Заповедник "Неандерталь". Снабженец

Настроение моё слегка улучшилось.

- Сеять ему будет что-то по этой весне?

- Говорил, что семенной материал на овёс и ячмень у него есть. Я для этого один контейнер ему отдал. Вьюками через лес завозили с этих местных плоскодонок от реки. Удивляюсь я, как еще никто не потонул в проливе на таком убожестве?

- Для людей, что-то сеять будут тут?

- Пока нет. Огород только разбили. Но ««тильки для сэбэ»» как ты любишь говорить. Но пока без помидор – рассадой никто не озаботился. Тарабрин обещал, что сурожью в зерне нас на зиму обеспечит.

- Чем?

- Сурожью. Смесью ржи и пшеницы. Серый хлеб из неё пекут.

- А молоть чем будем? Мельницу моя жена только на тот год ставить будет.

- А ты, командир, в дореволюцию скатайся на своей монстре и там помели, - улыбается ехидно.

- Ладно. Проехали. Ты где мехдвор располагать придумал? Где технику и механизмы зимой хранить? Под открытым небом?

Сосипатор вошел в отведенный мне уже собранный хозблок, бросил у двери какой-то мешок, поставил рядом винтовку, снял папаху и тщетно искал глазами в красном углу икону, на которую надо перекреститься. Моё упущение. Нельзя так резко ломать религиозным людям шаблоны. Не забыть, прикупить домашних икон, когда снова с Тарабриным в ««дореволюцию»» поеду.

Одет Сосипатор был парадно – в черной черкеске с серебряными газырями. На кавказском тонком ремешке с серебряным набором висел богатый кинжал. Только кобура большого револьвера была рыжей.

- Будь здоров, псарь, - приветствовал я его, - Проходи, садись. Выпьешь с дороги?

- Отчего не выпить, барин, коли поднесете, - отозвался мой главный охотник.

Но приглашение садиться мне пришлось повторить.

Сел степенно. Неторопливо и вальяжно выпил, налитую мной стопку ««Гжелки»». Закусил маринованным огурчиком от ««дяди Вани»».

Мотаясь по временам, я попутно себя не забываю в привычных маленьких радостях.

Закурили.

Сосипатор начал отчитываться.

- Поблизости лютого зверя леопарда мы вроде повыбили, но учтите, Дмитрий Дмитриевич, что они снова придут. Уж больно тут им раздолье для охоты. Как вернутся в ближний лес косули и олени, вслед за ними жди леопардов.

- И что? Совсем их уничтожить не получается, если невозможно от нас отогнать? На Тамани же их нет, - выдвинул я резон.

- На Тамани они ушли дальше в горы. Леопард с дерева прыгает на жертву сверху, а тарабринские поселенцы деревья повырубили. А на тех, что остались удобные для лёжки нижние ветки срубили. Да и дичи для такой большой кошки стало там не хватать. А домашнюю скотину охраняют. А вот на реке Лабе их еще много. И как старики бают: два поколения на то ушло, чтобы тот леопард стал человека опасаться. А тут они непуганые никем. Цари Природы, как говорит господин инженер.

Сосипатор встал, принес от двери мешок и вытряхнул под мои ноги две леопардовые шкуры. Уже выделанные.

- Это вам, барин, от всей нашей артели поклон. За огнива хитрые. Очень удобные они оказались, и пальцы больше никто не бьёт, костёр разжигая.

- Угодили, - протянул я слово, лаская короткий густой желтый мех в небольших почти черных кольцах. – Как бог есть, угодили.

Шкуры были неплохо выделаны, мягкие.

Бросил одну на кровать, а другую у кровати вроде коврика. Получилось красиво. Да и леопарды тут крупные.

Налил снова водки по стопкам.

- Ну, за вашу охотничью удачу.

Сосипатор пил вкусно, стаканчик держал манерно, отставляя мизинчик.

- Были б у нас мордаши, - запел Сосипатор любимую песню, - то тогда точно бы лютого зверя извели по всему Крыму.

- Будут тебе собаки, - ответил я, разливая водку. – Но пока, как видишь, занят я стройкой. Как продых будет у меня, так и скатаемся в царскую охоту. Видишь, я даже монстру для этого купил. Я свои обещания держу, дай только времени немного. Да и псовый двор еще даже строить не брались. Как построим жилье для твоих больших собак, так сразу за ними и рванём.

- Так мы пока на охоте заняты. Когда нам строить-то? – возразил мне псарь.

- Вот сетку-рабицу для вольеров привезу, так и начнём строить. Как артель плотников прибудет. Ты же не обидишься, если Псарня деревянная будет, а не с камня? И когда еще этот камень привезут. Просека, потом дорогу без ям сделать на той просеке. Да чтобы две встречные телеги на ней разошлись. Брод еще этот…

- Деревянная даже лучше, - согласился Сосипатор. – Теплее для собачек зимой.

- Вот и я о том же. Как с кормовой охотой? Отчитайся мне о главном.

- Охота для прокорма трудников сместилась дальше. На конях либо за реку, либо больше суток кладите коли на юг. А люди хотят кушать каждый день. А на тяжелой работе без мяса в рационе любой будет плохой работник. Зря степь выжгли. Теперь, пока новая трава не вырастет, копытная дичь снова в эти места не придёт. А скоро народа прибавится. Вот и смотрите.

- А чем зимовщики, что камень рубили, питались?

- Сало. Да дрофу били. Крупу и муку они с собой привезли.

- Понятно. Саламатой, значит, баловались.

Помню я эту саламату. Как-то казаки в поле угостили. Не ряженые, а настоящие, родовые, что традиции сохранили. Саламата – это походная еда казака. Мучная болтушка с кусочками сала. На вкус – клейстер. Но питательно.

- Много брёвен уже повалили на просеке?

- Много, барин. Я не считал, но на вид много.

- Тогда пора пилораму ставить. Но перед этим я рабочим обещал охоту. Ты с нами поедешь на пикапе. Покажешь где что, - не предложил, а императивно поставил задачу. Приказал в мягкой форме.

- Я вообще-то за патронами приехал.

- Сутки роли не играют. Потом, после нашей охоты, патроны выдам, сколько нужно будет. А то, боюсь я, что без хорошего егеря у нас охоты может и не получиться.

По дороге на охоту заехали проведать просеку.

Ваня Юшко что-то смазывал в ««шкоде»» и кожаную шоферскую куртку использовал по назначению. Два пацаненка с измазанными смазкой лицами, лет тринадцати, гордо взяли на себя роль его помогальников на ««принеси-подай»», и были этим страшно горды. Своей сопричастностью к чуду. Видно, что одинокий сорокалетний Ваня нашел себе учеников и воспитанников. А те глядели на него как на жреца нового высшего культа.

Поздоровались. Кивнул на мальчишек.

- Сироток себе нашёл?

- Да нет тут сироток, - ответил слегка смутившийся Юшко. – Не водятся. Родня к себе в семьи забирает, питает и растит. На лесоповале тут дядья их работают и, поначалу, их сучки собирать приставили. А я подумал, что все равно когда-нибудь мне смена на этой монстре понадобиться. Почему не из них? Я с ними и грамотой и счётом еще занимаюсь. Толковые мальчишки. Любознательные. И память хорошая.

И добавил.

- А спят они с дядьями в шатре.

Это он, наверное, сообщил, чтобы я его в содомии с педофилией не заподозрил.

- Добро, - ответит я на его оправдания. – Учи. А сам, откуда так всё знаешь?

- Да я, командир, с 16 лет на тракторе, – рабочие от инженера повадились все величать меня командиром. Кликать меня барином, как у местных крестьян в заводе, для них было западло, а по имени-отчеству длинно. – Потом в стройбате, когда служил, на бульдозере все два года. А после службы – БАМ, по комсомольской путёвке. Вот там у меня под задницей был ДЭТ-250. Бульдозер-рыхлитель дизель-электрический. Почти как этот, только гусеничный. Мощный был как японский ««Каматцу»», только японец был гидравлический, и часто морозов не выдерживал. Так что, под объяснения Тарабрина, освоить этот агрегат оказалось не сложнее. Уход только требует чаще. А управление простое. Ну, и горючка специфическая - октановое число бензина для его мотора где-то под пятьдесят. Сам бодяжу.

- Что ж, продолжай в том же духе, - разрешил я. – только вот еще какая тебе будет задача. Отделить надо бревна до полуметра в диаметре от остальных. Первые на пилораму пойдут механическую. А большие придется как-то вручную распускать. И в длину надо иметь бревна для пилорамы не более девяти метров. Еще слышал, что ты тут корчёвкой занимаешься? Не запорешь машину так?