Страница 28 из 112
— Она великолепна! — сказала Двадцатая, — Чтобы добиться похожего результата нас, роз, натирают маслами и целебными мазями — ежедневно! А руки! Они у тебя сильные, ночью я почувствовала. Но это руки не воина; знаю, как те выглядят, и какой след оставляет на них оружие. Не ремесленника. И не крестьянина. Даже не мага! Такие бывают у юношей, чьё ремесло схоже с моим. Но нет. В кровати ты горяч и энергичен, однако опыта интимных встреч с женщинами тебе пока недостаёт. Что ты так покраснел, мой мужчина? Это дело поправимое, если приложить усилия. У всех когда-то бывает первый раз. Стесняться тут нечего!
— Почему ты решила, что у меня был первый? — спросил я.
— Предположила. И думаю, что не ошиблась. Ведь так? Можешь не отвечать. Твой взгляд сделал это за тебя. Так кем же ты был, Вжик, до того, как попал в этот отряд? Чем занимался в своем северном королевстве?
— Я…
Замолчал.
— Знаю, что не можешь рассказать. Тебе запретили. Жаль. Но я постараюсь разгадать твою загадку, мой грозный мужчина. Ладно? Докопаюсь до истины. Обязательно. Ведь ты же позволишь мне быть рядом с тобой, Вжик? Пусть не днём, но приходить к тебе по ночам?
— Конечно.
— Спасибо, — сказала Двадцатая. — Гор возвращается. Он сегодня много ворчит. Мы не позволили ему выспаться, вот он и злится. Не обращай внимания, Вжик. Он хороший. Не обидчивый. Заберу у него свою воду и пойду к себе. Дам наставления соседке. Скоро мой ритуал — ей придется за мной присматривать.
На утреннем построении мужчины провожали меня завистливыми взглядами, когда я шел к своему месту в шеренге. Похоже, они были в курсе того, как мы с Двадцатой провели эту ночь. Я делал вид, что не замечаю их внимания. Пытался состроить на лице ту же мину, что и охотник из старшей стаи, который как-то в одиночку добыл большого ночного зверя — изображал из себя бесстрашного хищника.
Вар Брен заявил, что инициация нашего отряда началась успешно. Первые огоньки хорошо перенесли ритуал, и уже готовы к тренировкам. Но занятия начнутся только после инициации всего отряда — завтра. Вторая группа (шестеро, в том числе Гор и Двадцатая) отправится в зал ритуалов после завтрака.
В столовой все поглядывали на пятерых наших огоньков. Те ели неохотно, выглядели вялыми, точно перенесли тяжелую болезнь и впервые за долгое время встали с постели. Их поведение заставляло нервничать остальной отряд. Ведь нам только предстояло пройти всё то, что вчера вечером и сегодня ночью испытала эта пятерка.
Теперь волновался даже я.
Но не за себя.
После завтрака, вернувшись в свой корпус, я пожелал Гору и Двадцатой удачи.
— Друг Вжик, надеюсь на тебя, — сказал Гор. — Воды я натаскал аж три ведра. Хватит, чтобы пару раз меня потушить.
— Успокойся, — сказала Двадцатая. — Ничего с тобой не случится. Если переживешь сам ритуал. Убери с его кровати тюфяк, Вжик. Когда вернется, уложишь его на доски. Потерпит. Уверена: ему будет не до удобств.
— Я опасаюсь, что сожгу весь корпус, подруга Двадцатая. Боюсь проснуться внутри большого костра. Буду запекаться в нем, как те съедобные клубни. Вот будет весело! Какой это умник додумался построить наш дом из дерева? Пожадничали? Не знали, кто здесь будет жить?
— Знали, Гор. И знатно потратились. В этом случае язык не поворачивается обвинить Лизран в жадности. Хотели бы сэкономить — не строили бы наш корпус из орнийского тополя. Здесь даже мебель из него! Вам разве не говорили? К вашему сведению, мальчики, наши невзрачные кровати стоят, как пять коров. Или как двадцать овец. С чем еще сравнить, чтобы вы представили ее примерную стоимость? Поджечь орнийский тополь можно, разве что бросив в его жерло вулкана. Наверное. Проверить это до сих пор никто не удосужился.
— Так вся эта древесина не горит? — спросил я, показал на стены.
— Нет, — сказала женщина. — И даже наша одежда из треточной ткани лишь плавится при очень высокой температуре. И то — плохо. Лизран бережет свои активы. Ведь огоньки приносят едва ли не половину от всего совокупного дохода клана! Так что в нашу безопасность вложили немалые деньги. И если мы от чего-то пострадаем, то не от безалаберности клановских.
— Сово… что? Тьфу! Откуда ты берешь такие слова, подруга Двадцатая?! Их даже выговорить не получается! А понимать, что они обозначают, даже не пытаюсь. Неужели не можешь разговаривать, как все люди? О. Вон, командир идет. Наконец-то. Пошли, что ли? Исполним нашу мечту, подруга, станем огоньками. Я не прощаюсь, друг Вжик! Скоро увидимся.
Я смотрел в окно на то, как Гор, Двадцатая и еще четверо шагали вслед за вар Бреном. Когда они зашли за столовую (зал для ритуалов находился в одном из тех дальних строений), я вернулся в комнату. Прикрыл ставни, несколько раз прошелся от стены до стены.
Потом свернул тюфяк Гора, бросил его на пол у тумбы. Чихнул, очутившись в облаке пыли. Попятился. На оголившихся досках кровати увидел нож.
Взял его в руку, взвесил на ладони. Провел пальцем по короткому клинку. Действительно, такой вполне может остаться у противника в ребрах. Хлипкий.
Взмахнул ножом, представив, что полоснул по горлу врага. Увернулся от воображаемого ответного удара. Чиркнул лезвием по невидимой руке, сместился в сторону… замер.
В своих действиях чувствовал неправильность.
Чего-то не хватает.
Прикрыл глаза. Попытался вернуть промелькнувшую в голове мысль.
Сообразил, что мне нужно: второй нож. Привык работать двумя руками. Представил в левой руке тяжесть второй рукояти. Да.
Просмотрел в памяти тот боевой танец, которому научил меня отец. Понял, что меня в нём всегда смущало. Удары кажутся в его рисунке… корявыми заплатками, посторонними, надуманными вставками. Словно кто-то забыл слова песни и подменил их другими, подходящими по смыслу, но полностью менявшими её мотив. И не в лучшую сторону!
Удары замедляли танец. Заставляли делать паузы, задерживаться на месте. Делали меня легкой мишенью.
То же самое было бы и с уколами: задержки.
Я посмотрел на нож.
Воображение тут же расставило по комнате полдесятка противников.
И я пустился в пляс.
Использовал отцовские движения и ту манеру боя с ножом, что подсмотрел у Гора.
Когда сумел остановиться, не смог сдержать эмоций.
— Ух ты! — сказал я.
По-новому взглянул на добытое в схватке с Первым оружие. Нож больше не казался мне никчемной безделушкой. Он стал выглядеть по-другому, хотя и не изменился внешне.