт, филолог, историк, краевед. Он автор книги «Длятся ночи декабря», которая открывается солидным разделом «Поэтическая тайнопись: Пушкин – Рылеев – Лермонтов». Здесь первая глава «Пушкин против Рылеева. Самая тайная дуэль XIX столетия». В ней объясняется11, что Пушкин покинул Петербург действительно 6 мая, но отправился не в ссылку, а на станцию Выра: это третья почтовая станция от Петербурга по Минскому шоссе. (Нетрудно угадать, откуда взялись фамилии персонажей Вырин и Минский; только «та» станция была далековато; чтобы прогуляться пешочком до столицы, смотрителю понадобился отпуск на два месяца. Но до замысла повести было тоже еще очень далеко).

А в версте от тракта и в пяти от Вырской станции была усадьба Батово, принадлежавшая Рылееву. Последние владетели усадьбы – Набоковы. Здесь вырос писатель, переводчик, комментатор В. В. Набоков. Не удивительно, что, с опорой на местные легенды, он первым высказал гипотезу о дуэли между Пушкиным и Рылеевым.

Рылеев нечаянно нанес обиду Пушкину. Он-то публично возмутился деяниями правительства, позволившего себе экзекуцию над поэтом, но тем самым признал истинной бродившую сплетню: этого-то и не простил ему Пушкин.

Дуэли с Рылеевым поэт придавал значение, упомянув о самой дуэли даже в черновике письма к царю12. Откровенность выглядит странной: власть дуэлянтов наказывала; но тут мы имеем дело с неотправленным письмом; документ в такой форме равнозначен дневниковой записи.

Дуэль была хорошо замаскирована. Было известно, что Пушкина до Царского Села провожали Дельвиг и Яковлев. Какая шаблонная, но вместе с тем выразительная сентиментальная ситуация: лицейским друзьям обнять отъезжающего на фоне Alma Mater и других достопримечательностей Царского, воспетых юным поэтом! Чистота этой картины несколько искривляется: провожал Пушкина не лицейский староста Михаил Яковлев, а его брат Павел Яковлев. И вместе с Дельвигом они не провожали Пушкина до Царского, а сопровождали его чуть подальше, до Выры, готовые выполнить миссию секундантов.

8

См.: Летопись жизни и творчества Александра Пушкина в четырех томах. Том первый: 1799–1824. Составитель М. А. Цявловский. Слово/Slovo, 1999. С. 169.

9

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 1. С. 91.

10

См.: Летопись жизни и творчества Александра Пушкина. Том первый, с. 182.

11

См.: Чернов Андрей. Длятся ночи декабря. СПб.; М.: Летний сад, 2007. С. 15–22.

12

В «Летописи жизни и творчества…» фиксируется только факт: дерется «с кем-то неизвестным на дуэли». См. том первый, с. 169.