Лекарство от Африки

– Пусть Бомбей еще немного подождет, от этого наши чувства станут только крепче, – она посмотрела на отца. Ее усталость уже была заметной.

– Раджив занимается, как бы это сказать… гуманитарными проблемами, он тесно связан с международными организациями, особенно по здравоохранению.

– А как же вы сюда попали, Раджив? Вы любите ювелирные украшения? – Оля почувствовала, что встреча с ним не была случайностью, но вопросы про помощь обездоленным и пострадавшим от засухи и пожаров индийцам и африканцам она решила ни под каким предлогом не задавать. Ее вообще это не интересовало, даже если и было связано с бизнесом. Она ненавидела болезни, и отец это знал.

– В Индии нет ни одного человека, который бы не любил ювелирные украшения. Это мы сделали славу и во многом определили судьбы многих современных французских брендов.

– Вы не представляете, на какую выставку я попала в Лондоне! Очень небольшую, правда, всего тринадцать предметов, но каких! Раджив, это были настоящие сокровища махараджей. Мне понятно, о чем вы говорите.

– Индийским рубинам в ваших серьгах, мадам, несказанно повезло.

– Я рад, что вы нашли общий язык, – заметил Владимир Алексеевич, – предлагаю поехать ко мне немного побеседовать, вы не против?

– С удовольствием, – ответил Раджив.

5

Марк ехал домой в глубокой задумчивости. Он почти понял диагноз, за исключением, может быть, сугубо индивидуальных особенностей ее организма, какой-нибудь наследственности или драматических событий детства. Он уже предвидел, как трудно будет ее переубедить бросить все без исключения лекарства, сесть на диету, заставить пить два литра воды в день, приходить на процедуры, принимать каждый час то, что он ей пропишет, следить за малейшим изменением в своих ощущениях и читать. Хотя с этим, в данном случае, проблем может и не быть. Она кажется грамотной и любопытной. Но недоверчивой и подозрительной. Наверное, давно лечится. А еще ей очень нужна вера. Ну да ладно – сердечники далеко не самый трудный вариант. Интересно, чем она занимается? Нет, это не совсем так. Просто это поможет процессу, вот и все. Но она красивая. И что? Еще жальче почему-то. Как затоптанная клумба с Елисейских Полей. Он был убежден, что там самые красивые клумбы в мире – сочетания цветов, кустов, травы – являлись как структурированная природа или даже вода в живом организме, которая божественно структурируется под каждый отдельный орган. Хотелось сесть на лавочку и смотреть на них, как смотрят на море с утеса. Кто их делал, эти клумбы? Кто знает имена их создателей? Для Марка эта клумба была нужнее многих живописных шедевров: главное – в ощущениях. Когда он видел, как голубая трава плавно переходила в серебряную и упиралась в темно-бордовые, почти черные цветы, а потом начинались сказочные заросли белого цвета, шевелящиеся от легких дуновений ветра, ему становилось хорошо на душе и он замирал, уставившись в собственную жизнь, наслаждаясь мгновением и мечтая, как мальчишка, о глупостях. Ассоциации тоже неслучайны. Он улыбнулся.

– Удивляюсь, как мы еще не сдохли в этой жаре, Марк Лазаревич, – пожаловался Леша-шофер. – Не жара даже, а гарь и срань кругом, простите за выражение.

Матом ругаться на работе Марк никому не разрешал, и Леша выбрал литературные слова.

– Мать совсем плохая – задыхается. Кондиционеров в продаже нет. Его ведь еще надо знать, как поставить. На следующей неделе обещали привезти. Прямо как в давно забытом Совке – дефицит.

– Купи увлажнитель воздуха, налей перекись водорода и поставь к ней на ночь в спальню. Будет легче. Сейчас приедем, дам капли. Напомнишь. Поездка в Женеву была утомительной, но удачной. Где-то на восемьдесят процентов.

– А я вот плохо спать стал. Сижу до трех часов – и ни в одном глазу. Это что, стресс или как? – задал Леша давно подготовленный вопрос номер два.

– Это из центра Вселенной тебе подают энергию. Лучше ночью – чище эфир, – Марку откровенно хотелось, чтобы Леша помолчал. – Засеки двадцать пять минут и вспомни все детали: что тебя отвлекает от сна, что ты слышишь, о чем думаешь, кого ненавидишь, кого любишь – все важно. Я не буду тебе мешать. Думаю, двадцать пять минут тебе будет достаточно. Потом посмотрим.

Пробки как таковой не было. Ехали со скоростью пятьдесят километров, правда, в полной загруженности дороги. Итак, из трех женевских пациентов один выздоровел, второй выздоравливает, а третий не вышел на связь, и дом его закрыт. Для второго сейчас самый ответственный момент – не сорваться и не проговориться, иначе все заслуги заберет себе официоз или того хуже – нагрянет с медосмотром и вколет какую-нибудь гадость. Такое уже было, с летальным исходом. Рассказывать об этом нельзя, так как доказать ничего практически невозможно, а родственники ничего не понимают и теряются от горя. Родственники – это вообще особая ипостась. Очень опасны взрослые дети-бизнесмены, ожидающие наследства, обиженные жены, мечтающие о мести, неверные мужья со второй семьей на соседней улице, обделенные братья и сестры. Всем им не нужно, чтобы больной встал с постели. Это не произносится, но это читается по глазам и по их рвению помешать. Особенно, когда признаки восстановления больного налицо и только что придуманные заманчивые планы рушатся на глазах. Правда, иногда болит немного совесть, но перспективы новой жизни, новых побед над женщинами и конкурентами, новых путешествий, яхт и вилл так чертовски заманчивы, что совесть можно и заткнуть. Да вот хотя бы и все тем же официозом. А то завели себе тут разных самозванцев… Старо как мир, и забывать об этом нельзя ни доктору, ни пациенту.

Но бывает и любовь, и человечность в том понимании, что мы хотели бы понимать под этим словом, бывают горькие слезы горя и сладкие – от счастья надежды или даже победы. За годы многолетней практики Марк многое видел, понимал всё с полувзгляда, но не любил осуждать. Судить – это совсем другая профессия. И вообще, что такое «профессия»? Нет, он этого не отрицал: без знаний и опыта мы опустимся в пучину хаоса и полной безответственности… А если общепризнанные знания устарели, стали совершенно неэффективны, коррумпированы и служат не человеку, а его страстям и недостойным вредным помыслам власть имущих? Если настало такое время, что доверять нельзя ни политикам, ни государственным структурам, ни бизнесу, ни науке? Что мы понимаем в нанотехнологиях? Откуда мы знаем, что каждый день чистим зубы правильной зубной пастой, что в бутылке с питьевой водой нет тяжелых металлов, пломбы в зубах не расстроят нам и без того шаткое здоровье, а вирусы не вылетели из соседней лаборатории, так как дорогостоящие прививки появляются через несколько месяцев? А кто знает, что с нами будет через пять лет от этих прививок? Кто их тестировал? Почему мы должны соблюдать законы, в правильности которых никто не уверен? А кто будет отвечать за последствия? Министр, подписавший приказ? Каким образом? Собственноручно вернет вам здоровье на серебряном подносе? Или босс фармацевтического концерна? Как-то все неправильно развивается.

Незаметно машина оказалась на Бульварном кольце – до Большого Харитоньевского осталось всего ничего. Сима, горничная, ждала его еще с утра со свекольным супом, свежими фруктами и включенным кондиционером. Она любила, когда Марк летал в Швейцарию, потому что оттуда ей всегда доставалась коробка вкуснейших шоколадных конфет. Пусть не очень полезных, с сахаром и все такое, но иногда можно всё.

– Если честно, Марк Лазаревич, мне не дают спать страхи, что прилетят пришельцы и украдут нашу жизнь, – дождался двадцати пяти минут Леша.

– Так… – протянул, вспоминая разговор, Марк, – еще что?

– Ну, помните, я говорил про Наташу?

– Конечно, помню.

– Как вы думаете, жениться сейчас или все-таки подождать? – Леша говорил улыбаясь, вроде бы шутил, но если это мешало ему спать, то тут уже было не до шуток.

– Подождать чего, Алексей? Дурью не майся, будь любезен. Почему это она будет чего-то ждать? Как ты ей это объяснишь? И чего ты, собственно, ждешь? Тройной хромосомы, что ли? Или землетрясения?