Страница 59 из 70
Одним словом, опричный рейд против Немецкой слободы был всего-навсего обычной полицейской операцией против торговцев дурью. Во всех странах мира подобные операции против наркопритонов проводятся без малейшего уважения к правам человека и сопровождаются пинками под ребра и вразумлением посредством автоматных прикладов…
Въедливый критик может уточнить, что капитан Маржерет появился в России только в 1601 г. и свидетелем событий не был. А либеральный гуманист возопит: «Но как же быть с пытками и прочими зверствами!?»
А не было никаких зверств, хорошие мои! Не было! По своей циничной творческой манере главное я приберег на потом. Извольте получить свидетельство доподлинного очевидца, наблюдавшего события как раз с немецкой стороны…
Некий немец Бох из города Любека приехал в Москву по делам, оставшимся историкам неизвестными. Остановился на жительство у соотечественника в Немецкой слободе. И, что называется, попал под раздачу…
Так вот, именно этот Бох оставил полное описание происшедшего, ничуть не походившее на «ужастики» Одерборна. Да, опричниками командовал сам Грозный. Да, при нем находились и оба царевича. Да, дома разграбили, а их обитателей голыми выгнали на улицу. Да, несмотря на приказ только грабить, а не бить, опричники хлестали плетьми направо и налево. Но это - всё! Не было ни единого изнасилования, ни единого убийства, ни единой пытки. Что, согласитесь, решительным образом меняет картину. Да, имели место и конфискация имущества, и побои - но, напоминаю, речь шла вовсе не о безвинных мирных жителях, чистых перед законом, а о нелегальных торговцах спиртным, нарушивших писаные законы.
Бох прямо пишет, что именно митрополит московский, встревоженный массовым пьянством русских, настоял, чтобы Грозный «зачистил» слободу. У Боха, кстати, не было ни малейших причин после всего происшедшего любить русских - он получил сполна свою долю зуботычин и плетей. Однако человек, судя по всему, был честный: не стал, в отличие от Одерборна, сочинять страшные сказки, а изложил все так, как оно обстояло в действительности…
Вот только его небольшое сочинение вышло в свет на латыни и крохотным тиражом, а Одерборн свой опус сочинил по-немецки и распространял широко… Спонсорами его книги, кстати, стали поляки, которым подобные пропагандистские изыски пришлись как нельзя более по душе.
Даже у серьезных историков можно встретить упоминания о разнузданном сексуальном терроре, сопровождавшем «зверства безумного тирана»: женщин и девушек в городах и деревнях раздевали догола и, невзирая на лютый мороз, выстраивали вдоль дорог, по которым ехал царь с опричниками. Особо невезучих царь с опричниками долго и увлеченно насиловали, а потом, утонченного зверства ради, вешали в их собственных домах, то на воротах, то даже над обеденными столами, и настрого запрещали родным неделями снимать трупы, так что бедным мужьям и отцам приходилось жить и обедать в комнате, где под потолком висел разлагающийся труп…
Так вот, единственный источник, откуда черпались все эти ужасы, - опять-таки сочинение Одерборна, о чем порой забывают современные володихины…
Кстати, ливонцев из Немецкой слободы не по тюрьмам распихали, а, проучив как следует, выделили им другое место для жительства, где разрешили построить не только дома, но и лютеранскую церковь. Вот только их поселили уже на значительном отдалении от Москвы, чтобы впредь не имели возможности торговать сивухой…
Особый разговор - о личной жизни грозного царя. Вокруг нее опять-таки наворочено столько выдумок и самых безответственных фантазий, что мимо этой темы никак нельзя пройти и следует попытаться внести ясность. Боже упаси, я не претендую на то, чтобы «закрыть тему», но и этот вопрос нужно подробно изучить, чтобы отшелушить самые фантазийные выдумки, чтобы меньше по страницам популярной литературы гуляло перлов вроде попавшегося мне недавно. Там, говоря о «безудержном разврате» Грозного, автор мимоходом употребляет восхитительный оборот: «Костомаров и Соловьев свидетельствуют».
Костомаров и Соловьев - историки девятнадцатого века, а значит, никак не могут «свидетельствовать» о событиях, происходивших за триста лет до них (при том, что оба вроде бы не замечены в спиритических сеансах с вызыванием духа Иоанна Грозного). Свидетельствовать могут только участники и наблюдатели событий - а вот как раз с ними-то дело обстоит печально. Свидетелей и участников можно по пальцам пересчитать - зато несть числа переписчикам (а то и сочинителям) самых дурацких слухов и сплетен, имя которым - легион…
Вообще-то личная жизнь Грозного, какой бы она ни была, не должна иметь никакого отношения к изучению его деятельности. Поскольку, о ком бы ни шла речь, неприглядные детали в жизни того или иного заметного человека (пьянство, бабы на стороне, незаконные дети, казнокрадство и прочие прегрешения) к серьезному историческому анализу никаким боком не подходят и должны кормить лишь желтую прессу. Классический пример - история (кажется, невымышленная) со Сталиным, которому высокоморальные доброхоты донесли, что блестящий маршал Рокоссовский, вот ужас, спит иногда не в одиночестве, а в компании симпатичных особ женского пола. И вопросили: «Что делать будем?»
Сталин пыхнул трубочкой, подумал и сказал:
– Что делать будем? Что делать… Завидовать будем!
Прежде чем перейти к реальным и мифическим женам Грозного, следует обязательно сказать, что царь, и в этом нет никаких сомнений, всю сознательную жизнь избегал связывать себя браком с женщинами, имевшими отношение к родовитому боярству. Это просматривается настолько четко, что в доказательствах не нуждается.
Проще всего дело обстоит с Анастасией Романовной Захарьиной-Юрьевой - с ней не связано никаких разночтений, мифов и загадок, за исключением ее смерти: ведь почему-то сам Грозный считал, что ее отравили.
Второй женой царя в 1561 г. стала крещеная кабардинская княжна Мария (Кученей), дочь князя Темрюка. Вот как раз ей крупно не повезло: давным-давно стали кружить россказни, что она была невероятно жестокой и до предела развращенной. Порой приходится читать сущие романы, делающие честь мужским журналам, эротоманские повествования про то, как Мария, оказывается, старательно поставляла мужу всевозможных девиц легкого поведения, а сама в то время, пока ее муж развлекался с доступными красотками, соответственно, блудила с молодыми придворными красавцами. За что разъяренный Грозный ее в конце концов и отравил… «Плейбой» отдыхает.
На самом деле даже иностранные фантазеры ничего подобного не сочиняли. «Свидетельства» о распутстве Марии Темрюковны, о якобы царящей во дворце сексуальной распущенности, даже о жестокости характера кабардинки все до единого, если докапываться до корней, основаны на неизвестно кем пущенных слухах и неведомо кем сочиненных сплетнях…
Впрочем, смерть Марии нельзя назвать случившейся при стопроцентно ясных обстоятельствах. Она ездила с царем в Вологду и там заболела. Грозный вынужден был уехать, оставив больную жену на попечение одного из князей Вяземских, - как раз дошли известия о том самом «новгородском заговоре». Вскоре после прибытия в Александровскую слободу Мария умерла. Крайне соблазнительно было бы заявить, что ее отравили бояре, ненавидевшие «чужачку» Марию не менее, чем Анастасию, - но придется воздержаться, поскольку нет ничего, что могло бы сойти за доказательства. Боярскую ненависть к делу не подошьешь…
Хотя сам Грозный и здесь видел преступление - но точных сведений о том, что заставило его так думать, не оставил.
Мария умерла в 1568 г., и вскоре Грозный, как и двадцать лет назад, устроил «всероссийские смотрины», на которые собрал красавиц со всего царства-государства. На сей раз в конкурсе участвовали уже не одни только девицы из благородного сословия - Грозный выбрал себе в жены дочку обычного новгородского купца Марфу Васильевну Собакину.