Страница 25 из 39
Я не стала отнекиваться.
Рекомендация была замечательная. Но как быть, если расколотые головы-орехи живут у тебя прямо под веками?
Глава 4
«Во всём мне хочется дойти до самой сути!»
От былой кошачьей шерсти остались грива и три пушистых шарика- один на кончике хвоста и два промеж лап. На материнское замечание «Это уж перебор» последовал ответ: «Зато оригинально!»
Дочь, не блиставшая школьными успехами, обожала живность. Мать надеялась, что девушка выучится на ветеринара. Но Айгуль, побывав в гостях у московских родственников, объявила: «Буду парикмахером. Собачьим!»
В качестве первого клиенте выбор пал на Мурзика, переименованного вскоре в Лёву. Надо отдать должное старанию начинающего парикмахера: котейка действительно напоминал теперь царя зверей. Правда, старший брат, расстроенный результатом эксперимента, утверждал: Мурзик напоминает сейчас пуделя, а вовсе не льва. сказалась ли смена образа на поведение — трудно сказать, но после переезда на дачу, у домашнего любимца появилась возможность — гулять самому по себе. Честно говоря, братья Дамировы и сами бы не отказались от подобных прогулок.
Но пока распоряжении Рауля и Рауфа имелась лишь поляна. Правда, с игрушечным королевством. В центре на садовом кресле восседал огромный, некогда белый медведь. По правую лапу от него расположился линялый розовый заяц, а по левую- скаливший зубы тигр. Ну и далее — вся остальная свита: собачки, поросята, коты. Несколько обезьян висели на изгороди, зацепившись лапами за отверстия в рабице.
К огорчению взрослых, братьев тянуло сюда всё меньше. Теперь их больше интересовал мир по ту сторону ограждения. Мать догадывалась об этом, а потому время от времени отрывалась от изготовления медицинских масок и прислушивалась…
Голоса сыновей, вернее, их перекличка свидетельствовали о том, что пацаны играют во дворе. Ей и в голову не могло прийти, что на самом деле диалог ведёт младшенький, имитируя старшего:
— Эй, давай! — Чё, слабо? — А вот и нет! — Держись крепче, а то шваркнешься! — В общем, полная звуковая картина напряжённых физических упражнений, столь полезных в их возрасте.
Пока Рауф разыгрывал этот спектакль для материнских ушей, Рауль приближался к объекту жгучего пацанского интереса.
Дом у оврага.
Он единственный, который браться не успели исследовать. Причины на то имелись две: удалённость и укрытость посредством бурно разросшейся растительности. Но самое большое любопытство возбуждали разные штуковины, привольно расположившиеся на участке. Среди малоинтересных обломков мебели, здесь нашли приют остовы велосипедов, мотоциклов, мопедов и даже прицеп. И этот остров сокровищ был обнесён хлипкими досками, при чём одна и вовсе отодвигалась без какого-либо усилия. В общем, Дамировы обнаружили здесь настоящий мальчишечий рай. Огорчало лишь одно: они были здесь не единственными. Какой-то дядька в очках периодически наведывался сюда и звал писклявым голосом:
— Тильда! Тильда! Марш домой, гулёна!
Рауль посчитал, что ни дядька, ни его Тильда неприятностей им не доставят. А потому воспользовавшись отлучкой хозяина, пацаны для начала покатались на калитке, извлекая из неё душераздирающие скрипы. Предпринято это было с целью разведки. Если в доме оставался кто-то из обитателей, он бы пресёк баловство гневным окриком. Однако кроме птичьих трелей, в воздухе ничего не звучало.
Мальчишки решили, что час их пробил. Оставив многострадальную калитку распахнутой на случай бегства, они взошли на крыльцо. Тем временем на уличный электропровод приземлилась птаха с раздвоенным хвостом и завела: ку-ку-ку. Братья задрали головы. Птица умолкла. Но ей ответила другая, обосновавшаяся на липе во дворе.
— Они пара, — пояснил Рауль. Но младший его не слышал, привлечённый каким-то пятном в окне:
— Там кто-то есть!
— Бежим! — быстро сориентировался старший.
— Стойте! — неслось им вслед. — Послушайте меня!
Но пацаны во весь дух уже неслись к дому.
Остановившись у самого крыльца и отдышавшись, они обменялись вопросительными взглядами:
— Ты видел её? — первым задал вопрос младший.
— Кого?
— Тётку ту? Стра-а-а-ашная. Вся порезанная. А шея — чёрная.
— Врёшь!
— Сходи да сам посмотри.
— Вот и пойду! — захорохорился старший.
Но планам его помешала сестра, объявившая, что пора помогать матери по хозяйству.
Братья Дамировы до нынешней тревожной весны с домашними заботами не были знакомы. Но в Лопуховке им поневоле пришлось приобщиться к этому аспекту жизни, прежде целиком лежавших на женских плечах. Подметание пола теперь входило в их обязанности. А поскольку в доме нынче работала швейная мастерская, уборку приходилось делать несколько раз на дню.
Щётка на длинной ручке и совок. До пандемии эти предметы находились в ведении женщин. Но теперь всё переменилось. Женщины, занятые добыванием хлеба насущного, сочли возможным часть обязанностей переложить на подрастающих мужчин.
— Ты не думай, я не трус какой! — объявил старший младшему, когда они вошли в дом. — Я твои враки-то опровергну. — Здесь он ввернул словечко, которое частенько доносилось с телевизионного экрана. Младший хотел было спросить насчёт смысла этого последнего слова, но потом передумал.
Нет, не хочется выглядеть профаном. К тому же он и сам догадывается, что к чему.
А тётка в окне — просто жуть! И хотя насчёт шрамов от порезов, он, не исключается, и погорячился…Но во всём остальном… Нет, не пойдёт он больше к дому у оврага. И брата отговорит. Как? Да просто скажет, что ему со страху почудилось всё. И тётка была обычная. Просто хозяйке дома не понравилось, как они используют её калитку. Не поназначению используют. Он так и скажет Раулю. Он ведь хоть и младше, но тоже умные слова знает. Во как!
В то время, как младшие Дамировы, осваивали новые жизненные пространства в Лопуховке, Вилен Владимирович предпринимал героические попытки выжать из изоляции всё возможное.
«Каждый день этот разноглазый пёсик (один глаз-карий, другой-голубой) выскакивал из подъезда и нёсся по двору, прочитывая собачьи послания и оставляя свои».
Похоже, я начинаю выражаться в художественном стиле, — подумал Вилен Владимирович, перечитывая сделанную запись. Она касалась той самой собаки, которая не лаяла. Как говорится, лыко-мочало, начинай сначала.
Шла вторая неделя изоляции. А судьба Капы и её внучки по-прежнему оставалась предметом тяжких дум Адаева. Знай его жена об этом, непременно выдала бы диагноз: «Невроз навязчивых состояний». Но дело в том, что Веру Адаеву мобилизовали на борьбу с «короной». Позвонили из здравотдела и сказали:
— Выручай, Вера Павловна, по старой дружбе!
Правда, послали её не в самое пекло. А в обычную больницу, где наметилась острая нехватка медсестёр.
Оставшись один, Адаев и вовсе затосковал. И как всегда в подобных случаях, попытался уйти с головой в работу. То есть снова и снова методично изучал материалы дела Греты Тунберг. К исходу трёх дней этих пустых хлопот, в голове его зародилось сомнение. Оно касалось мотива серии нападений.
Просто Капитолина Шульпякина и её гражданский муж Геннадий Мякушев с юности отличались прагматичностью и рациональностью мышления и ни о какой экологии не помышляли. С чего бы такой резкий разворот в личностной мотивации женщины?
Всю свою молодость Капля, которая точит камень, (она себя так сама называла) положила на предприятие, где идеи журналистов с бумаги переносились на металлические пластинки, а руки метранпажа, вооружённые шилом, укладывали в столбцы. Это по её инициативе типография «Искра» перешла на офсетный способ печати. Геннадий-тогда директор и Капитолина- его заместитель не пускали денежки на личные потребности, а умело инвестировали в полиграфический бизнес. Так что «Искра» с полным на то осваиванием могла быть переименована в «Пламя». И надо сказать, что горело оно мощно. Вплоть до той аварии на дороге, в результат которой Геннадий отправился к праотцам, а его спутница, соратница и подруга на больничную койку.