Страница 50 из 70
Но ведь она узнала… и узнает же… периодически… до сих пор! Но вот только кого или, может, уже даже и… что? Не себя же ведь, так точно. Да и не меня! Но и кого бы или что бы еще она… и жалеть же вдруг, да еще и так… стала? Егор же… так не делал. И да! Не получилось. Прости… Как и более же не сравнивать же их. Но остались же все еще у них и их точки соприкосновения. Вот и у меня – осталось и осталась же к ним не парочка, но и все еще вопросиков. У него и от него же ко мне все шло – одним сплошным и насильно-моральным потоком. Когда же у нее и от нее же ко мне, как ты уже и понял, физическим. Да. Все так, но… что же я еще хочу донести? Тортик! Или скрипку производства же «Бред»… и все же. Узнавания же там не проскакивало. Да и не проскальзывало… Насколько я… и могла же… видеть. А и точнее же, не видеть. В глаза же еще пока и долго не смотрю. Стараюсь… во всяком случае и до сих пор… как и по возможности же уже и разучиться, но… да. Не всегда и… получается. Тоже, да. Но и… бывает еще в моментах, скажем так. И на старуху бывает проруха. Иногда. Если и уметь же для начала терпеть… и ждать… как звезда. Чаще не в ее и смотрю, чем и не в его и не смотрю! Со вторым же все-таки чуть проще, но одновременно и сложнее, ведь я же все же еще вижу в них себя. Его… и… нас. А в ней… лишь ее. И как она – со мной. Во мне… И как она же все же – я. Не хуже ведь и той же все «черной старухи» из «Астрала». А кто и хуже в этом и из них? Скажи же мне уже и сам! Я же вот пока не знаю… Может, и… я? Ведь это я же между котом и мышью в «Том и Джерри» всегда выбирай собаку, а вдруг это и я же – мышь?..
– Какого черта ты приперся?! – Шикнула женщина, сильнее сдавливая горло парню и тем самым буквально вдавливая и продавливая в его шею свои тонкие пальцы с острыми матовыми ярко-розовыми ногтями. Почти что и прорезая, прорывая ими покрасневшую сейчас как и ни с кем же иным плоть. И готовая же вот-вот промять им же самим дверь. Но и сначала сломать его позвоночник его же рюкзаком, впившимся всеми черными металлическими замками, молниями и тканевыми же ремнями в кожу спины.
– Поздороваться… – хрипнул рыжий. – Приехал же вот… и думаю… «надо к маме зайти… перед тем, как и папе-то показаться… ну… по возрастанию ума и…».
И, не сдержав улыбки от ее же потерянного и одновременно обозленного взгляда, решив же не рассусоливать все это дело дальше и довести же прям сейчас и здесь ее и уже до яростной кондиции, перед смертью же не надышишься, а насмеяться все же хочется, как и не дав же себе передумать, поцеловал обе ее кисти по очереди. Сплюнув же от этого почти тут же и куда-то же на пол, цепляя ровно такой же коврик, что был перед дверью с той стороны, и чем-то же вроде плесне-пылевого шарика, но и как настоящий все же и пока что джентльмен – не на ее ноги и не в лицо. Жаль вот только что она, и как кроме же рычания, этот его жест «доброй воли» никак не оценила:
– Какая я тебе мама, сволочь?!
И тут же откинула его в сторону гостиной. Недалеко же правда и не до конца же докидывая, оставляя его пока еще в светло-бежевой прихожей с белым потолком и бежевыми с золотыми нитями-вставками обоями. Заземлив же куда-то и в угол стены и белого гипсокартонового проема у темно-коричневой деревянной тумбы с такими же округлыми ручками и на небольших ножках, по которой парень и скатился на пол из светло-серого ламината, сплюнув уже и на него слюно-кровью. Пошатнув же собой еще и белые небольшие пластиковые вертикальные рамы для фотографий на ней и средних же размеров хрустальную вазу с одной лишь связкой металлических ключей в ней. Которые он приметил, но так и не успел да и не особо же старался рассмотреть: сначала будучи в полете и лишь боковым зрением, а после и слегка приподнявшись на корточки, но и все так же видя же все смутно и размыто. Знал лишь, что они по итогу не упали – ведь почувствовал бы это, как и их на себе. Хорошо же тряхнуло им и черный настенный торшер с круглым глянцевым плафоном из-за которого и лишь пробивался в прихожую белый холодный свет, не имея иного, как и окон же в ближайшей доступности. Но и как все прочее здесь, включая же черный глянцевый выключатель в одну кнопку, расположенный рядом с самим источником света, он остался на месте. Как и затмение же солнц на небе и как ни странно его же обращенные и любимые – ее глаза. Что Влада же вновь и знатно же повеселило. И он даже на это дерзнул пустить смешок. Но тут же и вновь притих, словив чуть более гневный взгляд Розы в свою сторону, расценив же его никак иначе, как кроме: «Если ты сейчас же не угомонишься – уйдешь с таким же плафоном, а и точнее фонарем, и уйдешь же в прямом смысле». И ведь ладно бы еще, если бы и с одним-то таким глазом и остаться. Но вот уйти? Да еще и так рано? Этого ему не хотелось однозначно. Ведь он только-только недавно разогрелся и не для того же, чтобы так все резко обрывать и прекращать. А уже и потом из-за того, что и никакая регенерация ему бы уже не то что не помогла – не спасла и не вернула.
Несмотря же на всю и молочность, воздушность и легкость, светлость прихожей – встретила же она его, как и приняла не тепло. Но и не холодно. Что в том же, что в ином случае заранее же ничего не пообещав. Вот и он же не особо и расстроился. Да и явно же все больше та подстраивалась именно под хозяйку, как и тот же ведь самый питомец. И даже не столько за счет все того же темного плафона с выключателем, как и самой же темной мебели в виде все той же тумбы, бордовой, обитой такой же тканью изнутри входной двери и деревянной лестницы в цвет же первой, встроенной в стену и ведущей на второй этаж грубыми широкими ступенями, что находилась же перед глазами Влада и по правую же сторону от входной двери и самой Розы, сколько и само же гостеприимство этого дома в принципе же хромало – его, как и никого же, тут и в принципе же не ждали. Да и что еще не собирались же и никак скрывать. А уж и тем более и в оборот – как-то по-особенному же и встречать дорогого сердцу гостя. Совсем ведь не дорого да и совершенно же не сердцу, его ведь нет. И куда уж там – и не гостя же вовсе. Да еще ведь и из кухни дальше по коридору веяло чем-то вкусным. Только-только разогретым, если и не сготовленным же на скорую руку. С легкими нотами белого сухого вина и тонкой дымовой завесой сигарет с яблоком. Что как раз таки и добавляло же ему еще и сверху же очков как к частной, так и к общей же нежелательности. А как бонус и к проходке же по всем граблям за раз и выведению же ее им и всем же сразу из себя – он оторвал ее не только от какой-никакой готовки, как и самой же трапезы непосредственно, но и от принятия водных процедур после пробежки. Женщина же перед ним, как было видно, только забежала домой, не успев толком не только и переодеться. Будучи облаченной во все еще слегка влажный и запыленный черный тканевый спортивный костюм с ярко-розовыми полосами по бокам, состоящий: из кофты с капюшоном, расстегнутой до середины груди, спортивного топа и штанов на таких же завязках и с резинками же внизу, и в розовые кроссовки на толстой черной подошве с уже подсохшей на них грязью. Но еще и привести же себя так же в порядок. Так и не оправив же свои всклокоченные черные длинные каскадные волосы, затянутые и утянутые сейчас на затылке в высокий хвост, утянувший за собой, казалось, и скулы. И если же еще не к темечку, то к макушке, а там и к самому же затылку точно. Плюс ко всему же еще будучи заостренными и вытененными темным корректором. Вместе с ее же болотными глазами под густыми черными бровями и темно-бордовыми перламутровыми тенями на веках. С прорисовкой так же четких черных стрелок по линии черных же длинных ресниц. Покачивающихся сейчас почти в такт золотым и тонким большим серьгам-кольцам и скрывающих время от времени сощуренный и устремленный на Влада внимательный взгляд лишь с толикой отвращения. Когда же ее же полные губы под ярко-розовой матовой помадой были же им прямо-таки и полны. Вместе и с треугольными же ногтями в тон же им, готовыми уже и прорвать кожу ладоней – настолько она их прижимала, сжимая в кулаках. Но и все еще держалась же до последнего и победного, решив, видимо, сначала все же закончить с ним, а там, может, и делать более ничего не придется, тем более с собой.