Страница 42 из 70
Ведь если по его лицу ее взгляд еще пролетел и почти не был заметен, как и замечен что в дотошности, что и в принципе, то вот с рукой и змеей на ней, куда он опустился и замер, дела обстояли куда хуже. Ведь, сама же того не ведая, она начала повторять за парнем, пытаясь скрыть и укрыть от него свои ассоциации на этот счет, готовые же вот-вот отзеркалить на ее же лицо всю палитру и пусть не негативных, но и не позитивных, прямо-таки и именно же нелицеприятных чувств, эмоций и ощущений. Не просто же так и не от хорошей же жизни ее сердце только что в пятки ухнуло. Как и неслучайно мурашки по телу пробежали, пробирая дрожью не только внешне, но и внутренне. Цепляя лишь в легком пока подергивании сначала один глаз, а затем и другой. Слишком же заметно. И слишком близко. Просто все слишком. Ведь одно же его касание. Пусть и мимоходом. Пусть даже и пальцев. И самых же их кончиков. Или на крайний же случай губ. Да и одно лишь подергивание его носа в ее сторону. Близ какой-то из частей конкретно же левой стороны. Неважно – все ведь так или иначе рецепторы. И он же учует ее принадлежность, демоническую принадлежность, энергии. Но и не к нему как и нечто же его. И не к самой себе как свою. Да и не по своей же воле. Отдающую же скорее какой-то сажей и копотью. Ко всему еще и влажной древесиной. То ли горевшей и потушенной. То ли сгоревшей и уже после смоченной, вымоченной же проливными дождями и растаявшими снегами. Льдами. Но и есть ли разница? Что в первом же, что во втором случае факт будет налицо. И одному же дьяволу будет известно, что он будет с этим всем делать. А после – и с ней. Ну и еще с той. Не даст ведь объяснить, как и объясниться. Поймет же, как поймет. Сам. А там еще ведь и другим расскажет. И они же еще сверху и больше поймут, как поймут. И вот он, пожалуйста, их сломанный телефон с предъявой же к ней. А ведь это ее предназначение. Пусть и все еще какое-никакое. Но ее. И оспариванию, как и вмешательству извне, оно не подлежит. Так что этого ей никак нельзя было допустить. И если уж не никогда, то хоть не сейчас и не здесь. Не при всех.
Тем более же что и дождь же не перебьет это. А скорее же даже еще что и усилит. Как и любой запах энергии: будь то чистый демонический или чистый ангельский, грязный демонический или грязный ангельский. Да и отдельно или в смесь. Слишком же сильно и мощно снаружи и глубоко и тяжело внутри, чем и те же все легкие и ненавязчивые, временные и без отдушек ароматы парфюмов и духов, туалетной воды и одеколонов, дезодорантов да и всех же остальных косметических средств, что ведь смывались и выветривались на раз. Да и ее же собственная сирень со светло-фиолетовыми цветками еще и так была сама с дождем. Хоть вроде же как и после него – так этот запах ее энергии, во всяком случае, значился. А тут еще и дополнительно, что и в случае же с одной древесиной, что и с другой, и усиливалась же она еще и за их счет и вдвойне. А там и втройне. Раньше же всего и всех давая по ноздрям и мозгам. Минус на минус давал же таким образом еще больший минус. А и точнее же – дождь. И от него же еще и больший запах. В обе же стороны и по обоим же фронтам. А вот уже за ней следовала и скошенная трава и озон. Переплетаясь же еще и как будто бы с пылью, плесенью и забродившим виноградом со спиртом – вином. И только после лишь всего этого вплетаясь во влажную и разрыхленную землю, лаванду, шалфей и ту же самую мяту.
Был ли третий запах запахом энергии Влада? Однозначно. Как и то, что не первый и не второй. Ведь первый, как и в случае же с влажной сиренью, был ее собственным. Третий буквально же и сам раскрыл себя, как и подтвердил же своего хозяина вместе с собственные же словами Никиты о нем до этого, теперь стоящего же здесь и продолжающего же благоухать всем этим прямо перед ней. А со вторым все и так уже было понятно, он же, в свою очередь, был уже и не ее и не его. Как и в случае же с обугленной и влажной древесиной. Но тут уже и без метода исключения можно было обойтись. Так и нашлось еще что-то, помимо же их половинчатости и полукровности, где они сходились – во влажности и цвете: что сирени и земли, да что и первой и лаванды. Пусть и не до конца. И не по всем моментам. Но в общем и целом – да. И тут-то как раз Софии и как никогда же хотелось, чтобы так все и оставалось. И если пусть даже и не навсегда, то хоть и на подольше. И не раскрывалось же все до конца так же: что будто же она и не ангел вовсе в большинстве же своем, а копия его. Только и в юбке. И без юбки.
Осознав же, что окончательно запуталась и так же бесповоротно зашла в тупик, так и не выбравшись что поначалу и из белых граней его же все еще бездонных глаз, что и из черных же линий его «тату» после, она зацепилась за последнюю мысль о желании быть дальше и оставить все это так пока что и на подольше и сделала шаг назад. Вполне же правдоподобно и твердо. И почти же что даже и не сыграв страх.
– Ладно тебе… Ты же не боишься! – Отреагировал на ее спектакль одного актера громким смехом Влад, мазнув лишь слегка своим темным взглядом по ее глазам и будто бы еще и взорвался, врываясь же тем самым в ее обонятельные каналы свежестью лавандово-мятной бомбочки. Примешивая к этому и еще же очередную затяжку с выпущенным в ее лицо дымом. С которым, в отличие от нее же самой, у него не было никаких проблем. Равно как и в разглядывании в нем же ее черт лица. И продолжая все еще сдавленно хихикать какое-то время, опустился им к ее уже не столько сухим и потрескавшимся, сколько покусанным и прокусанным же до крови губам, сжатым меж собой. – Ну… Не должна, во всяком случае. Или что? Я первый у тебя… такой? И с таким. По-любому же до меня был еще кто-то… из них. – Тут-то девушка и убедилась, что если он что и прочитал, как и знал же из прочитанного, то всего и понемногу, не углубляясь. Но как ни странно и в данных же конкретных обстоятельствах даже эта информация ее никак не расслабила. Тем более. Еще же и больше, наоборот, напрягла – ведь ей же теперь придется на это и за это все самой отвечать. Или все же нет? – Никитос или Егор… Егор или Никитос? – Вопрос был риторическим – ведь он опять над ней издевался. А будет точнее даже сказать, что и не снова, а и всегда. Но и она уже была не так проста, как в первые минуты их знакомства, только прощупывая же буквально его почву и узнавая же его самого тем самым, чуть больше и проникаясь. И не собиралась же уже так просто поддаваться на его провокации. Внутренне же, во всяком случае. Тело же ее считало и как-то иначе и, не выручив сглатывания в прошлый раз, решило отыграться сейчас. Да еще и как громко. И дважды. На одно же и то же хоть и первое и второе, но и в каждой же отдельной части вопроса имя. И подряд. – Никитос! Конечно… Другого же ты избегаешь и боишься как огня. Верно? Да. Впрочем… как и меня. Но если же еще со мной ты ни в чем не виновата… Во всяком же случае, пока. Хоть и уже же довольно-таки резка и дерзка на язычок… То вот с ним…
– И с ним я не виновата! – Перебила его и вновь же резво, как и почти что дерзко и резко с его же собственных ранее слов София. Не опровергая, но и не подтверждая же до конца тем самым их.
– А это еще же как посмотреть… И рассмотреть же слово: виновата, – вернувшись в вертикальное положение тела, рыжий выкинул наконец-таки дотлевший бычок в ближайшее металлическое мусорное ведро и обернул свои глаза в свой же янтарный цвет. Убрав этот ранее же знак отличия, как и линии связей между другими не такими же. – Не ты, да. И конкретно. А на кого ты так чертовски похожа. И… – и, в секунду же оборвав себя, как-то вдруг и резко раскрыл еще больше свои глаза. Будто же и не столько увидев сощуренный и заинтересованный взгляд карих глаз на себе, сколько же и именно уже почувствовав тянущиеся ветви и раскрывающиеся же к нему сиреневые цветы сирени – познания. И тут же обреченно простонал сквозь сцепленные зубы. Переборщил. Затем закатил глаза. Несколько раз мотнул головой. Словно и избавляясь же от тонких нитей, связывающих его с тем, той, кто могла же как будто бы уже и заставить его тем самым говорить дальше все это, как и делать, как от ее же ветвей и цветом. Но и не до конца – лишь ослабляя их. Чтобы те разве что придушивали его, а не душили. Держали наплаву, не топя. Словно бы и в рамках, гранях же приличия и права. И задумался – насколько же, даже еще и не зная этого, как и всего, она все же была сейчас недалека от истины. Буквально. Но вот только же и истины, которую он и конкретное же сейчас мог только приоткрыть, не раскрыть, не открыть, а уж и тем более не распахивать перед ней дверь с рук и сносить же ее с петель с ног. Но и что, видимо, уже прямо-таки и начал делать. Нужно было исправляться. Как бы горестно и несправедливо это все же ни звучало, – …будь я проклят, если не поэтому они ныкали тебя по всем углам от меня! Бывает же… Так просто ларчик открывался! – И дабы если уж окончательно не свести все подозрения на нет, то и отвести же хоть и минимально их от себя. Вроде и тех же, что: «Он все знает и сейчас ей все расскажет». Нет же. Нет. Не он ведь и не сейчас. Да и не все. Как бы и ни хотел обратного. Во всяком же случае, пока. Но и не до конца же при этом и пугая, полностью же избавляясь в ней от себя, а только лишь отворачивая и держа на дистанции. Опять же все, пока. Развел руками в стороны и продолжил играть. Будто и стараясь привлечь к своему уже и шоу и себя как и одного же актера чуть больше внимания, чем есть же сейчас. Но вот только угрюмые и темные прохожие спешили по своим делам, прячась: кто под своими темными зонтами, кто и под все теми же яркими и цветными навесами все тех же магазинов и кафе, ресторанов и баров, клубов, а кто и под металлическими крышами и не выглядывал же из-под них лишний раз. Смотря же исключительно под ноги и перед собой. А не по сторонам и дальше собственного же носа. Тем более – на какого-то там парня, лишний же раз привлекающего к себе внимание. – Но вот только и почему от меня? Разве я страшнее его, София? Вот… по твоим меркам!