Страница 2 из 13
– Забыл, – улыбаюсь ее матери.
Как только теть Ванда уходит, смотрю на Баженову, ожидая объяснений.
– Мы с Сережечкой договорились в кино, но ты же знаешь, отец меня вечером с незнакомым ему парнем не отпустит. Вот я и приукрасила. Чуть-чуть. Мы же друзья.
– С тем Сережей, которому в прошлый раз наши местные пендалей надавали?
– Не смешно вообще-то. Он, между прочим, хороший, в институте моем учится.
– Учителишка.
– Фу, Доронин, как грубо. Донесешь?
– Сама дойдешь.
Выхожу из комнаты, понимая, что начинаю злиться. Сережа, бл*дь, какой-то. Достала уже со своими хахалями. Саша, прикрой, папа не отпустит! Бесит.
На кухне мою руки и сажусь за стол. Маринка приковыливает следом, а в дверь раздается звонок.
– Я открою, ешьте.
Ванда Витольдовна идет в прихожую, откуда я слышу знакомый голос. Вскоре запыхавшаяся Людка появляется в дверном проеме с кислой миной на лице.
– Чего? – откладываю ложку.
– Тебе повестка пришла. Мама там плачет, – выдает сестра, сползая по стеночке на корточки.
Маринка роняет на пол пирог, который сжимала в руке, и застывает, сидя с открытым ртом.
Эпизод первый: Встреча. Глава 1
Прошло 2 года.
– Баженова! Ба-же-но-ва!
– Да иду я, – ворчу, открывая дверь.
Подружка залетает в квартиру с горящими глазами, скидывая туфли у комода, и нагло прет на кухню.
– У меня таки-и-и-ие новости, закачаешься. Мой Доронин возвращается из армии, – заявляет, усаживаясь на стул. – Людка сказала, что Саня сегодня приезжает.
– Когда он успел стать твоим? – наливаю в чашки заварку.
– Всегда им был, – хмурит бровки, – вернулся мой Сашенька.
– Я тебя поздравляю, – забираюсь на подоконник, сжимая в руках кружку, и делаю небольшой глоток.
– Ты за меня совсем не рада?
– Очень рада, – улыбаюсь, но, наверное, не очень искренне.
Меня бесит эта ее приставочка «мой», потому что не ее он совсем.
Анфиса продолжает болтать, а я смотрю сквозь нее, крепче сжимая фарфор в своих ладонях. Ее бестактность дико раздражает. Впрочем, мы же с ним просто друзья. Да, именно они, но почему-то сейчас этот факт меня дико напрягает. Возможно, потому что, пока он был в армии, я регулярно бегала на почту за письмами, до сих пор чувствую то предвкушение, с которым я их распечатывала.
Прошло целых два года, а я все еще с замиранием сердца вспоминаю, как убегала ночью из дома тайком от родителей, чтобы прогуляться по ночному городу. Как он тащил меня с карьера шесть километров, когда я свалилась с горы, он тогда рассказывал мне дурацкие анекдоты и дул на разбитые колени. А я ревела и смеялась.
Мы не встречались, нет. Даже не целовались, мы дружили. А потом его забрали в армию, так быстро, словно по щелчку. Я заболела в самый неподходящий момент, и, когда я лежала с температурой под сорок, папа, решивший навестить нас с бабулей, не пустил меня на проводы, и я прорыдала полночи в подушку, слыша из окна песни под гитару и крики Доронинских друзей во дворе. Я так с ним и не попрощалась…
Через неделю, как только мне отменили постельный режим, я купила конверт, села за стол и долго не знала, что написать, было так много мыслей, что позже невозможно было остановиться. Исписав четыре листа, я оправила лишь один.
Два года его службы мы обменивались письмами, которые были моей отдушиной. Они были наполнены позитивом и возвращали во времена беззаботности. Я писала только о хорошем, как и он. Я писала о том, как мне нравится учиться, а сама рыдала над этим письмом, смотря на фото умершей матери. Я ничего ему не рассказала, ни о том, как ее не стало, ни о том, как в моей жизни появился Боря. Долгое время никто не знал о наших отношениях с Яковлевым, нет, мы ничего не скрывали, все это вышло само собой. Когда умерла мама, он очень сильно меня поддержал, не знаю, что бы со мной стало, не будь его рядом.
– Так, на вечер ничего не планируй, я все придумала.
Анфиска вернула мена на землю своим заявлением, а дверь в прихожей открылась. Я спрыгнула на пол и направилась туда, оставляя Мартынову наедине с ее безумными идеями.
– Бабушка! – забрала у нее пакет. – Зачем ты все это таскаешь? У тебя же сердце.
– Прекрати, я не беспомощная, Марин.
– Конечно нет, но я переживаю.
Бабуля разулась и бойко пошагала в кухню.
– Баба Ванда, Сашка Доронин из армии возвращается, – прощебетала Анфи воодушевленно. Мартынова никогда не умела сдерживать свои эмоции.
– Считай, прощай, спокойная жизнь. Весь двор опять вздрогнет.
Бабуля вздохнула, а я со смешком закатила глаза, усаживаясь обратно на подоконник. Ба же налила в кастрюльку молока, ставя ту на плиту.
– А вы Марину отпустите с нами сегодня?
– Анфиса!
– С кем с вами?
– С Борей, например, – наимилейше улыбнулась, пытаясь задобрить бабулю.
– Опять гулянки? Не нравится мне это.
– Бабулечка, – хмурюсь, закинув ногу на ногу, – не ворчи. Тебе ничего не нравится.
– Я не ворчу. За тебя же переживаю.
– Ну мы же хорошие девочки, вы же знаете.
– Знаю я, знаю. А по поводу вечера надо подумать…
– Пошли, Анфиса, – хватаю подругу за руку, раздражаясь из-за бабушкиных слов.
Я не хочу ее расстраивать, но и отпрашиваться на погулять в восемнадцать лет меня тоже не совсем устраивает.
– Куда пошла? Есть сейчас будем, – грозно кричит вдогонку бабушка.
– Мы в комнату, – закрываю дверь, падая на подушку рядом с телефоном.
– Блин, ну она же отпустит?
– Не знаю. Да и какая разница?
– Марина! Как – какая разница? Ты моя подруга, ты мне нужна, а как же группа поддержки?
– Ну если только…
– Ты что, совсем не рада Сашкиному возвращению? Вы же все детство дружили.
– Дружили, дружили. Очень рада, – отворачиваюсь.
Какая-то я сегодня нервная, чересчур нервная. Анфи это чувствует, а потому быстренько собирается слинять.
– Так, я домой, мне срочно нужно сделать прическу и маникюр. Ты ко мне забежишь?
– Не знаю. Борю подожду, обещал приехать.
– Он все еще на даче?
– Да, маман припахала его по уши.
– Тогда тем более ко мне приходи, вместе веселее ждать, и у меня у мамки вино домашнее припрятано.
Анфиса подмигнула и, подпрыгнув с пола, провела ладонями по своей талии, покрутившись перед трюмо.
– Я подумаю.
За дверью послышался недовольный голос бабули.
– Все, мне пора, приходи!
– Ладно.
Выпроводив Мартынову, иду обратно на кухню.
– Ты полы вымыла?
– Конечно, – отвечаю, вытеснив ее от плиты и помешав кашу железной ложечкой.
– Отец обещал приехать завтра.
– С этой своей?
– Марина, ты знаешь…
– Я знаю, просто не могу с этим свыкнуться.
– Он еще не старый мужик, ему нужно жить дальше.
– Я все понимаю, бабушка. Все понимаю.
Со смерти матери прошло чуть меньше двух лет, а отец уже нашел себе новую пассию. Елена, врач-онколог, они познакомились при еще живой маме, и иногда мне кажется, что их шашни начались еще тогда. Не могу об этом думать, стискиваю пальцы в кулаки. Отец тяжело перенес смерть мамы. Не знаю, кто для него эта женщина, носовой платок, жилетка, или он действительно что-то к ней чувствует…
Отец с матерью были вместе еще со школы, поженились, когда маме было семнадцать, ее родители подписывали разрешение на заключение брака. После еще десять лет мотались по гарнизонам. Отец был военным моряком, а я поздним ребенком, до меня у матери было три выкидыша, это сильно подорвало ее здоровье. Когда я родилась, папа уже был при звании, сейчас же он и вице-адмирал, и первый заместитель главнокомандующего ВМФ. Серьезный человек, у которого ни на что нет времени.
Мама была рядом с ним всю свою жизнь, но, несмотря на его успехи в работе, не переставала заниматься и своей карьерой. Сразу после родов она продолжила играть в театре. Вся ее жизнь напоминала хорошо поставленный спектакль.