Пресс-тур

Прозвенел звонок. Смирнов вышел из главного здания МГУ и неторопливо побрел под кружащимися снежинками и нависающими с деревьев сугробами в сторону станции метро «Университет». Мимо проплыл фиолетовый московский автобус с двигателем на росении, о чем радостно сообщала надпись на борту. В голове снова заиграла шарманка с мыслями о том, на что он тратит свою жизнь.

С женой и детьми как-то не сложилось, зато к своим пятидесяти годам он многое повидал. Смирнов не раз жалел, что выбрал одну из древнейших профессий, особенно в ранние двадцатые, когда хороших новостей о российской промышленности было кот наплакал. Алексей неоднократно помышлял о том, чтобы бросить родное издание и журналистику, лет пять выживал за счет фуршетов на пресс-мероприятиях и перепродажи подарков редакции от различных компаний, но вскоре, после открытия росения, в жизни «Российской промышленности» и ее коллектива началась светлая полоса.

Портал получил крупный грант на развитие от государства, а «Росальтэн» стал крупнейшим спонсором и рекламодателем. Предыдущий главред был назначен генеральным директором издания и занимался теперь в основном вопросами финансов. Алексея же, за верность и былые заслуги, поставили во главе коллектива. Ситуация была идеальная – он почти не притрагивался к деньгам, в которых никогда ничего не понимал, зато ему была положена приличная зарплата и предоставлена максимальная творческая самостоятельность в формировании редакционной политики.

Слегка покусывать можно было даже рекламодателей – для поддержания реноме независимого и авторитетного издания. Пару раз в своих статьях Смирнов покритиковал сам «Альт» – к большому неудовольствию владельцев портала и генерального. В последний раз тот позвонил ему и устроил выволочку. Впрочем, в самом энергетическом гиганте никак не отреагировали.

А на прошлой неделе их пиарщик написал, что планируется первый в истории пресс-тур на шахту и завод, и пригласил к нему присоединиться. За свою карьеру Алексей был во множестве таких поездок и видел сотни предприятий – от умиравших рудников до возводящихся космодромов и ядерных реакторов. Но этот тур обещал быть одним из самых интересных и важных в его жизни, глоток свежего северного воздуха в каждодневной рутине, в которой он годами терял себя.

– Сынок, послушай, брось ты свою эту оппозиционную деятельность. Коммунизм уже лет сорок как похоронили.

– Не коммунизм, а анархизм.

– Не вижу разницы, все время у тебя на экране мужики с красными флагами, отнять и поделить. И вообще, у нас город крохотный, тобой заинтересуется служба безопасности «Альта». Если уже не заинтересовалась! И что мне делать, если с тобой беда случится?

– Мам, я…

– Ты знаешь, что они интернет фильтруют, наверняка читают, что ты пишешь, и…

– Я пользуюсь специальными программами, чтобы не читали.

– Тем более, вычислят тебя по твоим программам!

– Мам…

– Илюша, ты в принципе собираешься что-то со своей жизнью делать? На Большую землю ехать, учиться? Или так и проработаешь всю жизнь тут, в автомастерской? Тебе уже двадцать три!

– Как я тебя брошу?

– Я проживу, будешь навещать. Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? Брось свою политику, до добра не доведет!

Илья начал заводиться.

– Мама! Послушай меня! Я не понимаю, как можно не быть против того, что тут происходит. Помнишь, два года назад я в Екатеринбург ездил? Мишка мне рассказывал: все на Большой земле все знают, обсуждают грешки «Альта». Мутные схемы, уход от налогов, как они тут своих сотрудников деньгами осыпают, а остальному городу гроши платят. И это он даже не слышал про загрязнение рек, про заповедные леса, что они тут себе под дачи вырубают, про охоту на краснокнижных животных.

– Ну и какое отношение…

– Мама, какой сейчас год? Ты до сих пор в хрущевке живешь, когда по всей стране реновация, государство тебя бросило, «Альт» тебе никак не помог. Как мне не интересоваться политикой? А может, ты забыла про обвал?

– Это несчастный случай был, ты прекрасно знаешь сам. Благодаря им вся Россия держится. Ты помнишь, что тут десять лет назад было? Они больницу новую построили, школу отремонтировали, надбавка к пенсии мне от них большая. У тебя теперь работа есть, тут никаких частных автомобилей раньше и не было даже.

– Несчастный случай потому, что на безопасности шахты сэкономили. Мама, ты разговариваешь штампами из телевизора! Они нам кость бросают, чтоб люди не бунтовали. Живем в разваливающейся хрущевке на твою пенсию!

– Все так и есть, никаких штампов! Вырастешь – поймешь. – Мать перешла на повышенный тон: – Думаешь, я дура, не понимаю, что они не альтруисты?! Но без них, я не знаю, где бы мы сейчас были!

Илья взбесился, хватил кулаком по кухонному столу и стремглав выбежал на улицу. Хотел набрать Денису, но передумал. От злости и нечего делать побрел к площади Ленина – посидеть на лавке. Пройти улицу из трехэтажных хрущевок, потом памятник вождю в окружении отремонтированных ДК, школы и детского сада, а за ними – новые районы, где и находилась автомастерская, в которой он подрабатывал.

Новые районы выглядели инопланетно: для сотрудников «Росальтэна» выстроили несколько десятков малоэтажных зданий в духе модных урбанистических тенденций – зелень на крышах, окна до пола, качественная дорогая отделка натуральными материалами; дворы были без машин, но с велодорожками для популярных тут летом электровелосипедов. Такие чудо-дома Илья видел лишь в интернете на фотографиях, и теперь, глядя на них каждый день, он особенно остро ощущал себя человеком второго сорта, застрявшим где-то на обочине жизни. Чтобы еще усилить ощущение сегрегации, жилая часть новых районов была отгорожена от остального города сплошной стеной с периметром безопасности. Чтобы никто не перепутал: за забором – бояре, снаружи – холопы.

Новые хозяева города и жизни реконструировали хрущевки, что находились вблизи от центральной площади, видимо, чтобы не портили вид, а на других, включая ту, где жил Илья с матерью, похоже, решили сэкономить. Их обещали расселить, но этого надо было ждать еще как минимум несколько лет, сейчас же комиссия признавала состояние зданий удовлетворительным, несмотря на текущие трубы шестидесятых годов и трещины в леденеющих зимой стенах.

«Пока мы живем в аварийных домах, они тут катаются на своих электровелосипедах», – с давно затаенной злостью подумал Илья.

Его детство выдалось тяжелым. Отец, отставной военный, обслуживавший аэродром, так и не смог вывезти семью на Большую землю. Умер он рано, и десятилетний Илья Демьянов остался вдвоем с матерью. Лет пять после похорон выдались особенно мучительными, мама безуспешно пыталась найти хоть какую-то подработку на погибающем аэродроме, а пенсии и надбавки за отца едва хватало на еду и свет.

К моменту открытия росения Краснополярск практически вымер – все, кто мог, уезжали к родственникам на юг, бросая квартиры вместе с пожитками. Сначала в городе сохранность чужих жилищ уважали, потом бедность заставила вскрывать соседские квартиры и пользоваться всем, что попадалось под руку. В конце концов самым ходовым товаром в Краснополярске стала водка.

Шестнадцатилетний Илья, один из семи учеников местной школы, от безнадеги уже подумывал наложить на себя руки, останавливало лишь экзистенциальное чувство вины перед матерью. Как вдруг в городе появились шахтеры, геологи, строители, за ними инженеры и менеджеры – и все вокруг пришло в движение, заработало, и Краснополярск стал оживать.

В чем-то мать была права – «Альт» действительно в тот момент спас их город и всю страну. Однако затем воодушевление от перспектив новой жизни сменилось разочарованием. В компанию практически невозможно было устроиться на нормальную работу – лишь на самые низовые должности, вроде поварихи в столовой или грузчика в аэропорту. Мать не взяли даже поварихой. Его тоже не взяли. Его лучший друг с трудом устроился на шахту и погиб при обвале. Лишь его школьного приятеля Серегу приняли на теплое местечко за великолепные компьютерные навыки – и сделали в своей пропаганде символом возможностей для остальных жителей города.